Василий Ян - Нашествие монголов (трилогия)

• Название: Нашествие монголов (трилогия)
• Автор: Василий Ян
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-086430-0

Роман «Чингисхан» – эпическое повествование о судьбе величайшего полководца в истории человечества, легендарного объединителя монголо-татарских племен и покорителя множества стран…

«Батый» – история еще одного великого завоевателя, хана Батыя, расширившего границы монголо-татарской империи до севера Руси и вторгшегося в Польшу и Венгрию.

«К “последнему морю”» – эпопея о противостоянии Руси и монголо-татарских завоевателей, о тонких связях, поневоле сложившихся между победителями и побежденными, о взаимном культурном и политическом влиянии русских и монголов, – но прежде всего о чести и мужестве, в равной степени присущих и тем, и другим.

Монгольские всадники по-прежнему стремятся к «последнему» – Средиземному – морю, монгольские ханы-полководцы по-прежнему мечтают о всемирном господстве. Однако на пути у Орды стоят русичи – русичи, которых можно победить, но не покорить.

---

– Твой владыка, царь Бурхань, обещал в предстоящем новом походе быть моей правой рукой. Теперь народ мусульман убил моих послов, и я отправляюсь за это наказать шаха Хорезма. Пора царю Бурханю явиться сюда со своими всадниками и занять место на правом крыле моего войска.

Тангутский посол, занятый разговором с красавицей Кулан-Хатун, небрежно ответил Чингисхану:

– Если у тебя не хватает войск для похода, так не будь каганом.

Чингисхан отбросил в сторону баранью лопатку, вытер жирные пальцы о белые замшевые сапоги и провел по усам полой собольей шубы. Все затихли. Задыхаясь, он захрипел, обращаясь к тангутскому послу:

– Ты говоришь от имени твоего государя. Как же ты посмел мне так дерзко отвечать? Разве мне трудно сейчас же двинуть мои могучие войска на тангутское царство? Но у меня сейчас другие заботы, и я не стану громить теперь вас, подлых, коварных, как ты, тангутов. Однако если вечное небо сохранит меня от вражьей стрелы, то клянусь, когда я вернусь обратно, разгромив хорезм-шаха, я пойду войной на твоего неверного царя. Тогда я припомню твои слова и вам покажу, умею ли я быть каганом!.. Елю Чу-цай, прикажи сейчас же подать лошадей, и пусть этот тангутский щенок уползает из моего шатра.

Тангутский посол Ашаганьбу, заикаясь, ответил:

– Разве я сказал что-нибудь обидное?

Но китайские слуги подхватили его под руки и выволокли из шатра.

Чингисхан, нахмурившись, строго указал китайскому послу Мен Хуну, что тот очень мало пил, и в наказание заставил его выпить подряд шесть больших чаш вина. Посол покорно пил, и все гости в это время пели в честь китайца хвалебную песню. После шестой чаши посол упал и сразу заснул. Чингисхан снова стал веселым, приветливым и сказал:

– Вот мой гость напился! Значит, он мой друг и думает со мной одним сердцем. Осторожно отнесите моего друга в его шатер. Утром он также может возвращаться к себе на родину. Пусть начальники городов повсюду его задерживают подольше, дают ему вина, чаю и угощений, каких только он ни пожелает. Приказываем, чтобы в пути хорошие музыканты ему играли на флейте и бряцали на струнах. Мы желаем, чтобы наш китайский друг ни в чем не нуждался.

Когда спящего посла вынесли, Чингисхан обратился к Елю Чу-цаю:

– Написал ли ты письмо убийце моего посла, хорезм-шаху Мухаммеду?

Великий советник кагана тихо ответил:

– Когда два храбрых полководца собираются воевать, сумею ли я написать достойно? Я знаю только, как вводить порядки в завоеванных землях, и стараюсь следить, чтобы твои приказы исполнялись. Поэтому письмо написал твой более опытный писец Измаил-Ходжа Уйгур.

– Где он?

Престарелый секретарь и хранитель печати кагана Измаил-Ходжа подошел к трону и опустился на колени, держа на голове пергаментный свиток.

– Читай!

Измаил-Ходжа начал читать:

«Вечное небо воздвигло меня великим каганом всех народов. За последние семь лет я совершил необычайные дела. Такого царства еще не было с древнейших времен. За непокорность государей я громлю их, приводя в ужас. Как только приходит мое войско, то и дальние страны покоряются и успокаиваются. Но почему ты не поступаешь почтительно? Одумайся! Неужели и ты хочешь испытать удар моего гнева?..»

Чингисхан спустил с трона ноги, бросился на Измаил-Ходжу и вырвал из его руки недочитанное послание.

– Кому ты пишешь? Достойному говорить со мной владыке или сыну желтоухой собаки? Так ли нужно говорить с врагами? Ты сам мусульманин и потому виляешь хвостом перед мусульманским ханом. Ты хочешь, чтобы шах Мухаммед подумал, будто я его боюсь?

