Светлана Багдерина - Волшебный горшочек Гийядина

• Название: Волшебный горшочек Гийядина
• Автор: Светлана Багдерина
• Жанр: Юмористическая проза

Калиф Ахмет Гийядин Амн-аль-Хасс – единственный Наследник, принявший своих новых товарищей с распростертыми объятьями. Но только в объятиях ведь можно и задушить – в чем очень скоро гости калифа убедятся на собственном опыте. Как можно забрать с собой человека, который сопротивляется, расшвыривая воинов и чародеев как кукол? И откуда у их старого знакомого Ахмета вдруг появились магические способности? Всемирный закон: если на вопросы не находится ответов, если всё идет наперекосяк, если понять ничего невозможно – ищите женщину.

---

– Во дворе я видел фонтан… – приподнимаясь на карачки, любезно сообщил менестрель. Чем честно заработал полный кипящего яда взгляд его премудрия.

Его калифство и вправду их ждало.

Приподнявшись на локте на подушках, вытянув шею и напряженно сузив глаза, будто кроме прибывших с шумом и помпой гостей вокруг никого и духу не было,[5] Ахмет Гийядин Амн-аль-Хасс производил впечатление человека то ли чем-то удивленного, то ли испуганного.

«С чего бы это?..» – рассеянно подумал Агафон.

– З-здравствуйте, – Иванушка первым слегка поклонился.[6]

– Счастлив приветствовать пришельцев из столь дальних стран в нашем скромном жилище, – не гася настороженных огоньков в черных, как угольки, глазах проговорил калиф.

– «Которое после вашего отъезда, без сомнения, станет еще намного скромнее», – Сенька не удержалась и пробормотала себе под нос окончание фразы Ахмета, потерянное, по ее мнению, под пластами гостеприимства и просто хорошего воспитания любезного правителя Сулеймании.

Эссельте хихикнула.

– Мы рады, что наши непритязательные слова вызвали столь веселый смех со стороны девы, чья красота затмевает блеск всех бриллиантов Белого Света, а бездонные глаза способны посрамить и иссушить черной завистью даже полуденные волны Сулейманского моря, – галантно растянул в улыбке губы Ахмет, и взвод льстецов, подобно прибою упомянутого водоема, нестройно загомонил, наперебой восхваляя несомненный поэтический дар их повелителя.

– Ахмет из рода Амн-аль-Хассов, как последний маг-хранитель, я тебя с полной ответственностью спрашиваю: когда ты будешь готов к отлету? – не стал церемониться и взял быка за рога раздраженный конфузом Агафон. – У тебя есть три часа на сборы.

– Три часа?!.. Три часа?! Но это невероятно, неслыханно, невообразимо, подобно цветочному горшку с крышкой, о суровый и воинственный чудесник!!! Помилосердуйте, какой может быть отлет через три часа, когда такие знатные путешественники – и великий и могучий чародей среди них – только что осчастливили своим присутствием нашу славную державу! Вы всенепременнейше должны отдохнуть с дороги под сенью фиговых пальм, под вкрадчивое журчание фонтанов, под сладкие звуки музыки и пения наших наилучших искусников и искусниц развлечений!

– Видели мы ваши пальмы, – отмахнулся презрительно Олаф, краснокожий, как абориген Диснейланда. – Точно фиговые: тени от них ни шиша. И мешкать нам некогда, Агафон прав. Время-то идет. Атланик-сити – не ближний свет. И чем скорее мы отсюда улетим – тем лучше. Хел горячий, а не страна…

– Атланик-сити?.. – растерянно захлопал густыми пушистыми ресницами Гийядин. – Атланик-сити, вы сказали?.. Но что нам, калифу благословенной Сулеймании, делать в этих варварских местах?!

– Тебе ничего делать не надо – всё будет сделано за тебя, – в жесте того, что в его понимании считалось успокоением и примирением, рыжий конунг вскинул огромные, как лопаты, ладони.

Иван исподтишка ткнул локтем в бронированный бок отряга, жестоко обгоревшего под безжалостным сулейманским солнцем, и поэтому не склонного к учтивому маневрированию и придворному политесу,[7] и снова перехватил нить разговора:

– Я полагаю, господин визирь правой руки доложил вам о цели нашего путешествия?

– Д-да, – уклончиво ответил Ахмет, завозился на своем ковре и грузно присел, поджав под себя ноги. – Он это сделал.

– Тогда вы, без сомнения, понимаете, что дело наше и вправду чрезвычайно срочное, и не терпит отлагательств? – вежливо продолжил Иванушка.

– Дело?.. Ваше дело? Какое?.. Ах, вы об этом… деле!.. – Амн-аль-Хасс натянуто улыбнулся и закрутил пухлой кистью руки, словно отмахиваясь от назойливой мухи. – Премудрый Сулейман! Какие могут быть дела, когда вы едва успели ступить на землю нашего города! По закону гостеприимства Сулеймании в первый день прибытия гостей никакие разговоры о делах даже вестись не могут! Гость обязан отдохнуть, совершить омовение от дорожной пыли, вкусить с хозяином плодов его земли, испить молока белых верблюдиц, преклонить голову на мягких подушках лебяжьего пуха, отдавшись освежающему сну, и только на следующий день…

– Хороший обычай, – нетерпеливо кивнул Олаф. – Но мы не можем…

Эссельте, с ужасом увидев, как из-под ее пережаренного на солнце носика уходят и плоды земли, и отдых на самых настоящих постелях, и даже молоко белых верблюдиц, которое вряд ли могло быть хуже молока серых ослиц и черных буйволиц, которое предлагали им сплошь да рядом по пути сюда сулейманские трактирщики, срочно ухватила юного конунга за рукав и торопливо зашептала:

– Олаф, ты ничего не понимаешь в международном придворном этикете!

– Это точно! – раздулся от гордости отряг.

– А Сулеймания – дело тонкое! – округляя многозначительно глаза и поджимая губки, убежденно заговорила принцесса. – Калиф Ахмет Гийядин может обидеться на наше пренебрежение местными обычаями! А нам с ним еще Гаурдака загонять обратно! Зачем расстраивать будущего боевого товарища из-за такого пустяка, как день-другой пребывания у него в гостях?

– Боевого? – скривился в невольной усмешке отряг. – Да я ему ничего острее перца сроду бы не доверил!

– Кроме умения владеть оружием, у человека может быть много других достоинств! – гордо выпятила грудь гвентянка.

– Д-да, – конунг сдался с первого взгляда без боя.

– Но время… – начал было возражать Иван.

– Один день – это ведь такая мелочь, Айвен, миленький! У нас же есть время!.. У нас ведь есть время? – оставив попытку уговорить лукоморца, она снова требовательно воззрилась на Олафа и Агафона.

– Н-ну… есть… – признал отряг.

– Крайне немного, – сурово подчеркнул маг.

– То есть достаточно, чтобы на день-другой спрятаться под крышей за шторами, нырнуть в фонтан и забыть, что такое солнце? – неожиданно пришла на помощь гвентянке Серафима. – Неужели никто из вас не клялся себе, что по возвращении домой год не будет выходить из тени, а питаться станет исключительно мороженым?

– Не клялся, – не задумываясь, покачал головой северянин.

И тут же признался:

– В голову не приходило…

– Но идея хорошая… – не так уж нехотя, как хотел изобразить, проговорил волшебник, и осторожно прикоснулся кончиками пальцев к покрасневшим и пылающим щекам и носу.

– Один день под вашей гостеприимной крышей, о благородный калиф Сулеймании, стоит десятка под вашим открытым небом, – склонился в галантном поклоне и комплименте Кириан.

– Сказано настоящим поэтом, – учтиво склонил набок голову в тяжелой чалме Ахмет.

– Оценено настоящим поэтом, – куртуазно вернул похвалу бард.

– Значит, мы остаемся? – радостно сверкнули глаза принцессы.

Остальные члены антигаурдаковской коалиции переглянулись и кивнули.

– Уговорила. Остаемся.

Гостеприимство калифа оправдало, и даже с огромным запасом превзошло все самые нахальные ожидания перегретых и пересушенных путников: омовения, роскошные чистые одежды, пышный пир за полночь – с музыкой, пением, танцами и с взводом персональных опахальщиц.[8]

А впечатлительную принцессу и бывалую царевну – одинаково, на этот раз – больше всего поразили ванны с разноцветной благоуханной водой – произведение старшего коллеги Агафона, молодого придворного мага, закончившего год назад с отличием ВыШиМыШи.[9] Вне зависимости от того, какие телодвижения совершались купальщиком, в районе его головы вода и пена всегда были янтарные с изысканным ароматом ананаса и дыни, у груди – розовая – вишня, малина и земляника, а в ногах – желтовато-зеленая – яблоко и банан.

С наступлением глубокой темноты группа нейтрализации Гаурдака, больше уставшая от развлечений, назойливого внимания армии придворных и прислуги и бесплодных попыток завязать разговор про предстоящее путешествие, чем от пути по сулейманскому небу, была препровождена в покои в Малом Круглом гостевом дворце в самом центре старого сада, да там и оставлена.[10]

Эссельте, как одинокая девица, получила отдельные апартаменты в первой трети разделенного на секторы дворца. Иван и Серафима – семейная пара – рядом. Оставшиеся апартаменты были отданы в безраздельное пользование холостякам.

Погасив прикроватные лампы, лукоморцы с блаженным удовольствием вытянулись на воздушной – без преувеличений – перине,[11] натянули покрывало и, не успев обменяться и парой слов, незаметно погрузились в сон.

Глубокий, но недолгий.

– Кттамходит?.. – рука Сеньки только метнулась к мечу, а заволоченные дремой глаза уже шарили по комнате в поисках цели.

– Это я…

– Ты? – меч вернулся в ножны, а рука с кольцом-кошкой вместо этого потянулась к огниву и лампе.

– Угу… – жалко кивнула Эссельте. – Я…

– Что случилось? – приподнялся на локтях Иванушка.