Джуд Морган - Тень скорби

• Название: Тень скорби
• Автор: Джуд Морган
• Издательство: Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»; ООО «Книжный клуб “Клуб семейного досуга”»
• Жанр: Проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9910-1092-4

Роман рассказывает о жизни Шарлотты Бронте. На пути к признанию и известности ей пришлось пройти через тяжелые испытания — бедность, несчастную любовь, смерть близких… Однако она сумела осуществить свою мечту — стала одной из самых популярных писательниц. До сих пор остается загадкой, что питало ее страстное воображение…

---

Шарлотта колеблется, наблюдая за сестрами. Ощущение очень похоже на то, как бывает, когда стихает ночной ветер: сжатый камень и древесина дома со скрипом расслабляются, так что становится осязаемым переход силы.

— Если вы хотите покончить с ложью, — говорит она, — и сделать так, чтобы каждая сторона понимала, на что может рассчитывать, нужно доказать, что Беллы — это три отдельных человека.

— Когда-то мы ими не были, — замечает Эмили, отходя к окну. За стеклом безумный летний день Хоуорта — битва солнца, дождевых туч и града.

— Значит, мы должны ехать в Лондон. Придется предъявить себя во плоти нашим издателям. Думаю, это… это должно было рано или поздно произойти. Мы не смогли бы вечно сохранять анонимность.

— Смотря как сильно ты этого хочешь, — доносится голос Эмили, приглушенный стеклом.

— Что ж, я не против, — говорит Энн. — По крайней мере, хотя и против, но предпочту сделать вид, что наоборот. Я никогда еще не бывала в Лондоне, поэтому вылазка в логово волков только придаст новизны. Или страха.

— Ах, уж если говорить о волках, то в их роли скорее оказываемся мы, — подхватывает Шарлотта. — В буквальном смысле волки, которых выставят на всеобщее обозрение и заработают на этом…

— Прекрати! — восклицает Эмили. — Не подливай масла в огонь. Энн, подумай, подумай, что ты делаешь.

— Я думала, Эмили, — отвечает Энн. — До сегодняшнего дня я много размышляла над этим вопросом. — Ее лицо неподвижно и серьезно, когда она добавляет: — Знаешь, я не поддаюсь мимолетным импульсам.

— Значит, ты собираешься поехать и представить себя, как выставочный экспонат, как визитную карточку, которую рассматривают, лапают, а потом выбрасывают…

— Мне это видится иначе, — говорит Энн; на этот раз перемещение сил, кажется, заставляет дрожать землю под ногами. — Я еду туда, чтобы просто быть собой. В конце концов, я не Эктон Белл: я Энн Бронте. Но я была бы гораздо счастливее, если бы ты тоже поехала, Эмили. Поедешь? Это бы прояснило всю историю с Беллами. И ты помогла бы мне, если бы поехала. В конце концов, ты, в отличие от меня, уже путешествовала.

— Боже правый, теперь я вижу, что ты помешалась. Пытаешься победить меня лестью, — холодно произносит Эмили, бледная и суровая. — Делай что хочешь. А меня оставь в покое.

Точно кошка, которая собралась на охоту, Эмили выходит из комнаты.

— Папа, нам нужно ехать в Лондон, мне и Энн. У нас неотложное дело с издателями.

— Лондон? Но, дорогие мои, я не могу поехать с вами. Такие путешествия мне теперь не под силу.

— В этом нет нужды, папа. Ты забыл, что я уже самостоятельно ездила в Европу.

— Конечно. — Папа почему-то выглядит слегка раздраженным после ее слов. — В таком случае присматривай за малышкой Энн. Вы отправляетесь рано утром?

— Нет, папа… мы хотим выехать сегодня… после чая. Мы послали чемодан на вокзал в Китли. Сядем на вечерний поезд. Мы бы поехали раньше, но… но пришлось обсудить этот вопрос с Эмили.

— Ясно, — отвечает папа, и Шарлотта, глядя на него, задумывается, а все ли так ясно ему, не затмевает ли какая-нибудь катаракта его острый ум. — Что ж, все это очень внезапно, но, пожалуй, пора привыкать к тому, что вы меня удивляете. Остается вопрос, где остановиться. Советую вам снова выбрать «Чапте кофихаус». Я не знаю в Лондоне лучшего места.

«Это единственное место в Лондоне, которое ты знаешь», — думает Шарлотта и на какой-то странный миг чувствует себя старше отца.

Эмили провожает сестер до «Белого льва», разделяя с ними, по крайней мере, сырость и дождь. Летний хоуортский день завершается гневом и абсурдом, умудряясь одновременно сотворить шквальный ветер, грозу и даже пятна мокрого снега. «Такого вы в своем драгоценном Лондоне не получите, верно?» — словно бы говорит он.

— Только обещайте… — начинает Эмили и прикусывает губу. — Простите, вы уже пообещали.

— Мы не расскажем о себе ничего лишнего. Только то, что необходимо для разъяснения правовой ситуации, — говорит Шарлотта, стараясь, чтобы голос не выдавал ее утомленности. — Я обещаю.

