Владимир Венгловский - Нельзя бежать с Колымы

• Название: Нельзя бежать с Колымы
• Автор: Владимир Венгловский
• Издательство: Снежный ком
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-904919-94-8

---

Владимир Венгловский Нельзя бежать с Колымы

Я полностью реабилитирован.

Имею раны и справки.

Две пули в меня попали

На дальней, глухой Колыме.

Одна размозжила локоть,

Другая попала в голову

И прочертила по черепу

Огненную черту.

А. Жигулин. Памяти друзей

– Привет, Шпрот.

Я похлопал его по плечу. Когда Шпрот оглянулся, улыбка медленно сошла с его лица, а в глазах отразилась целая гамма чувств: узнавание, удивление и страх, по очереди. Он никогда, со времен нашего знакомства, не умел скрывать эмоции.

– Раймонд? Вы?!

– Мне нужна твоя помощь. – Я взял Шпрота за локоть, чтобы он случайно не затерялся в толпе демонстрантов.

– Да, конечно, – засуетился Шпрот. – Если чего смогу.

– Сможешь, я в тебя верю. Покажи ладонь.

Он поднял дрожащую руку – пальцы светились зеленой краской, невидимой обычному человеку.

– Ясно, – хмыкнул я. – Ты всё тот же стукач.

Вокруг нас бурлила первомайская толпа, текла по главной улице на площадь с памятником, устремляющим к городу руку. На центральной трибуне восседала городская власть.

«Да здравствует Коммунистическая партия, ура!»

«Ура!» – катилась над головами звуковая волна.

– Ура! – крикнул Шпрот, пытаясь вырваться.

– Не дури, – сказал я. – Ты всё там же живешь, на Пушкинской?

– Да.

– Сам?

– Э… Ну да.

– Идем.

Я потащил его сквозь толпу.

– Василий, ты куда? – попыталась остановить нас дородная дама в твидовом пальто и с красным значком на груди.

– Я тут… с товарищем.

– Он со мной, – сказал я тоном, не терпящим возражений.

Дама поглядела на мой череп со страшным багровым шрамом, видневшимся сквозь ежик волос, и спорить не стала.

Вынырнув из людского потока, мы вошли в старый парк. Сколько себя помню, он так и назывался в простонародье «старым». Новый – это большой, имени Фрунзе, что у набережной. Там бьют фонтаны и поднимается колесо обозрения. А здесь, на старом еще с моего детства остались заржавевшие качели – «крутилки», на скамейках днем сидят молодые мамаши с колясками, а по вечерам, пряча бутылку, соображают «на троих» местные забулдыги. Мы уходим, возвращаемся, но ничего не меняется, лишь неожиданно для меня городская служба озеленения посадила несколько магнолий. Они прижились и расцвели как раз на холод Первомая. Голые ветки, первые озябшие пчелы и большие белые цветы.

– Направо? – спросил я.

– Да… начальник, – ответил Шпрот.

– Не называй меня так. – Я больше не держал его за локоть, но Шпрот и не пытался сбежать.

Да и куда он от меня денется?

– Это твой дом? – кивнул я в сторону облупленной кирпичной трехэтажки.

– Да, – кивнул Шпрот.

Мы поднялись на третий этаж.

– Иди, – втолкнул я Шпрота в его квартиру.

Ваське Соколову по прозвищу Шпрот повезло – он жил не в коммуналке, а в однокомнатной квартире с кухней, как король. Один из лучших бывших моих сексотов – талант стукача был у него в крови.

– Так что вам надо? – спросил он шепотом в коридоре.

Я посмотрел на висящие по стенам вырезки из журналов «Огонек» и «Работница» с женщинами и сказал:

– Волыну с маслятами, Шпрот.

– Нет! – Шпрот попятился в глубь квартиры. – Нет у меня волыны!

– Есть, Шпрот, не может не быть.

Я надвигался на него, проходя сквозь строй пышнотелых улыбающихся красавиц. Шпрот упал в кресло, стоящее возле шкафа. Я сел рядом на скрипнувший стул.

– Хорошо живешь, Шпрот. – Я взял с буфета хрустальную рюмку и повертел в руке. – Фарцуешь?

– Что вы! В наследство досталось. Я сейчас еле концы с концами свожу.

– Вижу, – хмыкнул я и окинул взглядом его квартиру.

В серванте стоял хрустальный сервиз. Под потолком висела люстра, тоже хрустальная, давящая своей массой так, что захотелось отодвинуться в сторону. На стене висел ковер, возле него – несколько вырезок из журнала с женщинами в спортивных майках.

– Я сейчас. – Шпрот вскочил, протопал на кухню и вернулся с хлебом, ножом и бутылкой «столичной».

– Хорошо живешь, – повторил я, поднялся и сорвал со стены одну из красавиц с надписью «Спасибо товарищу Сталину…».

