Владимир Войтинский - 1917-й - Год побед и поражений

• Название: 1917-й - Год побед и поражений
• Автор: Владимир Войтинский
• Жанр: История

---

-- Товарищи! -- кричит он. -- Ведь таких цен мы и при царе не

платили!

Я задаю оратору вопрос, откуда он взял эту нелепую выдумку. Он отвечает:

-- Нам все известно!

И обращается к толпе:

Верите вы мне, товарищи? Или тем верите, которые с вас

последнюю рубашку снимают?

Тебе верим! -- ревет толпа.

На лестницу поднимается человек в матросской форме. Этот говорит о войне:

-- Мы, матросы, ждать не будем, пока гг. офицеры войну кон

чат. Им что? Чины получают, жалованье, паек, -- а мы кровь свою

проливаем. Мы сами войну кончать должны: заклепывай пушки и

ружья за борт -- вот наша программа.

И опять в ответ бурные выражения восторга.

Одним из последних говорил человек средних лет -- мне сказали, будто это был один из руководителей местной большевистской организации. Он говорил о коалиционном правительстве и специально о Церетели.

На кого министры-социалисты стараются, я вам, товарищи,

сейчас докажу. Вот Церетели -- министр почт и телеграфов. У каж

дого из вас, товарищи, имеется или брат, или кто из родных на фрон

те. А много ли вы от них писем получаете?

Ничего не получаем! -- кричат из толпы.

А теперь гг. офицеров возьмите. Им, небось, что ни день, то

письма, телеграммы. Почему? Потому что министр приказ отдал:

солдатские да матросские письма выбрасывать, а гг. офицерам на

дом доставлять. Правильно я говорю?

Правильно!

Так не должны вы Временному правительству верить!

Долой! -- несется из толпы.

Эта толпа на Якорной площади до жуткости напоминала мне дру

гую толпу -- толпу арестантов в пересыльной тюрьме, затеявших "волынку" с начальством. Та же озлобленность, подозрительность к "чужим", слепое доверие к своим "иванам", та же беспомощность. Да и слова, висевшие в воздухе, были те же мерзкие слова, которыми пропитаны бывают самые стены в уголовных камерах. Это было тяжелое, угнетающее душу зрелище. Но всего хуже было то, что рядом с картиной "волынящих" арестантов вставали в памяти картины "красного Кронштадта" 1905 года: не так ли 12 лет назад эти же самые темные люди, принявшись за "революцию", не знали, что им делать, и в конце концов пошли громить винные погреба и разбивать публичные дома?

Не помню, чем закончился митинг -- кажется, приняли какую-то резолюцию против Временного правительства. А может быть, разошлись и без резолюции --но настроение Кронштадта после митинга стало для меня совершенно ясно. Та стихия бунта, которая начинала разгораться в рабочих кварталах Петрограда, здесь, в Кронштадте, уже кипела ключом, бурлила, готова была вылиться через край.

-- В чем причина этого явления? -- спрашивал я себя.

Само собой разумеется, не могло быть речи о высокой революционной сознательности этих слепых, темных людей. Смешно было бы говорить о том, что они проникнуты духом интернациональной солидарности и потому не разделяют нашей политики обороны. Нельзя было ссылаться и на их усталость от войны: Кронштадт не нюхал пороха. Но в течение многих лет для всех этих людей крепость, живую силу которой они составляли, была бездушной, мертвящей тюрьмой. Бесправие, свирепая муштровка, издевательства, жестокие наказания за малейшую провинность -- все это оставляло отпечаток в их душах, родило в них обиду, злобу, жажду мести. И вот теперь пришел их час. В их руках пушки, форты, боевые суда -- весь город. С наиболее ненавистными офицерами покончено в первые же дни революции. Другие сидят под замком в тех самых казематах, в которых не так давно они гноили матросов.

Теперь все должно быть по-иному, по-нашенски! Как это "по-нашенски" --темный разум кронштадтского матроса не знал. Но он готов был идти за всяким, кто звал его мстить за старые обиды. И он загорался злобой на тех, кто удерживал его от мести, кто напоминал ему о дисциплине, о долге. В смысле марксистском это была масса, не только лишенная пролетарского классового самосознания, но деградированная, деморализованная каторжными условиями существования при царизме, масса с психологией люмпенов, то есть слой, который скорее должен был представлять угрозу для революции, нежели опору ее. Но для бунта в смысле Бакунина едва ли можно было представить себе более подходящий материал.

