Владимир Войтинский - 1917-й - Год побед и поражений

• Название: 1917-й - Год побед и поражений
• Автор: Владимир Войтинский
• Жанр: История

---

В это время Станкевич был назначен комиссаром при Ставке, а я --комиссаром Северного фронта. Пригласив к себе в качестве помощника молодого человека, заведовавшего при Станкевиче нашей канцелярией, я свалил на него всю официальную переписку, все бумажное делопроизводство, а сам с энергией отчаяния принялся за объезд наиболее беспокойных участков фронта.

Позиции тянулись от Ревеля до Двинска. Пожар вспыхивал то здесь, то там. Приходилось делать в сутки 200--300, а иногда и 500 верст. Поздняя осень, дороги разбиты, затоплены грязью, почти непрерывный дождь, холодный пронизывающий ветер. Ночи я проводил в автомобиле, а день -- на позициях среди возбужденной, озлобленной солдатской толпы, под горящими ненавистью взглядами, под градом упреков, угроз, ругательств, повторяя бессильные призывы.

Бывало, ночью автомобиль застрянет в глубокой грязи. Рвутся наложенные на шины цепи. Вылезаю и иду пешком, ноги вязнут в жидкой глине, нет сухой нитки на теле. А на рассвете догоняет меня выкарабкавшаяся из грязи машина, влезаю на сиденье рядом с шофером (там теплее, чем сзади), достаю свою записную книжку, стараюсь собраться с мыслями, обдумать, что буду говорить я солдатам...

Я говорил солдатам, что ненавижу войну не меньше, чем любой из них; согласен с ними, когда они жалуются, что тыловики предали их, оставляя их в окопах без поддержки и смены,-- но ведь нельзя покинуть фронт, пока не кончилась война! Нельзя, и ни один полк революционной армии этого не сделает!

В ответ одни из солдат говорили:

-- Покидать-то фронт и мы не покинем, а только чтобы к 1

ноября мир был!

А другие кричали:

-- Корниловцы вы все! Довольно кровушки нашей попили!*

* * *

В эти печальные дни мне пришлось провести несколько веселых минут: на фронт прибыла французская военная миссия. После беседы с главнокомандующим французский генерал, по

* Чтобы немного успокоить солдат и показать им, что начальство их понимает и заботится о них, я предложил Черемисову сделать в печати заявление о положении фронта. Это заявление я составил в виде отпора "гнусному поклепу", будто войска собираются покинуть фронт. Черемисов поморщился ("Какой тут поклеп? Ведь только о том и мечтают, чтобы удрать!"), но я настаивал, и в конце концов он подписал составленное мною заявление.

видимому, решил, что главнокомандующий у нас "только для чина поставлен", и выразил желание посетить комиссара фронта. В комиссариат он явился в сопровождении своих сотрудников -- их было человек 10--12. Представив их мне и сказав несколько слов о своих симпатиях к русскому народу, генерал вытащил из портфеля последний номер псковской большевистской газеты и протянул его мне. В номере были отчеркнуты красным карандашом места, содержавшие резкие выпады против Антанты и Франции. Я молча взял со стола синий карандаш и принялся отмечать на том же газетном листе места с выпадами против нашего правительства, Керенского, Черемисова, командования вообще и меня лично.

Генерал некоторое время смотрел на мое занятие, затем сказал:

Нехорошо, когда оскорбляют союзников. Что вы будете

делать?

Я ничего не могу поделать, у нас свобода печати.

Но они нехорошо пишут!

Я протянул генералу случайно лежавшую у меня на столе вырезку из гельсингфорсской газеты -- там была фраза о том, что близок час, когда я буду повешен солдатами, кровь которых я пью с самого начала войны. Генерал прочел, подумал и сказал:

Я здесь не делаю русскую политику, я здесь делаю фран

цузскую политику. Вам это нравится, а мне это не нравится.

Когда ругают ваших союзников, вы должны закрыть газету.

Я не имею возможности осуществить ваше желание,

г. генерал!

А это очень просто: надо запечатать редакцию.

Но печать через пять минут будет сорвана!

Тогда поставьте часового!

Я предложил генералу другой вид удовлетворения:

Напишите ответ и передайте мне. А если газета этого отве

та не поместит, мы отпечатаем его отдельным листком в стольких

же экземплярах, в скольких выходит эта газета, и разошлем в

штабы всех корпусов. Это удовлетворит вас?

О, вполне! Вы очень любезны. Еще одна просьба к вам: я

хочу переговорить с представителями всех национальностей ва

шего фронта.

