Джуд Морган - Тень скорби

• Название: Тень скорби
• Автор: Джуд Морган
• Издательство: Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»; ООО «Книжный клуб “Клуб семейного досуга”»
• Жанр: Проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9910-1092-4

Роман рассказывает о жизни Шарлотты Бронте. На пути к признанию и известности ей пришлось пройти через тяжелые испытания — бедность, несчастную любовь, смерть близких… Однако она сумела осуществить свою мечту — стала одной из самых популярных писательниц. До сих пор остается загадкой, что питало ее страстное воображение…

---

Шарлотта садится. Она смотрит на Брэнуэлла, который так верен себе и в то же время так изменился от одной лишь смены обстановки.

— Бэнни, разве это не странно?

Самое странное, что это своего рода домашнее хозяйство, но без тетушки и без папы: отдельное, свободное. Шарлотта обнаруживает, что сидит на самом краешке старого, набитого конским волосом дивана и испытывает нечто вроде ожидания: словно вот-вот начнутся какие-то волнующие события, какое-то лихорадочное представление.

— Это в высшей степени странно, не так ли? — Его блуждающая улыбка вторит ей, отражает ее смех; потом немного тускнеет. — Почему ты меня так назвала?

— Не знаю. Просто подумалось, наверное, о том, какой долгий путь мы прошли. С тех пор, как были детьми в маленьком кабинете. И в то же время кажется, будто все промелькнуло в мгновение ока… — Она встряхнулась. — Значит, у тебя заказы?

— Один. Пока. Священник, папин друг. Толстый, приятный, болтливый, отъявленный плут, о чем мы ни в коем случае не говорим. Шарлотта, пообещай мне, что никогда не выйдешь замуж за викария.

Пришла пора Шарлотте замяться.

— Почему ты это говоришь?

— О, потому что именно так зачастую поступают дочери бедных священников, как только представляется случай, — отвечает Брэнуэлл, ероша рукой вечно растрепанные волосы. — А некоторые из них, да поможет им Господь, так мало себя ценят, что буквально кидаются на такой шанс, думая, что судьба оказала им неоценимую услугу, если скучный педант с высоким воротником соизволил обратить на них свое драгоценное внимание.

— Не может быть, что все викарии такие, — возражает Шарлотта, но довольно слабо, потому что в душе согласна с братом.

— Плуты они все. И что хуже всего… — Брэнуэлл проводит ладонью по лицу, будто разглаживает нахмуренный лоб. — Хуже всего, что мой маленький игрушечный конек далеко меня завез, и это утомительно для тебя, а значит, довольно. Итак, ты все-таки решила вернуться в Дьюсбери-Мур…

Шарлотта берет вялую, негнущуюся руку манекена, пожимает ее. Внезапно появляется странный импульс: сдернуть его с дивана и швырнуть через всю комнату. Ведь так можно, наверное. Боже мой, о чем это говорит?

— Да, я не вижу ничего другого. Кроме того, мне уже лучше. Справлюсь.

Почувствовав себя несколько неуютно под пристальным взглядом брата, Шарлотта поднимается и подходит к столу, чтобы просмотреть альбом.

— И это… этого ты хочешь, Брэнуэлл? Знаю, знаю, это была твоя идея, ты многое сделал, чтобы все устроить. Но как насчет… в общем, ты еще подаешь материалы в «Блэквудз»?

— Отчаялся в них, — отвечает Брэнуэлл с коротким смешком. — До противного робкие ребята, не хотят и шага в сторону сделать — ничего нового, ничего смелого. В итоге просто ничего. От Вордсворта ответа так и не получил. С другой стороны, ему, конечно, не по душе конкуренция, теперь-то, когда исчерпывается его вдохновение. Я вот как это вижу, — он выразительно простирает вперед сложенную пригоршней ладонь, — время придет. Должно прийти — иначе зачем вообще было зарождаться желанию бумагу марать? А пока главное — продолжать писать. Кстати, можешь по-прежнему показывать свои записи, Шарлотта, мне будет очень интересно.

Ее досуг. Ее запрещенный досуг. Шарлотта вновь берет вялую, негнущуюся руку манекена, пожимает ее. И вновь странное желание сдернуть его с дивана и швырнуть через всю комнату. Вместо Брэнуэлла, быть может? Брэнуэлла, для которого папа и тетушка устроили студию, лишь бы тот мог следовать своему призванию художника. А как иначе? И теперь он милостиво предлагает просмотреть ее любительские наброски. Но в то же время она его любит. Ее тошнит, ей страшно, как будто она сделана из яда.

— Брэнуэлл, а что же случилось с твоими игрушечными солдатиками?

— Что? — Его смех поспешен, резок. — Бог его знает. Потерялись, сломались, наверное. Или где-нибудь на чердаке валяются. Чего вдруг ты о них вспомнила?

— Не знаю. — «Значит, валяются на чердаке», — думает она и продолжает: — Просто интересно, наверное, а с людьми такое случается?

— Меня зовут мисс Пачетт. А вы, насколько я понимаю, мисс Бронте.

