Вадим Кожевников - Знакомьтесь - Балуев!

• Название: Знакомьтесь - Балуев!
• Автор: Вадим Кожевников
• Издательство: Высшая школа
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1988

В повести «Знакомьтесь — Балуев!» Вадим Кожевников раскрыл сущность трудового героизма советских людей в условиях послевоенного строительства. Писатель показывает, как черты человека будущего формируются в процессе свершения великих дел.

«Рассказы военных лет» посвящены подвигу народа в годы Великой Отечественной войны.

---

Однажды он сказал матери:

— Знаешь, Глаша, уезжаю завтра. Тяжело мне здесь быть. — Потер ладонью колено и неожиданно предложил. — А Изольду ты мне отдай, я ее удочерю. Не получается у тебя с ней.

— Ты думаешь, у тебя получится? — глухо спросила мать.

— Получится, — сказал Безуглов. — Я много про нее думал. Решил твердо. И прошу, будь ко мне милосердна, нужна она мне. Я с ней сам душой поправлюсь. — И произнес шепотом: — Когда узнал там, на фронте, что моих уже нет никого, знаешь, душой зашелся. Очень беспощадным стал. Разведка — вообще дело азартное, Ну, словом, убивал, и не как–нибудь культурно, на расстоянии из автомата… Словом, чего тут говорить! И все мне их куча мала была. Ведь были, которые просили, на коленях стояли. Командование за это с меня даже два ордена сняло. Ну, да ладно, чего там поминать! Словом, отдай, я отцом ей буду. Как следует быть, с полной душой. А ты молодая, ты еще замуж выйдешь. А она как же? Она же наш человек, Глаша, наш… Война! Мало она жизней сподлила, так что, кланяться ей, войне? Теперь день, а не ночь у людей. Давай по–человечески поступи, а? — И глаза Безуглова блеснули нежностью, тоской, мольбой, кроткой и застенчивой.

И таким он был всегда и с удочеренной им Изольдой — кротким, застенчивым, любящим, тревожно озабоченным.

Безуглов работал механиком на многих стройках страны. И она кочевала всюду вместе с ним. Он попросил ее изучить немецкий язык.

— Дурочка, — говорил он ласково. — Что же ты стесняешься? Мы же своих, демократических немцев братьями называем, они же нам по социализму родственники. Так в чем дело? Ты же в основе русская. Это главное. А русский человек души широченной, он все обнять и понять умеет. Он башкой в коммунизм уже залез и оттуда на все смотрит. А голова у человека — самое высокое место. И имя тебе мать правильное дала, из сказки. По–русски говоря, Золушка. Как я тебя одеваю, — принцесса! А отчего? Промтоваров до черта стало. Только вот опасаюсь, — говорил он тревожно, — забалую я тебя для своего удовольствия. А какое я имею право отцовскую совесть забывать? Нету у меня такого права. Ты должна по своему отцу жизнь кроить. Жестокая она у меня была. Вот я получился человек. И номер мой в партии не последний. С двадцатого года. Сначала отвоевал в Красной гвардии, потом вступил.

Когда Изольду принимали в комсомол, он был на бюро, и на общем собрании, и в райкоме. И, слушая, как она, потупившись, рассказывала свою биографию, кивал одобрительно. Говорил потом наедине с ней, мечтательно:

— Ну, спасибо. Прямо ты светилась вся. Достойно биографию доложила, по–коммунистически. Очень подняла во мне отцовскую гордость. Я ведь перед двумя народами за тебя ответственный: и перед своим, и перед другим. Понятно? О народе надо по его вершине судить. У нас наверху Ленин, у них — Карл Маркс. Если ты в трудных обстоятельствах выросла, ничего тебе теперь не страшно. Пиши не колеблясь в анкете: русская. И правильно будет.

Читая газеты, Безуглов недовольно хмурился, рассуждал:

— Ну, чего они нам перед носом бомбой крутят, чего? Мы ж войну знаем… Каждый так, прищурившись, про себя думает: не все ли равно, чем в тебя стреляют: пулей, снарядом или атомкой. Эффект один для себя лично если сильно заденет — покойник. Однако война — дело взаимное. После войны поостыли. Но затронь — это же невозможно сказать, как остервенеем. А при помощи нашей высокой науки и техники ужасно что можно понаделать. Скажу про себя. Ну, встревожат, так прежде чем с меня пепел посыплется, я же скоростным способом их достигну. В окончательную войну окончательно действовать будем. На это у нас пружина в сорок два витка завитая. По годам Советской власти, каждый год — виток, как у дерева. И с каждым витком мы крепче, основательнее. Так ежели эта пружина от войны враз развернется, это же немыслимо, как она стукнет. И уже не война, а просто стихийное бедствие получится. — Помолчав, закончил с горячностью: — Все очень понятно, и зря они там кочевряжатся. Об их же здоровье мы думаем, по соседству, по–человечески.

