Джеймс Кейбелл - Сказание о Мануэле. Том 1

• Название: Сказание о Мануэле. Том 1
• Автор: Джеймс Кейбелл
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1993
• ISBN: ISBN 5-8352-0243-1

«Сказание о Мануэле» — знаменитая эпопея одного из основателей жанра фэнтези американского литератора Джеймса Брэнча Кэйбелла.

Мы начинаем знакомство со «Сказанием о Мануэле» с публикации двух романов: «Земляные фигуры» (1921) и «Юрген» (1919).

Первый том «Сказаний» знакомит читателя с удивительной страной Пуактесм, где рядом со средневековыми замками бродят кентавры, в лесных озерах живут русалки, где хитроумные демоны всячески пытаются сбить с пути истинного честных и благородных рыцарей.

Яркая палитра повествования, невероятные приключения главных героев, неподражаемый юмор и утонченная стилистика — все это читатель найдет на страницах «Сказания о Мануэле».

---

Мануэль по — прежнему смотрел на зелено — фиолетовые горы и высокие облака, плывущие на север. Этот величественный и прекрасный пейзаж, казалось, был совершенно равнодушен к судьбам человечества. Фрайдис сказала:

— Давай не будем думать слишком много об этом, мой милый. Для молодых это пустая трата прекрасного времени, а молодость коротка.

— Но я не могу примириться с мыслью, что ты никогда не полюбишь и не познаешь истинного Мануэля, и мне не дает покоя то, что наши органы чувств, единственно посредством которых мы узнаем друг друга, могут обманывать. Чем я могу быть для тебя, как не плотью и голосом? Но не в этом причина моей тоски, милая Фрайдис, а в том, что мои сомнения во всем, даже в тебе, милая Фрайдис, даже когда я обнимаю тебя, стеной встают между нами: низкой, длинной, прочной стеной, которую нам никогда не разрушить. Я понимаю, что в действительности я никакой не герой, а лишь скучный и одинокий обитатель подозрительного замка своего тела; что я, который сам не знает, кто он такой, буду умирать в сомнениях и одиночестве под надежной защитой позерства, грубоватости и жизнерадостности, которыми я отгородился, чтобы выжить. И в этой мысли тоже есть своя печаль.

Сейчас Мануэль был таким, каким Фрайдис его никогда не видела. Она удивилась, она была напугана неожиданной мрачностью этого красивого парня, в то время как ее мягкие алые желанные губы были от него так близко, а ее темные глаза смотрели на него с прекрасным и нежным томлением, которое не описать.

— Я не понимаю тебя, мой дорогой, — сказала она, уже не возвышенная королева Аудельская, а лишь простая смертная. — Верно, что весь мир вокруг нас — только иллюзия, но ты и я — реальны и очень близки, поскольку ничего не скрываем друг от друга. И я уверена, что нет никого счастливей нас и никто так не подходит друг другу. И, определенно, подобная мнительность не к лицу тебе, который, как ты сам сказал лишь на днях, от природы честный и откровенный.

Тут мысли Мануэля вернулись назад от облаков и зелено — фиолетовых гор. Он несколько мгновений смотрел на нее очень серьезно, потом невесело рассмеялся и сказал:

— Вот!

— Но, дорогой, ты сам не свой…

— Да — да! — сказал Мануэль, целуя ее. — Я на минутку забыл, что я честный, откровенный и какой — то еще, каким ты представляешь меня. Теперь я снова обрел свое прежнее искреннее, жизнерадостное и грубоватое «я» и больше не стану будоражить тебя подобными глупостями. Ведь я — Мануэль: я следую своим помыслам и своему желанию, и, если это приведет меня к одиночеству, я должен его перенести.

Глава XVIII Выбор Мануэля

— Но я не могу понять, — сказала Фрайдис в один прекрасный сентябрьский день, — как так получается, что и Шамир у тебя в руках, и тайна одушевления изваяний, но ты не используешь ни тайну, ни талисман. Ты не создаешь больше фигур, ты теперь говоришь: «Нет, мы немного погодим», ты даже не захотел оживить десять карикатур на создателей образов, которые уже слепил.

— Это произойдет в свое время, — сказал Мануэль, — но оно еще не пришло. Между тем я избегаю занятий древним таинством Туйлы, потому что видел, какое действие оно оказывает на злоупотребляющих им. На мне был гейс создать фигуру, и я слепил и оживил такого великолепного веселого молодого героя, который отвечал моим помыслам и желанию. Таким образом, насколько я понимаю, мой гейс выполнен — у всего есть конец. Возможно, Небеса обогнали меня в количестве созданий, но первенство в таком деле — не вопрос арифметики.

— О да, у моего косоглазого мальчика все добродетели, включая скромность!

— В общем, я видел, что моя идея получила воплощение и покинула Морвен. Во всех отношениях этот парень, за исключением легкой хромоты, которая, по — моему, его не портит, ни в чем не уступает воплощениям идей того великого мастера, которого одни называют Пта, другие Яхве, третьи Абраксас, а кое — кто Кощей Бессмертный. Короче, я создал фигуру более восхитительную и значительную, чем все человеческое стадо, и почиваю на лаврах.

