А. Зорин - Мудьюг

• Название: Мудьюг
• Автор: А. Зорин
• Издательство: Северное краевое издательство
• Жанр: Детская проза
• Год: 1934

«Автор в форме рассказов детям дяди Саши рисует картину господства белых в Архангельске, жизнь заключенных в Архангельской тюрьме и особенно на Мудьюге — «Острове Смерти». Книга расчитана на детей среднего возраста (школьников старших групп первой ступени)».

Сохранена орфография печатного оригинала. Написание многих слов отличается от современного (расчитана, итти блок-нот и др.) Использованы стили, поэтому читать лучше с помощью CR3. — V_E.

---

— Почему, дядя Саша, он плакал? Ведь у него в руках было ружье.

— Вот почему, милый,— одним ружьем один человек ничего не сделает. Только самого его посадили бы в ту же яму, а то и расстреляли бы за невыполнение приказа. Вот другое дело, ребятишки, когда солдат много, когда они все разом, организованно восстанут. Тогда толк будет!

Поэтому-то вас и учат организованности, чтобы коллектив был, действовали сообща, вместе. А французик был один. Если бы его начальник — сержант, а то лейтенант или тот же доктор увидели, что вместо того, чтобы стрелять в нас, он плачет — ему бы не миновать тюрьмы. А во Франции, мои милые есть такие тюрьмы, что оттуда в жизнь не убежишь. Эти тюрьмы может разбить только революция.

— А что, дядя Саша, вот те товарищи, что просили у вас из-под земли пить,— живы сейчас?

— Нет, нет их в живых. Вам придется их заменить, дорогие мои. Те товарищи сидели много-много суток. Потом их вывели из карцера. Они обессилели, попадали на снег. Французский сержант и комендант острова били их палками, топтали ногами, а потом увезли в Архангельск, где они и погибли.

— А кто они были?

— Кто? Кто — спрашиваете вы? Конечно не буржуи, а наш брат-рабочий. Один — слесарь с Путиловского завода, а другой до прихода белых был председателем уездисполкома.Оба они погибли[4]…

Уже вечерело, когда разговор дяди Саши с ребятишками дошел до самого «интересного», как выразился Юрик. Он смотрел своему отцу прямо в рот и не верил, что его папа видел и французов, и корабли, и пушки…

Ребята, словно воробьи на ветке, нахохлились и слушали дядю-Сашу, не пропуская ни одного слова.

Много они все-таки не могли понять: не умел дядя Саша рассказывать. Все же они не уходили с набережной, пока дядя Саша не встал.

— Пойдемте-ка, миляги, домой, а то нам попадет от родных на орехи.

— Ну, попадет…— протянули нараспев Алеша и Юрик.

Им казалось, что они уже большие, что они будут драться со всеми буржуями, какие только есть на свете. А если им встретится этот француз, который плакал возле карцера, они его примут в свой отряд и научат говорить по-русски и будут любить его.

— Как же ты, дядя Шура, спасся-то?— спросил Коля Сайкин,которому хотелось узнать все-все, что было на острове Мудьюге.

— А мы, милок, устроили побег…

— А ты нам расскажешь про него?

— Конечно, расскажу, только в другой раз. Все это невесело вспоминать. Ведь я, ребятки, не сказки рассказываю вам, а настоящее дело.

— Мы это понимаем,— ответили хором ребятишки.— Потому-то нам и нравится.

Услышав эти слова, дядя Саша задумался.

— Совсем другие дети теперь пошли,— думал он,— семь-десять лет, а рассуждает, как взрослый. Даже не знаешь, как с ними и разговаривать.

На улице Степана Халтурина, навстречу им попался отряд пионеров. Впереди несли знамя, рядом со знаменем шел барабанщик и трубач.

Поравнявшись с отрядом, Сережа-пионер, отдал рукою пионерский знак.

Голубоглазый Юрик и Алеша Черногоров с Вовкой с завистью посмотрели на Сережу.

— Что, товарищи, а вам не хочется в отряд?— спросил дядя Саша,

— Конечно, хочется!

Только Коля Сайкин не слышал разговора и не видел отряда. Он наклонил голову и все думал о Мудьюге.

Ему было досадно, что тогда его не было на свете, а то бы он взял винтовку и непременно застрелил бы какого-нибудь французского генерала.

— Или русского. Это все равно, — думал он.

Расстались возле дома, где жил Юрик. Условились еще раз встретиться и поговорить о том, как большевики устроили побег с острова Мудьюг.

— Юра с папой пришли домой уже к вечеру. Их встретила Оля.

— Где это вы, товарищи, запропастились?

— Мы гуляли!— весело ответил Юрик, сверкая глазами.

— Знаю, знаю! По глазам вижу, что папа вам рассказывал какие-нибудь страшные вещи.

Юрик засмеялся, а потом протянул…

— Н-не… да-а…

— Ну вот,— я и говорю, что да. Ну, идемте скорей обедать.

И все втроем сели за стол. Дядя Саша хотел за обедом читать газету, но Оля не дала:

— Вредно читать и есть вместе!