Монтируя башенный кран в тридцатиградусный мороз на ветру, отец простудился и слег. Из медпункта прислали в качестве сиделки медсестру Ольгу Ивановну Колесень. Полненькая, с нежным лицом, ласковая, она ухаживала за Безугловым энергично, не утрачивая при этом женственного обаяния. Когда отец выздоровел, она продолжала наведываться, справляясь о состоянии здоровья, а потом стала ходить просто так, в гости. Она узнала за время болезни Безуглова, где что лежит в доме, вела себя не как гостья, а как хозяйка, накрывала на стол, готовила блюда, которые понравились Безуглову еще тогда, когда он был болен, и однажды упрекнули Изольду.

— Что же ты так плохо об отчиме заботишься? Сам себе белье стирает. Разве это можно?

Безуглов не позволял Изольде стирать на него, а также не позволял никому называть его отчимом. Изольда ничего не ответила Ольге Ивановне. Ответил Безуглов. Он сказал:

— Вы извините нас, Ольга Ивановна, но поскольку я здоров, больше в медицинском контроле не нуждаюсь.

— Это как понять? — спросила Ольга Ивановна, побледнев.

— А так вот и понимайте, — сказал Безуглов. И начал объяснять Изольде урок по химии, заданный ей в школе, будто в комнате, кроме них, никого не было.

Колесень ушла обиженная, со слезами на глазах.

— Папа, ты почему не женишься? — спросила Изольда. — Потому что я? Или ты свою жену очень любил? Из–за ее памяти?

Безуглов ответил хмуро:

— Оставь. Зряшный разговор.

— Нет, если я твоя дочь, значит, имею право спрашивать.

— Значит, за горло такими словами берешь. — Усмехнулся. — Ну что ж, бери.

— Ты же одинокий, я хорошо чувствую.

— Прямо сирота, — улыбнулся Безуглов, — кругом людей нет.

— Я серьезно говорю. Вот видал, как Ольга Ивановна к тебе относится? Даже заплакала. Ты заметил?

— Ну вот что, — рассердился Безуглов. — Я за бабскими чувствами не наблюдатель. И ты мне это не навязывай. И тут точка. Понятно? Не желаю я с тобой, сопливой девчонкой, на такие темы рассуждать. — У него дрогнули пальцы, когда он стал чиркать спичкой, чтобы закурить. Закурив, все еще не успокаиваясь, предупредил сурово: — Я тебе папа–мама. Понятно? — И, улыбнувшись понравившимся ему словам, повторил: — Раз я тебе папа–мама, чего тебе еще надо? Мачеху захотела, что ли? Так я могу такую выдру в дом привести, что оба сбежим от нее. Знаю я эту канитель, когда люди на склоне лет на тех, что помоложе, женятся. И больше чтобы цыц! Не дочернее это дело — отца сватать.

Прошло несколько месяцев, Изольда узнала, что ее отец сблизился с Колесень и она ждет ребенка. Но он не хочет на ней жениться. Партбюро разбирало заявление Колесень. Отец ничего не мог сказать в свое оправдание, и ему записали выговор за безответственное отношение к женщине, хотя некоторые члены партбюро высказывали предположение, что Колесень подловила его: многие замечали, как она навязывалась ему, ждала конца смены, чтобы идти в поселок вместе.

Колесень стала преследовать Изольду. Она умоляла девушку воздействовать на отца, утверждала, что он ее любит, но не хочет жениться, потому что боится стеснить дочь.

Изольда сказала отцу, что получила от райкома путевку на строительство химзавода и скоро уезжает.

— Так, — протянул печально и растерянно Безуглов. — Раз комсомол решил послать, дело это окончательное и пересмотру не подлежит! Валяй! — Отвернулся и спросил: — Про то, как я влип, все знаешь?

Она молча кивнула.

— Некрасивый я человек оказался. Думал, во всем железный, а тут рыхлость обнаружил. Не хочу вот, а женюсь, раз уж потомство обнаружилось. Я перед ним ответчик. Погряз в суете. Корыто вот купил, чтобы его купать. — Произнес грустно и виновато: — Ты, Изольда, меня прости. Не довел я тебя до намеченной точки. Думал, сдам в вуз, а там полный стратегический простор откроется. Не довел, осекся. — В первый раз он назвал Изольду не Золушкой, а ее настоящим именем, которое она так не любила. И даже не заметил, как назвал. И это было самое ужасное, что он не заметил. И это было той болью, которая надолго осталась в ней. Чтобы не растравлять эту боль, она больше никому не рассказывала о себе. Она уже не могла делать это так просто, с достоинством, как делала, когда рядом был отец, радостно гордившийся ее мужеством.

Ощутив одиночество, она стала бояться одиночества…

Балуев съездил на стройку химзавода, оформил все документы уже после того, как зачислил Безуглову к себе на работу, и с великолепным душевным тактом больше никогда не возвращался в разговорах с ней к драматическому событию, с которого началось их знакомство.

Павел Гаврилович разыскал также Игоря. Беседовал с ним. Но вынес о нем нехорошее впечатление. У паренька было слишком раздражено самолюбие. Игорь так много говорил о себе, что Павел Гаврилович прервал его властно и холодно: