Неизв. - Дочери Лалады. Книга 2. В ожидании зимы

• Название: Дочери Лалады. Книга 2. В ожидании зимы
• Автор: Неизв.
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 0101

---

– Доченька, твою матушку Златоцвету я как любила, так и люблю, – промолвила княгиня, чувствуя, как со дна её души всколыхнулась старая печаль. – И никогда не забуду. Её место в моём сердце не занять никому.

– Я не понимаю… Ежели ты любила мою матушку очень-очень крепко, Ждану ты не могла полюбить так же, – заявила княжна. – Чтобы её полюбить её, ты должна разлюбить матушку… Любить можно только одного человека.

– Да почему же, Любима? – возразила Лесияра, ласково укладывая дочь на подушку и терпеливо восстанавливая на её лбу примочку со снегом. – А ну-ка, ложись, непоседа… Вот так, умница. Так вот, чтобы полюбить кого-то, вовсе не обязательно разлюбить другого. Сердце – оно большое, в нём способно поместиться очень много любви. Может, когда-нибудь ты поймёшь… Когда подрастёшь.

– Почему, чтобы что-нибудь понять, мне надо вырасти? – с какой-то недетской горечью проговорила Любима. – Почему не сейчас?

– Потому что эта истина – из тех, которые даже не все взрослые могут осознать, – сказала княгиня.

Закусив губку, Любима задумалась, а потом промолвила:

– Нет, государыня… Я не могу так. Наверно, я ещё маленькая и не понимаю. Коли любишь меня, то люби, а ежели её ты любишь более, то и ступай к ней… Выбери кого-то одного! Я не могу делить тебя с нею. Мне нужна вся твоя любовь, а не половинка!

Наверное, все Белые горы по своей высоте и протяжённости не могли сравниться с тем количеством терпения, которое требовалось сейчас Лесияре. На неё накатила вдруг такая усталость, что губы сами сомкнулись и долго не могли открыться. Щёлкнув пальцами, она подозвала служанку и знаком показала: «Принеси выпить». Та кивнула, поклонилась и уже устремилась исполнять поручение, но Лесияра задержала её.

– Покрепче, – удалось выговорить ей.

Поднос с кубком и кувшином, полным хмельного мёда, встал на стол. Лесияра налила полный кубок и выпила не отрываясь.

– Я тоже хочу, – заявила Любима.

– Тебе ещё рановато, – кашлянула княгиня, присаживаясь рядом с нею снова. – Выбирать, говоришь? А я не могу выбрать, доченька. Вы обе дороги мне, и я не могу отказаться ни от тебя, ни от Жданы… И не проси, мне не осилить такого выбора. Ты знаешь, милая, мне ведь уже очень много лет… И с каждым годом я отнюдь не молодею. Ты видела Тихую Рощу, куда уходят все дочери Лалады, когда наступает их час?

Любима с каждым словом Лесияры, срывавшимся тихо и печально, как осенний лист, становилась всё испуганнее и тревожнее. При упоминании Тихой Рощи она кивнула, приподнявшись на локте.

– Так вот… – Лесияра погладила дочь по волосам, поправила тряпицу у неё на лбу. – Не за горами и мой час, милая. А ежели я потеряю кого-то из вас – тебя или Ждану – мне не жить после этого ни дня. Это выше моих сил. От страстей и печалей тоже устают… А в Тихой Роще – покой. Тело принимает в себя дерево, а душа уходит в светлый чертог, где нет всех этих терзаний, где только свет Лалады и больше ничего. Наверно, я пойду туда, прижмусь к сосне и успокоюсь навсегда. Иногда я так устаю, что именно этого мне и хочется…

Глаза Любимы медленно наполнились слезами, губы скривились и задрожали. В очередной раз сев в постели и махнув рукой на снова упавшую тряпицу, она расплакалась.

– Нет, государыня… Нет… Я не хочу так… Ты будешь там стоять всё время и молчать… И не придёшь больше ко мне, – горько сотрясаясь от рыданий на груди Лесияры, сокрушалась она. – И не расскажешь сказку…

– Увы, моя ненаглядная… Из Тихой Рощи обратной дороги уже нет, – промолвила княгиня, плывя на волне завораживающей и умиротворяющей задумчивости, всегда накатывавшей на неё при мыслях о самом тихом месте в Белых горах – месте вечного упокоения. – А сказки тебе будут сниться в снах. Ещё долго-долго будут сниться… А потом настанет День поминовения, и ты ко мне придёшь… Уронишь слезинку и разбудишь меня, а потом распечатаешь мои уста поцелуем, и я смогу рассказать тебе сказку… У меня будут руки-ветки… Я покачаю тебя на них, и ты уснёшь сладко-сладко.

– Нет, нет, – окончательно разрыдалась Любима, изо всех сил обнимая Лесияру за шею и прижимаясь мокрым от слёз личиком к её лицу. – Я так не хочу… Не уходи, государыня, я буду хорошо себя вести… Никогда больше не буду озорничать… Я буду хорошей… Я не стану тебя больше огорчать! Только не уходи туда, пожалуйста-а-а!..