Пока что очень хорошо, так держать: обмен информацией. С большой холодной высоты Эмили наблюдает, как ее руку жмет рука мисс Пачетт. Столкновение миров. Все равно очень хорошо.

— Да. То есть… — Не будучи старшей, она никогда не называлась «мисс». — Эмили Бронте.

— Здесь используется исключительно обращение «мисс» — как с ученицами, так и с учительницами, — отмечает миловидная и весьма практичная мисс Пачетт, успевая за несколько мгновений эффектно пройти через удивление, озадаченность и понимание, раздражение и суждение. А Эмили представляется воробей, плескающийся в дорожной канаве, пока по мокрой земле не прогремит следующий экипаж. — Что ж, вы, должно быть, устали с дороги. Надеюсь, вы поужинали. Девочки только что поднялись наверх. У вас все платья такие, как это дорожное?

— Это одно из моих двух.

Мисс Пачетт вздыхает и идет посмотреть на себя в большое зеркало над камином. Ее гостиная представляет собой безмятежно жаркий, потрескавшийся плюшевый уголок — точно кошка обставила свою комнату. На несколько мгновений Эмили замечает в зеркале длинные усы и эллиптические нефритовые глаза мисс Пачетт, пока та лижет лапу — приглаживает выбившийся локон и снова вздыхает: «Я знаю, я вижу это. Сельский пастор, ограниченный доход, отсутствие общества. Как часто с таким сталкиваешься. Сочувствуешь. Жаль только, что нынче никто уже не знает, как показать себя в лучшем свете». Мисс Пачетт выглядит моложе своих лет. Камин шипит, как маленький домашний дракон.

Беглый осмотр затемненной классной комнаты, некогда сарая, части солидного, прочного особняка в Ло-Хилле, окопавшегося на вершине холма и по-прежнему являющегося центром фермерского хозяйства. В глубине души Эмили пожалела об этом расколе. С овцами, коровами и птицей явно легче, чем с этим: открывается дверь дортуара, в уши ударяет шум, производимый множеством собранных вместе девочек.

— Эту спальню вы будете делить с мисс Хартли. Сейчас она наблюдает за отходом девочек ко сну. Это одна из обязанностей, которые вы будете выполнять по очереди. В данный момент, как я, кажется, упоминала в нашей переписке, у нас на пансионе более двадцати учениц.

Двадцать? Нет, удвойте или утройте это число, чтобы оно сравнялось с обезьяньей толпой за дверью. Пузырь гомона, хихиканья, бормотания надувается, пока Эмили не начинает казаться, что он вот-вот лопнет и капли женской болтливости забрызгают стены, потекут струйками вниз.

— Что же, мисс Хартли скоро будет здесь и сообщит вам об остальных ваших обязанностях. Я пришлю наверх ваш сундук. Думаю, мисс Бронте, мы с вами поладим. — Мисс Пачетт со сдержанной улыбкой пожимает руку (или, коротко мурлыча, трется о ногу перед тем, как задрать хвост трубой и отправиться на охоту за птичками). — Вы, хвала Господу, не болтливы.

Эмили разбирает чемодан, когда в спальню входит ее коллега. Она несет свечу. Она не ставит ее на тумбочку, но выжидает пару мгновений, прислушивается, стоя у двери, ведущей в дортуар, потом распахивает дверь, выкрикивает:

— Так, еще хоть звук — и я пройду между вами вот с этим и подожгу комнату! Подумайте об этом. Подумайте, как весело вспыхнут эти занавески. Хартли не настолько сумасшедшая, чтобы такое сделать? Да ну? Вы знаете, что именно настолько.

Мисс Хартли — налитые кровью глаза, страдальческие губы, лет под тридцать — приветствует Эмили беглым взглядом и подобно пловцу ныряет в кровать. Лежа на спине, стаскивает чулки, непринужденно при этом потягивается и произносит:

— Ля Пачетт говорила, что вы приедете. Вы родственницы?

— Нет.

— В таком случае она стерва. — Мисс Хартли расстегивается и развязывается; панцирь платья соскальзывает вниз и ложится у ног мелкой лужицей. Эмили не знает, что делать, куда смотреть. Мисс Хартли так много. — Знаете, вы возненавидите это место. Дай бог разглядеть. — Она берет часы с тумбочки у кровати и всматривается в них. Большие серебряные карманные часы. — Отцовские. Должны были отойти брату, но тот умер. Чахотка. Отец сказал мне: «Можешь взять себе, теперь это не имеет значения». Итак, следующие три четверти часа я смогу бодрствовать. Это то, что у меня есть. Примерно столько времени остается на себя, если повезет. — Она снова валится на кровать. — Небольшой благословенный интервал пребывания во сне, а потом, только открываешь глаза, долг начинается и не прекращается, пока опять не добредешь до кровати. Я уже говорила, что вы возненавидите это место?

— Это мисс Бронте, — объявляет мисс Пачетт. — Нет нужды говорить, что все вы, живущие и не живущие здесь, будете оказывать ей уважение, соответствующее ее статусу в Ло-Хилле.