— Мы вернемся как можно скорее, — добавляет Энн, целуя холодное гладкое лицо Эмили.

— Сделав это, — произносит Эмили (тут мускулы на ее лице дрогнули: то ли от улыбки, то ли от холода), — вы никогда уже не сможете по-настоящему вернуться.

В Лидсе они решают действовать в соответствии со статусом знаменитостей и покупают билеты первого класса. Они усаживаются, расправляя мокрые юбки в пугающем комфорте стеганой кожи и лака. Шарлотта ожидала, что ночной поезд окажется долгим тарахтением сквозь безымянную темноту, но каждый город и поселок по меньшей мере кажется наполовину живым. Свет разливается по склонам холмов, платформы звенят торопливыми голосами, кони бьют копытами, бидоны с молоком катятся и катастрофически сталкиваются друг с другом. Поднятый фонарь выхватывает кричащее, смеющееся лицо носильщика в незабываемых деталях, так что можно разглядеть каждую морщинку и волосок щетины, — внезапный портрет пером и чернилами. Наконец холмы начинают уступать место равнинам и железная дорога продвигается вперед уже без триумфального преодоления искусственных лощин, туннелей и мостов: север остается позади. Шарлотта и Энн опираются друг о друга, каждая зевает и, потирая усталые глаза, признается, что сон невозможен.

— Так много людей, — говорит Энн, когда поезд проезжает мимо очередной толчеи крыш и дымоходов. — Конечно, ты знаешь, что в мире много людей, но по-настоящему не задумываешься об этом — об этих тысячах и тысячах… Даже если не быть такими, как мы, то есть будучи очень общительными, за всю жизнь можно встретить лишь незначительное число людей.

— Лично — да. Но для нас с нашими книгами все иначе. Через них нас может узнать гораздо больше людей, чем нам когда-либо удастся встретить. А это мысль, не находишь?

— Узнать нас, — эхом отзывается Энн. — Не возражаю. Я предпочитаю роль объекта… Но если судить нас… Это тяжелее, хотя и подстегивает к движению вперед. Надеюсь, люди не станут думать, что два романа — это все, на что я способна. Мне по-прежнему кажется, что отчасти я лишь пробую силы. Я хочу пойти гораздо дальше, глубже… — Энн несмело сжимает руку Шарлотты. — Знаю, ты думаешь, что «Уилдфелл-Холл» был поворотом не туда. Но я должна была его написать.

— Просто он такой… тягостный. Такой беспощадный. Когда этот человек катится в пропасть… Это Брэнуэлл?

— Возможно. В каком-то смысле это все мы — когда опускаем руки.

«О, — думает Шарлотта, — я не опущу рук, только не я». Дорога к Лондону оживляет давние болезненные воспоминания: о временах, когда Лондон был только остановкой на пути к истинному назначению, назначению ее жизни — Брюсселю. Нет, она, конечно, не опустит рук. Она уже очень долго держится из последних сил, как тонущий человек, который хватается за обломок своего корабля и без устали барахтается в воде: только совершенно ясная линия суши на горизонте заставит ее выпустить из рук спасительную деревяшку.

На кухне Эмили кормит Сторожа, отдавая псу лучшие кусочки баранины, которые она не стала есть за ужином. Когда Тэбби с ворчанием отправляется спать, Эмили остается на месте, на выложенном каменными плитами полу.

— Понимаешь, я просто не смогла на это согласиться, — обняв рукой мощную шею собаки, говорит Эмили. В тишине летней ночи ее сухой голос кажется обыденным и на удивление спокойным. Она смотрит на свои пальцы, играющие с шерстью Сторожа. Пальцы. — Это означает, что рано или поздно люди начнут лезть пальцами тебе в голову. — Она вздрагивает, потом прячет лицо в теплую шерсть пса и вдруг начинает завывать. — Я не помахала им рукой на прощание. Они ушли, и я отпустила их, не помахав рукой на прощание, намеренно.

Наконец она вытирает слезы, наполняет водой таз и нежно, но тщательно умывает глаза и щеки, чтобы не осталось даже намека на пятно.

Эмили находит Брэнуэлла, полураздетого и растрепанного, в столовой. Большую часть дня он проспал после эпического пьяного кутежа.

— Тут холодно, нужно разжечь камин. Где Тэбби, где Марта?

— Пошли спать. В такое время они не станут разжигать камин.

— Почему нет? Мы им платим, разве нет? Они едят наши продукты… — Он вытирает рукавом сопливый нос. В его голосе теперь постоянно слышится какая-то катаральная морось. А моргающие глаза приобрели такое оскорбленное выражение, словно быть открытыми для них неестественно, а пробуждение — это разрывание старой раны. — И вообще, куда, черт возьми, запропастились Шарлотта и Энн?

— Поехали в Лондон.

Брэнуэлл кисло смотрит на сестру.

— В шутках ты не сильна, Эмили.

— Если хочешь, могу разжечь камин. Но думаю, что холод у тебя внутри.