– Любима, ну что ты, – опомнившись от горьких и громких рыданий дочери, растрогалась Лесияра. – Я не говорю, что это будет прямо сейчас. Конечно, нет, радость моя. Но когда-нибудь, рано или поздно, туда все уходят. Когда уйду я, ты будешь уже совсем взрослая… И будешь понимать, что так устроен мир… И что плакать об упокоенных не надобно…

– Не уходи никогда, государыня, – убивалась Любима, покрывая мокрыми, солёными поцелуями всё лицо княгини. – И я тебя никогда не покину… Правда сказала, что я влюблюсь и стану чьей-нибудь женой… Но я не хочу! Я не стану влюбляться и становиться женой… Я хочу быть с тобой всегда…

– Доченька, это ты сейчас так думаешь, – не удержалась от короткого грустного смешка Лесияра, подставляя губы под поцелуи. – Вот погоди, пройдёт несколько лет, и всё изменится. Вырастают и создают семью все… Потому что невозможно прожить без любимого человека. Твоя матушка была моей любимой женщиной, родившей мне вас, моих дочерей – Светолику, Огнеславу, Лебедяну и тебя, моё сокровище. Она ушла к Лаладе, ей там хорошо и спокойно… Я не знаю, как получилось, что в моём сердце поселилась вторая звезда, но она там поселилась. Она – последняя, больше у меня никого не будет. Я не могу без неё, как нельзя жить без души и сердца… Без неё мои руки станут сосновыми ветвями, а волосы – зелёной хвоей. А если у меня отнять тебя, я не смогу больше дышать, и моя грудь одеревенеет и покроется корой. Не мучь меня, милая, не проси выбирать: вы обе для меня дороже всех на свете. Вы – самое драгоценное из всего, что у меня когда-либо было, есть и будет.

– Не уходи в Тихую Рощу, государыня, прошу тебя, – негромко и устало всхлипывала княжна, положив голову на плечо Лесияры. – Я очень тебя люблю и тоже без тебя не могу…

– Далась тебе эта Тихая Роща! – поморщилась княгиня. – Ах, это ведь меня угораздило о ней брякнуть, и вот – я тебя расстроила… Прости. Всё, не думай больше об этом. Я с тобой, я никуда не ухожу.

– Правда? Ты не уйдёшь? – робко, с надеждой в покрасневших от слёз глазах спросила Любима, шмыгая носом.

– Нет, доченька, – твёрдо сказала Лесияра. – Довольно об этом. Давай-ка лучше тебе носик полечим. Уже давно следовало им заняться, а мы всё болтаем…

Уложив дочь, она срезала в саду тонкую веточку, гладко остругала её ножом и ввела Любиме в ноздрю, чтобы нащупать и поставить на место хрящ. Девочка громко вскрикнула, и Лесияра, вздрогнув, чуть не уронила палочку. Причинять боль своему ребёнку было невыносимо – сердце облилось кровью.

– Ш-ш… Всё, всё, – зашептала княгиня, покрывая быстрыми поцелуями губы, подбородок и щёки Любимы. – Сейчас боль уйдёт… Не беспокойся, твой носик останется таким же хорошеньким, каким всегда был, когда заживёт.

Держа хрящ палочкой изнутри и пальцами – снаружи, княгиня сосредоточилась на свете Лалады. Привычное тепло наполнило её, источник света под бровями безотказно питал её силой, которая струилась из пальцев, растворяя боль и восстанавливая всё, что было повреждено. Любима сначала ещё постанывала и хныкала, но постепенно погрузилась в дрёму. Палочка стала не нужна, и Лесияра убрала её, легонько сжимая и поглаживая пальцами нос дочери. Теперь можно было не беспокоиться: через несколько дней всё заживёт.

Укрыв уснувшую Любиму одеялом, она шёпотом подозвала нянек:

– Сидите с нею. Но не будите… Пусть поспит столько, сколько поспится.

Няньки закивали, откланялись и устроились подле Любимы – кто с вышивкой, кто с вязанием. Взяв с собою кувшин с мёдом и кубок, Лесияра напоследок обернулась и бросила на спящую дочку устало-нежный взгляд. Шаг в колышущийся проход – и княгиня обессиленно опустилась на трон в Престольной палате. Наполнив кубок вновь, она погрузила губы в сладкий, слегка охмеляющий напиток. Мятный… И ещё с какими-то травами. Приятный, но слишком сладкий, а Лесияре сейчас хотелось чего-то сурового. По щелчку пальцами к ней уже спешила служанка.

– Пива лучше принеси… Горького, с полынью. – Взмах пальцев с перстнями. – А это забери.

– Будет исполнено, государыня.

Княгиня устало прикрыла глаза, мечтая об изящном полуведёрном бочоночке, придающем душистому и пенистому напитку лёгкий след дуба в запахе и вкусе. Клин крепкой горечи пива сейчас требовался ей, чтобы выбить клин иной горечи – от всего навалившегося.

Высокая кружка с белопенной шапкой была подана ей на золотом подносе. Неподвижные кошачьи пасти жаровен, замершие двумя рядами вдоль стен, тлели огнём, подчёркивая хмельную истому и прислушиваясь к ней – острозубые и остроухие морды.