Станислав Савицкий - Прекрасная Франция

• Название: Прекрасная Франция
• Автор: Станислав Савицкий
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-88353-645-7

Эта книга – о прекрасной Франции, где иностранец чувствует себя как дома. Эта страна очень разная: Бретань не перепутаешь с окрестностями Ниццы, Клермон-Ферран сильно отличается от Тулузы, а долина Луары, как принято считать, похожа исключительно сама на себя. Путешествуя по Франции, каждый сам создает ее образ, чтобы стать одним из местных иностранцев. Русский европеец и заядлый путешественник Николай Карамзин писал: «После России нет для меня земли приятнее Франции, где иностранец часто забывается, что он не между своими». Все так и есть. Те, кто умеет ценить демократизм, жизнелюбие и абсурдистский юмор, счастливы обрести здесь вторую родину. Эта книга – про неизвестную Францию, не знакомую туристам. Вряд ли даже сами французы побывали во всех экзотических и скрытых от глаза постороннего местах, которые посчастливилось увидеть знатоку этой страны.

---

Впрочем, среди историй о парижских иностранцах история Сары, возможно, даже интереснее, чем интеллектуальная биография Нины. В ней нет ничего особенного, кроме того, что это обычная жизнь. Не каждому удается ее прожить так просто и со вкусом.

* * *

Гневных слов и проклятий в адрес Парижа сказано не менее, чем признаний в любви к этому городу. Один из чемпионов русского парижененавистничества – Гоголь. Французская столица представлялась ему скопищем выскочек, хитрованов и делопроизводителей. Бездушная, бессмысленная столица, погрязшая в суете и тщеславии. Другое дело Рим – родина души.

Тихим и уютным Париж в самом деле не назовешь, особенно главные улицы и площади. Но кого-то этот новый вавилонский хаос даже вдохновлял. Бальзак неустанно живописал быт и нравы его обитателей. Бодлер и Нерваль воспевали городское дно и богему. Золя упивался кошмарами делового мира: бесчинством животных людей, теряющих рассудок на бирже, и страстишками мелких торговцев рынка Les Halles. Помимо галантных празднеств и вальяжных прогулок буржуа по османовским бульварам, тут вечно происходит какой-то беспредел. Рильке в рассказах про Париж не забывал нарисовать во всей красе полубезумного клошара – из тех, что позднее подловят Беккета на улице и отметелят, чтоб медом не казалось служенье строгих муз. «Записки Мальте Лауридса Бригге» – книга мрачная и отчаянная, несмотря на всю прелесть дамы с единорогом, несмотря на неотразимое парижское отщепенчество. Это одна из самых тягостных книг о Париже, написанных с большой любовью к единственному городу, в котором только поэт и мог ощутить себя настоящим иностранцем, чужим для всех, посторонним, перед которым затворяют все двери, – миланцем Арриго Стендалем, как выбито на могильном камне французского писателя, мечтавшего потеряться между Италией и Германией.

В кинематографе никто лучше Полански о коммунальном ужасе парижского мещанства сказать не смог. The Tenant – чудовищный кошмар риэлтера, хоррор о съемщиках жилья, с которым не дай бог встретиться даже во сне. Самое гуманное, на что способны эти мерзопакостные, полоумные соседи, шпионящие друг за другом и подыскивающие удобный момент, чтобы подложить свинью, – это выброситься из окна в узкий двор-колодец. Парижане говорят, что Полански снял образцово-показательную историю про пятнадцатый арондисман.

* * *

На моей карте Парижа стратегически важными объектами являются кондитерские и ресторанчики. Грибник никогда не расскажет про все грибные места. От меня тоже не стоит ждать, что я выдам все любимые едальни как на духу. О некоторых я умолчу, чтобы не нарушить тот домашний уют маленьких ресторанчиков, куда ходят только те, кто живет и работает в этом квартале. Некоторые – такие необычные, что если я начну объяснять, чем же они хороши, вы можете подумать обо мне что-нибудь не то. Ну и, конечно, было бы самонадеянным выдавать себя за гурмана, который перепробовал блюда всех парижских traiteurs и годится в Вергилии и Дерсу Узалы парижской кухни.

Тем не менее как заядлый парижский иностранец я всегда старался не пропустить интересного места, где хорошо кормят, чтобы быть с народом-творцом там, где этому народу нравится перекусывать. Эпицентр тревожно-сливочных терзаний находится на улице Бюси, у Сен-Жермен. Еще несколько лет назад там была кафеюшка при кондитерской, на втором этаже. Можно было выбрать прямо с прилавка любую красоту, и ее приносили с кофе наверх, в зальчик узкий, как коридор. В Париже много таких тесных домов, сохранившихся с XVII века. В зальчике умещалось два ряда столиков, разделенных проходом. У столика возле низкого окна было отличное место, чтобы наблюдать за шумной, людной улочкой. Пирожные в этом кафе всегда были свежайшими, и кофе был лучше, чем обычно в кондитерских. А какой там делали croissant aux amandes! Слезы на глаза наворачиваются! Нежная, пропитавшаяся маслом, бесформенная лепешка с запекшимися пластинками миндаля. Что-то подобное удавалось только повару столовой при Дворце труда, что у Благовещенского моста в Петербурге. Он был большим умельцем печь сдобные булки. На Бюси я любил приходить после прогулки или даже иногда специально наведывался сюда после поездки за город, чтобы посидеть, обдумать впечатления или бездумно поглазеть в окно.