За что женщина благодарила товарища Сталина, осталось неизвестным – Шпрот искромсал страницу ножницами, оставив лишь портрет. Я положил листок на стул и отрезал на нем ломоть хлеба.

– Давай. – Я опрокинул наполненную рюмку и с аппетитом закусил. – Ты почему не пьешь?

– Мне же нельзя, печень.

– Ну-ну. – Я отложил буханку хлеба в сторону, свернул лист совочком, высыпал из него крошки себе на ладонь и отправил в рот.

– Это не я вас заложил! – вдруг визгливо сказал Шпрот. – Верите?! Не я!

– Верю, – сказал я. – Вернее, знаю.

Ирония судьбы – единственный, кому я мог сейчас доверять, это был мелочный стукач Васька Соколов, завербованный мною в сорок шестом. Остальные от меня отвернулись. Кое-кто подписался под показаниями. Десять лет без права переписки – долгий срок.

Шпрот подскочил к письменному столу, открыл ящик и принялся шарить под ним, видимо, в поисках тайника. Затем достал сверток, развернул тряпицу и протянул мне ТТ.

– Одна обойма в пистолете и вот вторая запасная.

Я подержал на ладони оружие, передернул затвор. Шпрот испуганно попятился. Тогда я сунул ТТ во внутренний карман пиджака и положил обойму в боковой.

– Рассчитаемся, Шпрот.

– Не вопрос, начальник, – ухмыльнулся бывший сексот, обретая напускную удаль.

Но тут же снова стал серьезным.

– Ничего не изменилось, Раймонд, с тех пор, как вас взяли, ни-че-го. Стало даже хуже. Они по-прежнему приходят по ночам. Другие, но приходят.

Шпрот посмотрел на свои руки, выпачканные зеленой краской смерти.

* * *

Та пуля была спасительной —
Я потерял сознание.
Солдаты решили: мертвый,
И за ноги поволокли.
Три друга мои погибли.
Их положили у вахты,
Чтоб зеки шли и смотрели —
Нельзя бежать с Колымы.

А. Жигулин. Памяти друзей

В напарники мне достался старик с седыми торчащими космами бровей и хищным изогнутым носом. Сарыч, называли его зеки из-за сходства с птицей. Ему было трудно, но он держался, даже шутил во время работы на лесоповале.

– Эх ты, Раймонд, – говорил Сарыч, смеясь одними глазами, – бесовская твоя душа.

Перед самым нашим побегом он вылечил меня от воспаления. Обессиленный, я едва мог передвигаться, заходился в кровавом кашле. Отвар из еловых веток уже не помогал. Сарыч, когда мы остались одни на вырубке, сказал:

– Расстегни ватник.

– Зачем? – спросил я.

Сарыч насильно уложил меня на поваленную сосну, распахнул ватник, поднял робу и сыпнул мне на грудь пригоршню снега. Затем начал растирать снежную кашицу, пропитавшуюся выступившим потом.

– Терпи, – приговаривал Сарыч. – Терпи, Раймонд, бесовская твоя душа. Это тебе не ваше черное дело. Молчи! Лежи и молчи. Много на тебе жертв. Такова наша жизнь – днем мы лучшие в мире, ночью приходят такие, как ты. И мы дрожим, как крысы на морозе: только не ко мне, пусть к соседу, только не ко мне. А я устал тогда бояться, веришь? А сейчас и вовсе ничего не боюсь.

Приятное тепло разливалось по телу. Холод, тепло и легкость. Прервать старика не было сил.

– Капелька свободы, Раймонд, пусть даже в разговорах. Сказать, что думаешь, – не в этом ли истинная свобода человека? Передовая страна, лучшая в мире промышленность, но за всё приходится платить, Раймонд. Кто и когда заключил договор с тьмой? Еще при Ленине или сам Сталин? Говорят, что это произошло в конце тридцатых, когда мы смогли подавить Германию. Возможно, если бы не договор с тьмой, мир захлестнула бы кровавая война, которую готовил Гитлер. Не дергайся. Лежать!

От его слов я оцепенел. Я, который с легкостью расколол убийцу по кличке Косяк на первом же допросе, подчинился словам старика. Тело перестало ощущаться. Осталось лишь сознание и этот чужой голос с хрипотцой.

– За всё приходится платить, Раймонд. Ты же чувствовал, как прибавляются силы после каждого раза, когда приходил за невинными? Обманывал себя, что это лишь часть общей партийной магии, но чувствовал правду. Жертва, Раймонд, каждый невинный, убитый, сосланный в Сибирь – это жертва тьме, которая дает вам счастье днем. С тьмой легко договориться, но невозможно разорвать контракт. Те, кто ближе к верхушке, получают больше. Почти всевластие. Сила опускается ниже, растекается по винтикам вроде тебя. Крохи достаются народу. И тьма получает новые жертвы. Всё, вставай!

Я поднялся, закашлялся, вытер ладонью губы, но не увидел на ней крови.

– Как вы это сделали, Сар… Иван Алексеевич? Вы же не партийный?