Измаил-Ходжа лежал, уткнувшись лицом в ковер, и трясся от страха. Каган схватил его за пояс, выволок из шатра и бросил у входа, толкнув ногой. Возле него появился советник Елю Чу-цай и тихо стал укорять:

– Взгляни на седую бороду твоего писца. Вспомни его заслуги в течение многих лет. Он учил чтению и письму детей твоих и внуков. Ты не должен так наказывать преданного слугу…

Чингисхан выпрямился:

– Измаил-Ходжа пишет рабские письма. Он не умеет говорить с гордостью. Пусть учит он и дальше чтению и письму моих внуков, но не берется говорить с повелителями народов.

Каган вернулся в шатер и снова взобрался с ногами на трон. Обхватив руками правое колено, он долго сидел на пятке левой ноги. Его желто-зеленые глаза то расширялись, то суживались. Возле трона появился другой писец с чистым листом пергамента. Елю Чу-цай подал писцу камышинку для письма. А Чингисхан, сощурив злые глаза, все молчал, смотря в одну точку. Затем он повернулся к ожидавшему на коленях писцу и сказал:

– Напиши так: «Ты хотел войны – ты ее получишь».

Точно очнувшись, каган выхватил из рук Елю Чу-цая золотую печать, смоченную синей[93] краской, и притиснул ее к письму. На пергаменте появился оттиск:

Бог на небе.
Каган – божья мощь на земле.
Повелитель скрещения планет.
Печать владыки всех людей.

И в безмолвии притихших гостей вдруг раздался боевой клич монголов, бросающихся в атаку:

– Кху-кху-кху!

Узнав голос хозяина, заржали привязанные за полотнищами шатра любимые жеребцы Чингисхана. Через несколько мгновений во всех концах лагеря стали перекликаться монгольские кони.

Елю Чу-цай бережно, двумя руками, принял пергамент, а Чингисхан сказал резко и отрывисто:

– Письмо отослать! На мусульманскую границу! Немедленно! Гонцу дать охрану! Триста всадников!.. – Повернувшись к сидевшим, каган заговорил снова ласково, мурлыкающим голосом: – А мы будем продолжать наш пир и мирно беседовать. Скоро в мусульманских городах наша душа будет радоваться. Там мы повеселимся! Я уже вижу, как от лошадиного пота туманом затянутся вспаханные поля, как будут бежать испуганные люди и визжать звериным криком увлекаемые арканами женщины; там реки потекут красные, как это вино, и закоптелое небо раскалится от дыма горящих селений…

Он зажмурил глаза и, подняв толстый короткий палец, прислушался, как по всему лагерю продолжали перекликаться жеребцы.

Сидевшие заговорили вполголоса: «Кажется, поход уже близко…» – и, как подобает большим военачальникам, степенно сдвигали золотые чаши, желая друг другу удачи, и беседовали о предстоящих великих днях.

Часть пятая Вторжение невиданного народа

Глава первая Кто не защищается – погибает

После вторжения монголов мир пришел в беспорядок, как волосы эфиопа. Люди стали подобны волкам.

Саади, XIII век

Получив от Чингисхана грозное письмо в шесть слов, хорезм-шах Мухаммед приказал спешно окружить свою новую столицу Самарканд прочной стеной, несмотря на огромные ее размеры: длина стены должна была составить 12 фарсахов.[94]

Шах послал сборщиков податей во все части государства для выколачивания налогов за три года вперед, хотя налоги и за текущий год были собраны с трудом.

Шах приказал также создать отряды стрелков из лука. Лучники должны были явиться на сборные места на коне со своим вооружением и с запасом еды на несколько дней.

Наконец шах повелел немедленно сжечь все селения, расположенные на правом берегу реки Сейхун до восточной границы с кара-китаями, в стране которых появились монголы. Жителей сожженных селений шах приказал изгнать из опустошенной полосы, чтобы монголы, проходя по сожженной местности, не нашли себе там ни крова, ни пищи. Но озлобленное население выжженной полосы убежало к кара-китаям, где мужчины вступили в отряды монголов.

Пока прибывали войска со всех концов Хорезма, шах находился в Самарканде. Окруженный раболепной свитой, он посещал мечети, где слушал красноречивые проповеди шейх-уль-ислама. Он усердно молился на глазах многочисленных правоверных, стоявших стройными рядами на площади перед мечетью. Вместе с ними он опускался на колени и громко вслед за имамом повторял молитвы.

В начале года Дракона (1220) хорезм-шах Мухаммед созвал чрезвычайный совет из главных военачальников, знатных беков, высших сановников и седобородых имамов.

Все ожидали мудрых и смелых решений, вселяющих бодрость и надежды, от «нового Искендера», «Мухаммеда-воина», как его стали называть со времени разгрома взбунтовавшегося Самарканда и похода в Кипчакскую степь. Усевшись тесным кругом на коврах, все, ожидая шаха, говорили о его военном опыте, о том, что он, конечно, сумеет быстро и победоносно вывести страну из беды.

Тимур-Мелик рассказывал:

– Сегодня падишах объезжал укрепления Самарканда и осматривал работы. Он долго наблюдал, как тысячи согнанных отовсюду поселян и рабов копали рвы. Земля замерзла и плохо поддавалась ударам лопаты. Шах рассердился и крикнул: «Если вы будете так медленно работать, то дикие татары, примчавшись, только побросают в городские рвы свои плети, и рвы наполнятся ими доверху». Это услыхали работавшие, и сердца их наполнились ужасом. «Неужели, – сказали они, – у Чингисхана так много воинов?»