Джуд Морган - Тень скорби

• Название: Тень скорби
• Автор: Джуд Морган
• Издательство: Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»; ООО «Книжный клуб “Клуб семейного досуга”»
• Жанр: Проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9910-1092-4

Роман рассказывает о жизни Шарлотты Бронте. На пути к признанию и известности ей пришлось пройти через тяжелые испытания — бедность, несчастную любовь, смерть близких… Однако она сумела осуществить свою мечту — стала одной из самых популярных писательниц. До сих пор остается загадкой, что питало ее страстное воображение…

---

Из окна гостиной Шарлотта и миссис Смит наблюдали, как легко и прямо он держится в седле.

— Джордж почему-то решил, что растолстеет, если не будет упражняться, что у него это в крови, — сказала миссис Смит. — Его отец действительно набрал немного лишнего веса в более зрелом возрасте, но в Джордже я такого не замечаю. Несмотря на это, я поощряю его конные прогулки, потому что так он бывает на свежем воздухе и отрывается от своего письменного стола. Как вы прекрасно знаете, мисс Бронте, он работает просто-таки на износ. Он чувствует, какая на нем ответственность. Знаете, Джорджу едва исполнилось двадцать, когда к нему перешла роль главы семейства; от него очень много зависело и зависит до сих пор. Он всякий раз обязан делать только правильный выбор. Ошибкам фактически нет места.

Проницательная, внимательная, непреклонная миссис Смит, сумевшая окружить Шарлотту искренним гостеприимством, сглаживала робкое молчание гостьи, чувствовала, когда на нее находили сокрушительные головные боли, исполняла роль скромного и умелого гида, показывая достопримечательности Лондона. Надо признать, что Шарлотте едва ли доводилось встречать такую благожелательность в других женщинах. Странно, что время от времени в этом ярком худом английском лице ей чудился мечтательный, убийственный взгляд мадам Хегер.

Теккерей, ничуть не обидевшись, пригласил Шарлотту на ужин в свой радушный дом с эркерами в Кенсингтоне. Подобралось общество хорошо воспитанных и хорошо одетых, литературно образованных леди. Шарлотта сразу же — по взглядам, которые на нее украдкой бросали, по поглаживанию шеи, по мимолетным улыбкам — поняла, что ей не о чем с ними говорить. Проверка началась после ужина, когда мужчин оставили наедине с портвейном. Одна из дам, следуя законам гостеприимства, взялась составить Шарлотте компанию.

— Нравится ли вам Лондон, мисс Бронте?

Подумав, Шарлотта ответила:

— Дай нет.

Дама как-то по-птичьи нахохлилась, вздохнула, отвернулась. Почему? Ведь такой вопрос, безусловно, достоин серьезного рассмотрения. К счастью, в комнате находилась гувернантка дочерей Теккерея: хоть с кем-то можно поговорить.

Теккерей, раскрасневшийся от портвейна, ненадолго присоединился к ним, потом, кривясь, извинился и исчез. Позже Джордж Смит сказал ей, что тот ездил в свой джентльменский клуб.

Шарлотта не удивилась. В каком-то смысле, подумала она, он его и не покидал.

— Вы никогда не позировали для портрета? — спросил в экипаже мистер Смит.

— Нет… то есть да. — Шарлотте пришлось выдавить эти слова из памяти. — Своему брату. Он учился на художника. Однажды он писал наш групповой портрет, а себя нарисовал в середине. Хотя, конечно, с четырьмя не может быть середины… — Невероятно, как боль проходит через годы: какой свежей остается рана. — Но это другое. Он знал меня лично. А мистер Ричмонд… в его распоряжении будет только моя внешность. Да поможет ему Господь.

— О, но ведь это его ремесло, его гений. Он изучает лица, читает, переводит. Мне кажется, я видел, как вы проделываете то же самое, мисс Бронте.

— Не знала, что я настолько прозрачна.

Казалось, он оставил при себе какой-то ответ.

— Что ж, уверяю вас, это не займет много времени. И мне будет очень приятно послать портрет вашему достопочтенному отцу. Наглядное доказательство вашей, мисс Бронте, славы.

Шарлотта вжалась в угол коляски. Она-то как раз могла бы обойтись без наглядных доказательств.

— Нет, — сказала Тэбби, вглядываясь в портрет над каминной полкой, пятясь, подходя ближе, тряся вторым подбородком, — нет, не похоже. Он дорисовал тебе лишних лет.

«Лишних лет? — подумала Шарлотта. — Как такое возможно?» А потом вздрогнула от скуки собственного несчастья, от неизбежности своего «я».

