Джуд Морган - Тень скорби

• Название: Тень скорби
• Автор: Джуд Морган
• Издательство: Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»; ООО «Книжный клуб “Клуб семейного досуга”»
• Жанр: Проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9910-1092-4

Роман рассказывает о жизни Шарлотты Бронте. На пути к признанию и известности ей пришлось пройти через тяжелые испытания — бедность, несчастную любовь, смерть близких… Однако она сумела осуществить свою мечту — стала одной из самых популярных писательниц. До сих пор остается загадкой, что питало ее страстное воображение…

---

— Нет, — говорит Эмили. — Я не помню.

Шарлотта, встрепенувшись, смотрит на сестру с полуулыбкой на губах. Кажется, будто она сидит в экипаже, быстро проносящемся мимо. И она так далека от всего, что сейчас окружает ее.

— Разве?

«Боже мой, — думает Эмили, — Шарлотта не понимает».

На кухне Эмили заканчивает гладить, а Тэбби, ноги и спина которой теперь слишком плохо гнутся, чтобы позволить ей заниматься какой-нибудь работой, кроме самой легкой, слоняется рядом, заваривая чай и предаваясь воспоминаниям. Чем старше становится Тэбби, тем мрачнее делаются истории в ее бездонном кладезе, словно они из того же родника, что и немецкие сказки, которые читала Эмили. Человеческие переживания в них дики и непомерны, отцы прибегают к чудовищным жестокостям по отношению к заблудшим сыновьям, обитатели уединенных ферм теряют дар речи и способность пользоваться мозгами, мертвые руки хватают ключи, и отцепиться от них невозможно. Эмили нравится это. Но сегодня она не слушает.

— Что стряслось? — спрашивает наконец Тэбби, когда Эмили дрейфует к черному входу и выглядывает во двор. — Колики мучают, а?

— Нет. Просто смотрю, как дует ветер.

— Как всегда, — вздыхает месье Хегер. — Эта нездоровая зависимость от меня. Что ж, я вынужден согласиться с тобой: чем меньше я буду отвечать, тем скорее это затухнет. Бедняжка.

— Что ты сделал с письмом?

Он молча указывает на корзину для мусора. Мадам Хегер подходит и вылавливает обрывки: ей это не нравится. Слишком мало безразличия.

Он наблюдает за женой.

— Зачем?

— Их можно склеить вместе на картонке… Зачем? Ты ведь хранишь письма, которые приходят от других учеников, верно?

Он пожимает плечами.

— Да, если они рациональны.

— Ну вот. Это то же самое, как если бы мадемуазель Бронте находилась здесь: к ней не должно быть особого отношения. — Мадам Хегер беглым взглядом складывает воедино разорванные куски: «Я твердо убеждена, что снова увижу вас когда-нибудь, — не знаю когда и как, но это должно случиться, потому что я так этого хочу…» Рано или поздно придет и рациональное.

Еще одно правило, которому ее научила тетя Анна-Мари: всему нужно вести учет.

— Я просто переживаю, что он мог заболеть, — говорит Шарлотта. — Потому, наверное, я не получаю от него вестей. Он действительно изводит себя работой и не заботится о здоровье.

— Кто? — спрашивает Эмили.

— Как кто? Месье Хегер, разумеется.

— Да. Конечно.

Они в комнате Эмили — бывшем детском кабинете, где мало что изменилось. Как и в былые времена, сестры разговаривают перед сном. Только теперь предмет обсуждения всегда один и тот же. После некоторых сомнений Эмили решила начистоту обсудить его с Шарлоттой, а может, просто пришла пора это сделать. В конце концов, этой комнате тоже есть что сказать, комнате, где они создавали мир и где теперь этот мир скудеет, сохнет. Шарлотте нужно понять.

— Зачем ты это сказала? — Шарлотта садится на пол подле кровати. Она смотрит на Эмили достаточно воинственно, однако прячет голые ступни под ночную рубашку: потревоженная улитка, которая сворачивает усики.

— Потому что мне пришлось это сделать.

— Не вижу причин, которые бы тебя заставляли. Если я слишком много говорю на эту тему, можно просто предупредить меня об этом. Уверена, я вовсе не стала бы тебя утомлять…

Прячется теперь прямо в домик.

— Не эта тема, Шарлотта. Месье Хегер, он, он, он. Вероятно, ты в каком-то смысле права, говоря так, потому что теперь он стал единственной темой для разговора. Слова, слова — это все, что он теперь из себя представляет. Слова на странице. Ты ведь не собираешься возвращаться в Брюссель, верно? Ты понимаешь, что никогда больше не увидишь его. Все кончено. Так что теперь это только слова, и рано или поздно слова должны иссякнуть.

Плечи Шарлотты так вздернуты и напряжены, что Эмили знает: если протянуть руку и дотронуться, это будет все равно что коснуться дерева — твердые-твердые, чтобы защитить ужасную мягкость внутри.

— Ладно, — огрызается Шарлотта, — быть может, я действительно слишком часто о нем говорю, но ведь он довольно занятный человек, а в этой тоскливой, Богом забытой дыре, право же, нет ничего, что могло бы вызвать сравнимый интерес. Что до нашей переписки, она тоже очень интересна.