— Верно, ты сотворил прекрасное живое существо.

Но тогда разве женщина, производящая на свет красивого мальчика, не делает то же самое?

— Принцип не один и тот же, — с достоинством сказал Мануэль.

— Да почему ж?

— Для начала, мое изваяние — оригинальное, выполненное мной без посторонней помощи произведение, тогда как дети, насколько я представляю, являются результатом не вполне логичных совместных действий. Поэтому и ребенок в известной степени случайное произведение, и его черты и особенности не могут быть точно задуманы заранее и тем более выдержаны его создателями, которые в пылу творения, по — моему, зачастую отклоняются от лучших эстетических канонов.

— Что до этого, то никому из создающих уникальные вещи не удается создать их точно по проекту. Помнишь, даже твой парень хромал…

— Да, но как изящно!

— Нет, Мануэль, лишь чудотворцы, вызывающие мертвецов и приказывающие духам возвратиться в плоть, могут быть уверены в результатах своего чародейства. Ибо лишь эти волшебники знают наперед, что они сотворят.

— О, это новость! Так ты думаешь, можно вызвать мертвеца в некоем более осязаемом облике, нежели поучительный призрак? Думаешь, можно умершую девушку — или, коли на то пошло, умершего юношу, или почившего архиепископа, или покойного старьевщика — вернуть к жизни в теплой плоти?

— По дорогой цене, Мануэль, возможно все. Мануэль же сказал:

— Какую цену надо заплатить, чтобы получить назад добычу Смерти? И каким образом дать эту взятку? Впрочем, богатства и красоты этого большого круглого мира покажутся грошом по сравнению с ее сундуками — крохотной, не очень — то блестящей монеткой, которая — даже она! — принадлежит Смерти, но та ее еще пока не подобрала. Вскоре этот час и все, что важно прошествовало по свету в течение этого часа, окажется в тех склепах, где грудами лежит все, что ценилось в старину…

…Сейчас там собраны такие силы, красота и мудрость, каких не может ухватить человеческая мысль. Император владеет здесь половиной мира, но там Смерть делает из императоров ничто. А в переполненных кладовых Смерти никто не побеспокоится составить опись тысяч и тысяч императоров, царей, пап, фараонов и султанов, которым в их дни поклонялись как всемогущим. Сейчас же они там в общей куче, наряду со всем, что ценилось в старину…

…Это же касается и красоты: даже красота Елены не выделяется таким среди миллионов ослепительных цариц. Здесь много хорошеньких женщин, но выше всех Фрайдис, поэтому я доволен. Но там — полногрудая Семирамида, светлокудрая Гинерва, Магдалина, любившая Христа, Европа — смеющаяся невеста быка и Лилит, чей горячий поцелуй воспламенил Сатану, и много других дам, о силе красоты которых слагались песни, заставляющие нас вспомнить все, что ценилось в старину…

…Когда мудрости не хватает, у нас здесь всегда найдутся деловые люди, способные сложить два и два, а справедливость немедленно отличает от несправедливости ближайшее жюри из двенадцати присяжных. Здесь у нас есть много Гельмасов, мудро рассуждающих под сенью гусиных перьев. Но там — Катон, Нестор, Мерлин и Сократ. Абеляр сидит рядом с Аристотелем, а семеро мудрецов беседуют с великими пророками, там — все, что ценилось в старину…

…Все — все собирается в переполненные кладовые и укрывается настолько надежно, что богачка Смерть вполне может презрительно насмехаться над Жизнью. Веем — веем владеет Смерть, а Жизнь только расчесывает свои болячки, покуда Смерть ей это позволяет. Нет, Фрайдис, Смерть подкупить нельзя! И какую взятку должна предложить Жизнь, какую бы Смерть уже не получила и не похоронила в тысячах пыльных гробов наряду со всем, что ценилось в старину?

Фрайдис ответила:

— Только одно. Да, Мануэль, есть одно, чего никакие грабежи Смерти никогда не отнимут у Жизни и что никогда не попадет под ее власть. Приняв это во внимание и сделав то, что требуется, очень отважные могут возвращать умерших к жизни в теплой плоти.

— В общем, я слышал истории о самонадеянных людях, пытавшихся сотворить подобные чудеса, но путь всех этих смельчаков рано или поздно заканчивался Бедой.

— Разумеется! К кому же еще, по — твоему, должен вести их путь? — сказала Фрайдис. И она объяснила, как обстоит дело.

Мануэль задал много вопросов. Весь этот вечер он был задумчив и необычайно нежен с Фрайдис, а ночью, когда Фрайдис уже спала, дон Мануэль еле заметно поцеловал ее, затем прищурил глаза и на мгновение закрыл их ладонью. Стоя вот так, высокий юноша странно шевелил губами, словно они онемели, а он старается вернуть им подвижность.

Затем он надел доспехи и опоясался мечом. И он вышел, крадучись, из их скромного волшебного дома, направился в Бельгард и украл коня из конюшни герцога Асмунда.