— Газету, что ли, съем?— огрызнулся дядя Саша. Юрик засмеялся, а за ним и Оля.

Вечером к папе пришел его товарищ, и они долго спорили о колхозах, о новых заводах…

У Юрика слипались глаза. Скоро он заснул, забывши почистить зубы и умыться.

— Ну ладно, не тронь его,— говорила Оля, когда дядя Саша хотел его разбудить и заставить умыться,— Один раз и так пройдет, без гигиены.

Товарищ ушел в час ночи. Юрин папа сел за книгу и долго что-то отмечал у себя в блок-ноте карандашем.

— Да! завтра мы еще поспорим — сказал он, ложась в постель.

Никто ему не ответил.

Все спали. Лишь-карманные часики на столе отбивали свои частые секунды:— тик-так — тик-так-тик-так… Спокойной ночи, товарищи!

Побег

 Много дней прошло, пока ребятишкам удалось поймать свободное время у дяди Саши. Все эти дни юрин папа приходил поздно, дома не обедал, а по ночам все что-то перечитывал и записывал в свой блок-нот.

Когда он разговаривал с Олей, часто произносил новое слово — конференция. А что это слово значит,— Юра не знал и не знал никто из его товарищей.

Лева Пассер сперва думал, что он знает слово кон-фе-ренция, и начал объяснять его товарищам, но скоро запутался.

За это же время, когда у юриного папы была конференция, сам Юра тоже кое-что сделал. Во-первых, он много думал о том, как его папа много вытерпел от белых. Затем он в школе познакомился с двумя пионерами, отцы которых были расстреляны белыми.

Раньше этих мальчиков Юра не замечал. Не приходилось с ними говорить, да и они вечно чем-нибудь были заняты — читали книги, работали в пионерском отряде, где-то участвовали, как ударники.

После рассказа отца Юрик быстро с ними подружился. Первым вопросом, который задали ему пионеры, был:

— Почему ты не в отряде?

Юрик и сам не знал, почему он не в отряде. Удобнее поговорить с папой и мамой об отряде. Родители его были всегда за отряд и частенько поговаривали о нем, но Юрик все отмалчивался, не интересовался, и теперь ему было неловко начинать разговор первому.

Случай представился после того, как папа рассказал историю о своем побеге с Острова Смерти. 

— Итак, товарищи, собрание считаю открытым,— начал, смеясь юрин папа, когда мальчики разместились на стульях по всем углам небольшой комнаты.

— Слово предоставляется хромому докладчику, т. е. мне. Доклад о том, как во время оно я удрал от белых. Изменений и дополнений нет?

— Нет! Нет!! Нет!!!— в разноголосицу завопили ребята.

— Так вот. Было это в сентябре 1919 года, когда подавляющего большинства из вас еще не было на свете. Нам без вас, конечно, было трудно, но что же поделаешь — приходилось бороться одним.

— Ну уж… ты… папа…— начал останавливать его Юрик, который знал привычку отца — иногда пошутить или, как говорила тетя Оля, «подпустить шпилечку».

— А ты дядя Саша рассказывай по-настоящему, а то неинтересно будет слушать.

— Так вот: на Острове Смерти к тому времени скопилось около 500 каторжан. Над нами глумились тогда уже не французы,а русские белогвардейцы.

И чего они только не заставляли делать: лошадинный помет собирали мы, консервными банками уборные чистили, с места на место камни перетаскивали. Недоставало, чтобы нас заставили на берегу моря считать песок…

Стали, наконец, доходить до нас слухи, что Красная армия начала здорово нажимать на белых. Мы это и сами «быстренько заметили: нет-нет да мимо острова Мудьюг и прошмыгнет большой пассажирский пароход на Англию. Смотрим, на нем набито народу, что сельдей в бочке.

— Удирать, господа спекулянтики, начинаете,— думали мы про себя,— колбаской катитесь?

А у самих мысль: не громыхнуть ли нам с тылу? Обезоружить конвой. Забрать склад с оружием. Продовольствие. Ведь нас сила 500 человек,— сила! Да еще какая!

От таких дум у каждого большевика голова кружилась. А вот как стало до дела доходить… выходит, что и… нельзя…

— Почему-же нельзя?

— Нельзя, милые мои, было хорошо сорганизоваться. Разные люди сидели на острове: одни за свободу с голыми руками: в атаку идут, а другие дрожат за жизнь, боятся, со страху под нары лезут… Но еще хуже то, что о восстании нельзя было говорить вслух — среди заключенных были предатели, провокаторы. Того и гляди,— все дело погибнет…

Бойтесь, ребятишки, провокаторов и шпионов больше всего на свете. Сотни людей погибло при царе и после революции от этих шептунов.

Все же начали готовиться. Советовались…

И решили,— пусть что будет! Восстание! Или победим и тогда наделаем дел,— или нас перережут белые при отступлении… раз уж их Красная армия теснит.

И мы условились — начинать 13 сентября.

Но начать не пришлось: узнали, что все раскрыто. Нам уже приготовили засаду, а безоружным, больным,— не осилить солдат, не перелезть через проволочные заграждения…