— Но неравноправна.

Шарлотта швыряет в сестру злобный взгляд.

— Ты жестока. Ты плывешь по жизни, как будто находишься выше всех ничтожностей мира, но поистине обладаешь жестокостью мстительной старой девы.

— Да, так и есть. — Никакой боли; возможно, она появится позже. — Чего я не выношу, так это бесполезной траты времени, сил, сердца и, прежде всего, сочинительства. Одному Господу известно, что ты вкладываешь в эти письма…

Шарлотта вскакивает на ноги.

— Я покажу тебе! Да, я покажу тебе, если хочешь. Ты увидишь, что в них нет ничего такого, чего можно было бы стыдиться…

— Дурочка, — говорит Эмили, крепко хватая сестру за руки и усаживая ее на место. — Мне плевать на это. Это бесполезная трата. Потому что… Посмотри, видишь, у тебя сейчас уже есть черновик, возможно, наполовину законченное письмо, если захочешь его показать. Еще одно, еще одно бесполезное письмо…

— Мне нравится их писать.

— Нет, не нравится. Это для тебя мука. И я ненавижу наблюдать за этим. О, какую бы ненависть я испытала, если бы перо и бумага сделались для меня этим! Если бы они угнетали меня и приковывали цепями. Они всегда были твоей свободой. Страница — это место, где ты должна жить — не умирать.

Скованная и онемевшая, Шарлотта садится на кровать.

— Я не могу быть такой, как ты, Эмили. Я не могу находить такого же удовлетворения.

— Удовлетворения? Боже правый, ты не знаешь меня, Шарлотта.

— Конечно, не знаю, потому что тебе так нравится.

С этим тоже позже: время еще будет. Когда она останется одна.

— Если ты думаешь, что я довольна… Нет, нет. Как раз знание того, что я никогда не смогу быть довольной, заставляет меня искать способ. Способ быть в мире. Оттого что знаю, что на самом деле я не должна в нем быть. Как в школе или казарме, когда тебя нет в списке для переклички, но ты ешь обеды и не поднимаешь головы, надеясь, что никто не заметит. Как раз потому, что я сплошь неправильная, мне необходимо найти что-то верное. И я нашла его здесь, в этой комнате. Мы все нашли, не так ли? Мы нашли что-то, что меняет условия жизни. Ты пишешь. Ты исписываешься, ты пишешь напрямик, ты пишешь правильно. Но такое впечатление, что ты забыла как. — Она обнимает Шарлотту, и та гнется, склоняется, подчиняется. — Шарлотта, он забирает твою жизнь.

— Моя жизнь — это он, — стонет Шарлотта на груди у сестры. — О Боже, Эмили, никогда никому не рассказывай, никогда не говори об этом. Я знаю, знаю, что это неправильно.

— Неправильно? Какого дьявола! Что за чушь про правильно и неправильно, при чем здесь это? — Они то ли обнимаются, то ли колотят друг друга. — Речь идет о том, убьет тебя это или ты выживешь. Тихо. Ш-ш.

Какое-то время Шарлотта тихонько рыдает. Эмили кончиками пальцев гладит ее волосы.

— Пообещай, — говорит Шарлотта, когда обретает способность говорить, — пообещай, Эмили, поклянись. Поклянись, что никогда не заговоришь об этом. Я выживу. Я остановлюсь, хотя и не знаю как. Но ты должна поклясться.

— Клянусь, клянусь. За кого ты меня принимаешь? Ах, ну да, конечно, ты ведь меня не знаешь.

Шарлотта поднимается с кровати; на ее лице — следы неистовых эмоций.

— Я ранила твои чувства.

— Да, но кровь не идет. Кроме того, ты, вероятно, говорила правду.

— Я завидую тебе, — с каменным лицом произносит Шарлотта. — Почти ненавижу тебя. Потому что ты можешь писать. — Она показывает на маленький шаткий столик, сложенные бумаги. — Ты писала перед тем, как я пришла, не так ли? Интересно, что именно? Но я, я не могу, понимаешь? Только письма. Ты была права. Без сомнений, оттого что я не вижу в этом смысла, от осознания, что это никуда не приведет, я не могу быть автором… Но нет, на самом деле причина в том, что все изливается в другую сторону. Мараю бумагу, как сумасшедшая, и ровным счетом ничего не создаю. — Она подходит к маленькому простому квадрату зеркала, которое служит Эмили туалетным столиком. Огромные глаза зло смотрят на нее из отражения, потом бросаются к Эмили. — Никак не ожидала, что любовь может быть похожей на смерть.

3 Утраченное и найденное

— Прости, этот визит нельзя назвать самым спокойным для тебя, верно? — сказала Мэри Тейлор, закрывая дверь спальни, чтобы отгородиться от шумной болтовни, которая по-прежнему воодушевленно продолжалась внизу. Дом Тейлоров в Клекхитоне был доверху заполнен Тейлорами и их родней, сплошь розовощекими, неутомимыми людьми, любящими поспорить. Прощальная встреча, но, что характерно, не печальная.