Два часа спустя состоялась встреча французского генерала с делегатами фронтовых национальных организаций. Генерал принимал их по очереди в моем кабинете.

-- Вы поляк? Это хорошо, поляки очень храбрый народ. Ска

жите всем полякам, если мы победим, полякам будет очень хо

рошо, а если Германия победит, полякам будет плохо. Вы должны очень хорошо воевать... Прощайте.

Вы еврей? Это хорошо, евреи очень умный народ. Скажите всем евреям: если мы победим, евреям будет хорошо, а если Германия победит, евреям будет плохо. Вы должны очень хорошо воевать... Прощайте.

Вы латыш?..

Вы грузин?..

Покончив с делегатами, генерал обратился ко мне. Он сиял от сознания исполненного долга:

-- Я им всем сказал. Они хорошо поняли. Они будут теперь

очень хорошо воевать.

Из вежливости я выразил уверенность, что теперь все пойдет на лад.

* * *

7 октября открылся "предпарламент" -- и в тот же день большевики, в знак отказа от сотрудничества с буржуазными партиями, вышли из его состава. В Петрограде создалось следующее положение: Смольный против Мариинского дворца; на одной стороне Совет рабочих и солдатских депутатов, уже превратившийся в послушное орудие большевистского ЦК, на другой стороне --раздираемый спорами, сплетенный из взаимоисключающих друг друга элементов, бессильный, беспомощный Временный совет Российской республики*; вокруг Смольного -- наэлектризованная рабочая толпа и гарнизон, вокруг Мариинского дворца -- пустота всеобщего равнодушия, недоверия.

Не знаю, что делалось в это время в Петрограде для того, чтобы предотвратить катастрофу, навстречу которой летела власть. Все мое внимание было поглощено в эти дни задачей, которую возложило на меня военное министерство. Дело шло о том, чтобы вывести из Петрограда на фронт наиболее беспокойные части гарнизона и заменить их менее разложившимися полками из действующей армии. Задача не представлялась неразрешимой. При всем недоверии окопников к армейским комитетам и комиссарам был один пункт, в котором мы могли рассчитывать на поддержку фронта, -- это в требовании смены и пополнений из тыловых гарнизонов. В частности, к петроградскому гарнизону фронтовики относились с большой подозрительностью, и в самых "большевистских" полках на позициях раздавались угрозы:

-- Мы петроградских штыками в окопы выгоним...

* Официальное название "предпарламента".

Итак, предъявляя петроградским полкам требование о выступлении на позиции, мы могли ссылаться на волю фронта. Это было в известном смысле повторением июльской операции, но только с той разницей, что тогда речь шла о вопросах общегосударственной политики, а теперь дело касалось частного вопроса, в котором интересы фронта сталкивались с интересами тыловых гарнизонов.

На это противоречие интересов мне пришлось опереться еще в сентябре при урегулировании вопроса о воинских частях, расположенных в Финляндии. Здесь в "корниловские дни" произошло избиение офицеров солдатами, и с тех пор установилось состояние почти открытого мятежа: полки не выдавали следственной власти подстрекателей и физических виновников недавних убийств, не признавали командования, выносили резолюции с угрозами по адресу Временного правительства. Этими настроениями войск поспешили воспользоваться финляндские сепаратисты.

По мнению людей, стоявших близко к местным делам, единственным средством спасти положение был вывод из Финляндии стоявшей там дивизии. Но дивизия, получив приказ о выступлении на фронт, отказалась повиноваться. Так как Финляндия официально входила в состав Северного фронта и стоявшие там войска подчинялись в вопросах оперативных псковскому штабу, то вопрос перешел к нам, во фронтовой комиссариат.

Черемисов предпочел умыть руки:

-- Мне на фронте эта дивизия не нужна, -- говорил он, -- выводится она из Финляндии по мотивам политическим, а не стратегическим. С какой стати я буду вмешиваться в это дело?

Но я апеллировал к фронтовикам, получил от них выражение протеста против действий непокорной дивизии, предъявил этой дивизии ультимативное требование с угрозой в случае дальнейшего неповиновения прибегнуть к силе оружия и в конце концов добился того, что полки, терроризировавшие Финляндию, прибыли к нам на фронт.

Правда, для нас эта дивизия, шедшая эшелонами с плакатами "Немедленный мир!", "Мир хижинам, война дворцам!" и т.п., представляла плохую помощь --но в Финляндии, благодаря этой мере, положение несколько прояснилось*.

* На фронте эту дивизию поместили в резерве, в стороне от других частей, так что "воевать" ей не пришлось и на другие полки разлагающего влияния она не оказывала.