На другой день на квартире Скобелева я рассказал товарищам о том, что видел в Кронштадте. Но мой доклад большого впечатления не произвел: в самом Петрограде все тоже шло достаточно плохо. А между тем Кронштадту предстояло в ближайшие дни стать центром всеобщего внимания. 17 мая Кронштадтский совет вынес резолюцию, в которой объявлял:

"Единственной властью в городе Кронштадте является Совет рабочих и солдатских депутатов, который по всем делам государственного порядка входит в непосредственный контакт с Петроградским советом рабочих и солдатских депутатов. Административные места в городе Кронштадте занимаются членами Исполнительного комитета".

Эта резолюция вызвала целую бурю. Буржуазная печать поняла -- или истолковала -- ее как отпадение от России морской крепости, являвшейся ключом к Петрограду. Я думаю, что для такого толкования этой резолюции не было оснований, тем более что кронштадтский Совет вынес ее не в виде декларации, определяющей конституцию города, а "так себе", мимоходом, по поводу частного вопроса, в порядке разъяснения существующего положения. Да и Совет по составу был не "страшный"; на перевыборах, закончившихся всего за неделю до того, в него вошли: 93 эсера, 91 большевик, 46 меньшевиков и 70 беспартийных*. Но дело в том, что хозяином в Кронштадте был не Совет, а бунтарски настроенная, готовая на эксцессы толпа, во главе которой стояли частью опьяненные бунтарской стихией демагоги, частью психически неуравновешенные подростки (вроде Рошаля)145, а частью совершенно темные элементы (уголовные преступники, черносотенцы-иоанниты)146. Положение было довольно серьезное. И серьезность его усугублялась тем, что бешеная кампания буржуазной печати против Кронштадта вызвала взрыв сочувствия к кронштадтцам среди петроградских солдат и рабочих.

Исполнительный комитет сделал попытку уладить инцидент и вызвал к себе представителей Кронштадтского совета. Кронштадтцы не заставили себя ждать. Держались они чрезвычайно скромно и миролюбиво; уверяли нас в полной своей солидарности с Петроградским советом и свою резолюцию от 17 мая объясняли тем, что для них, в Кронштадте, были не вполне ясны взаимоотношения, установившиеся в Петрограде между Советом и Временным правительством; с негодованием отвергали "клевету", будто Кронштадт собирается отделиться от России, или отказывается признавать правительство, или ведет какую-то свою политику.

Наша беседа с кронштадтцами закончилась обещанием делегации, что Кронштадтский совет издаст "разъяснение" к своей

* Резолюция была принята большинством в 216 голосов против 40 при 16 воздержавшихся, значит, за нее голосовала часть меньшевиков и эсеров.

резолюции. Такое "разъяснение" действительно появилось 21 мая. В нем говорилось:

"...Объявив себя для Кронштадта единственным органом местной власти, Кронштадтский совет р[абочих], с[олдатских] и м[атросских] д[епутатов] заявил, что по делам государственного порядка он входит в непосредственные сношения с Петроградским советом р[абочих] и с[олдатских] д[епутатов]. Это значит, что при решении важнейших политических вопросов, имеющих государственное значение, Кронштадтский совет р[абочих], с[оддатских] и [матросских] д[епутатов] будет прямо и непосредственно сноситься с таким же выборным органом в Петрограде. Но это вовсе не исключает сношений с Временным правительством. Такие сношения с центральной властью, кому бы она ни принадлежала, совершенно неизбежны и буквально неустранимы.

Мы признаем центральную власть Временного правительства и будем ее признавать до тех пор, пока вместо существующего правительства не возникнет новое, пока Всероссийский центральный Совет р[абочих], с[олдатских] и кр[естьянских] д[епутатов] не найдет возможным взять в свои руки центральную власть"*.

Это разъяснение не разрешало всех вопросов, всплывших в связи с резолюцией 17 мая. Но теперь была, по крайней мере, почва для дальнейших переговоров. 23-го в Кронштадт выехали Церетели и Скобелев. В их присутствии местный Совет принял огромным большинством голосов такую резолюцию:

"Согласуясь с решением большинства демократии, признавшего нынешнее правительство облеченным полнотой государственной власти, мы, со своей стороны, вполне признаем эту власть. Признание не исключает критики и желания, чтобы революционная демократия создала новую организацию центральной власти, передав всю власть в руки Совета р[абочих] и с[олдатских] д[епутатов]. Но пока это не достигнуто... мы признаем это правительство и считаем его распоряжения и законы столько же распространяющимися на Кронштадт, сколько на все остальные части России. Мы решительно протестуем против попыток приписать нам намерение отделиться от остальной России в смысле организации какой-нибудь суверенной или автономной государственной власти внутри единой революционной России, в противовес нынешнему Временному правительству".