Наглядное доказательство ее славы: оно также явилось в образе мужчины, похожего на красивую разговорчивую лошадь; великий деятель и мыслитель, доктор, реформатор образования и прочее; большой охотник и коллекционер знаменитостей, к которым Шарлотте теперь приходилось причислять себя. Человек, с наивысшей степенью категоричности отвергающий ответ «нет»: сэр Джеймс Кей-Шаттлворт. Даже его имени, думала Шарлотта, было слишком много, и она мысленно переименовала его в Шаттлкока[117], хотя по округе начали гонять именно ее. Визита в его поместье в Готорпе, где Шаттлкок очаровательно докучал ей, оказалось недостаточно, и он продолжал изводить ее любезностями и приглашениями. Но папа во всем поддерживал Шаттлкока, поскольку не мог не учитывать его северных корней. Общество вокруг «Смит, Элдер и Ко» в Лондоне по-своему хорошо, казалось, намекал он, но следует заводить знакомства ближе к дому… На что, собственно, он намекал? На какую-то опасность в обществе Джорджа Смита?

Что ж, хотя Шарлотта хранила молчание, она тем не менее легко могла успокоить папу. Это абсурдно. Начать с того, что Джордж Смит хорош собой (даже красив — да, позволим это), младше ее и успешен в обществе — одним словом, он просто создан, чтобы жениться на какой-нибудь золотой куколке. Во-вторых, ее сердце слишком омертвело для таких порывов. Она проверяла это. Как? Путем эксперимента. Она позволила себе предположить — в качестве своего рода гипотезы, — что пропасть между его привлекательностью и ее серостью возможно преодолеть; что его социальные и финансовые ожидания не имеют значения; что бдительность его матери можно обмануть; что через восхищение ею как писательницей Джордж Смит придет к другому виду восхищения. Итак, сведи воедино все эти воображаемые условия, а затем прислушайся к сердцу.

Ничего. Или разве что волнение, но не настолько сильное, чтобы переживать по этому поводу. С самого начала общения с Джорджем Смитом Шарлотта знала, что ради него она не опустит рук. На самом деле теперь она сомневалась, что вообще когда-нибудь опустит руки: просто будет продолжать цепляться за обломок, барахтаться в воде и смотреть, как наступает неизбежная ночь.

Благожелательная травля, устроенная Шаттлкоком, все-таки привела к одному хорошему событию. Не в силах больше отказываться от приглашений, Шарлотта отправилась погостить у сэра Джеймса в его летнем доме у озера Уиндермир — и время ее визита совпало с пребыванием там Элизабет Гаскелл.

Шарлотта знала о ней — ее роман «Мэри Бартон» оспаривал места на книжных полках с произведениями Беллов. Кроме того, имел место обмен письмами, который убедил Шарлотту, что они с Элизабет поладят. Если, конечно, не принимать во внимание ужаса знакомства с новым человеком. И когда Шарлотту представили миссис Гаскелл — привлекательной, легкой в общении, уверенной в мире и его существовании, — она съежилась и ушла в себя. Превратилась, как она сама для себя сформулировала, в Бронте. Но теплый, спокойный взгляд миссис Гаскелл таил неспешный интерес, и в течение дня они незаметно перешли от настороженной симпатии к полному доверию.

— Я всегда чувствовала, что Ловудскую школу должен был породить какой-то прототип из реальной жизни, — сказала миссис Гаскелл. — Но из ваших слов видно, что вы скорее смягчали, чем преувеличивали, когда переносили его в «Джен Эйр».

— Что ж, как вы знаете, есть некоторые вещи, которых нельзя допускать в художественном вымысле. Нельзя вызывать у читателя отвращение, поскольку жизнь слишком часто бывает отвратительной. Читатель хочет нежного обращения. В реальной жизни две мои сестры умерли из-за того, как с ними обращались в школе, — но стоит написать такое в книге, и люди начнут жаловаться, что автор гонится за дешевыми эффектами.

— Вам это помогло? Вам стало легче, когда вы написали о Ловудской школе и мистере Брокльхерсте — да, я вижу, что он тоже был настоящим, — и переложили все это на бумагу?

— Не знаю. Я знаю, что при настоящем Брокльхерсте я не могла говорить, — настолько была запуганной, — и никто из девочек не мог, — ответила Шарлотта. — А моих старших сестер школа заставила замолчать навеки. Так что перо наконец позволило мне высказаться. Но я не думаю, что сочинительство по-настоящему помогает или мешает: это просто что-то, что необходимо делать. У вас не так?

— Теперь так, — после короткой паузы произнесла миссис Гаскелл. Окно гостиной выходило на озеро, и солнце, опускающееся на воду, маленькими розовыми бликами играло на лице Элизабет. — Я взялась за «Мэри Бартон», потому что меня к этому подтолкнул муж, потому что без дела я сошла бы с ума. Мой маленький мальчик умер. Уильям. Ему еще года не было. Мне тоже хотелось умереть. У меня по-прежнему оставались три маленькие девочки и мой дорогой муж, и все же, знаете, мисс Бронте, мне не было до них дела, абсолютно никакого, что было очень плохо с моей стороны. Я хотела только Уильяма. Усилия и отвлеченность сочинительства должны были спасти мой разум — и спасли. — Элизабет внезапно повернулась к Шарлотте с пронзительной, голой улыбкой на губах. — Но я так и не перестала хотеть Уильяма. Хотеть, чтобы он вернулся.