Встречаться по делам и без дел удобнее в «Paul». Это тоже булочная-кондитерская с кафе. Из всех кафе этой сети, которые есть и в Париже, и в других городах, мне нравится именно оно, небольшое, но достаточно просторное. Окна в нем высокие, во всю стену. До недавнего времени тут работала пожилая официантка, особенно не любезничавшая с клиентами, но обслуживавшая с таким простым достоинством, что ты вдруг ощущал торжественное спокойствие от того, что самые обычные вещи происходят, как им дÓлжно происходить. В этом «Paul» вкусно абсолютно все: от сэндвичей до religieuse – заварного пирожного в форме пирамидки, сложенной из приплюснутых шаров. Свежести эти радости плоти всегда исключительной. А вот кофе тут так себе, вместо него лучше брать чай или что-нибудь покрепче. Еще это место всегда было приятно тем, что в нем поровну иностранцев и парижан, причем среди иностранцев американцев не большинство, как часто бывает в ресторанах и на шумных улицах. Столики здесь стоят вплотную, и иногда между соседями завязывается беседа. Болтать с незнакомками и незнакомцами в парижских кафе – отдельное удовольствие. У вас сразу находится повод для беседы ни о чем: обсудить, кто кем работает, кто что делает в Париже, что сейчас интересного в музеях и театрах. Из этих пустяков рождается сообщничество: вы в Париже, и этот жизнеутверждающий факт сближает русского и австрийку, венгра и американца, немца, француженку и всех остальных, кто успеет вступить в ваше тайное общество. При том, что резких слов о Париже сказано немало, что здесь достаточно мест, дающих повод удивляться, какой же это грязный и вонючий городишко, Париж чудесным образом располагает к себе. «Париж – красавица», как шутили вполне всерьез сюрреалисты. У нас в таких случаях говорят «люблю не могу!», капитулируя перед необоримой страстью, но догадываясь, как в крайнем случае отступить без потерь.

Мне кажется, что это восхищение не похоже на щенячий восторг двадцатилетнего американца, воспетый пожилым писателем, для которого молодость, проведенная в Париже, была самым светлым воспоминанием в жизни. Хэмингуэй со свойственной американским интеллектуалам идеологизированностью хотел возвести эту ностальгию в национальный культ. «The Moveable Feast» – книга о новом, нефиксированном празднике наподобие Пасхи, для которой, в отличие от Рождества, не установлено точного дня. Париж – это праздник жрецов религии свободы – путешественников, мечтателей, искателей приключений и жизненной правды. В русском переводе этот антиклерикальный подтекст был опущен. В шестидесятые годы в СССР никто бы просто не понял о каких таких фиксированных или передвижных праздниках идет речь. Об этом тогда уже мало кто помнил. Русское заглавие «Праздник, который всегда с тобой» было тоже вполне удачным, судя по тому, что вошло в обиход.

Париж – не брелок с Эйфелевой башней, напоминающий о том, что есть такой беззаботный, богемный город, и не тоска по дочке, родившейся у твоей любовницы, после того как вы оба вернулись из Парижа по домам. Париж – город тех, кто ощущает себя в нем иностранцами. В нем надо уметь находить то, что не значится на карте и о чем умалчивает путеводитель. Кафе на Бюси – идеальное для этого место. Однажды мы с подругой по традиции пили здесь чай с пирожными. За соседним столиком позевывал милый рассеянный мужчина, который явно заскучал в одиночестве и все посматривал в нашу сторону, явно собираясь заговорить о погоде. А сам спросил, откуда мы, наш акцент был ему незнаком. Слово за слово, оказалось, что он архитектор из Канзаса, купил неподалеку на rue de Seine небольшую квартиру. Теперь вот наезжает в Париж, очень ему тут нравится.

| 22 | Особняк братьев Мартель. Архитектор Р. Малле-Стивенс. Середина 1920-х

Дядька был в самом деле симпатичный – открытый в разговоре, остроумный, внимательно слушающий. Почти как в старом, по-прежнему не смешном анекдоте. Встретились русский и американец. Один говорит: «Люблю Париж!» А другой ему: «Нет, это я люблю Париж!» Нашему собеседнику тут нравилось все, просто все-все-все. После рассуждения, как здесь вкусно и пьяно гуляется – до французского регби, к счастью, дело не дошло, – мы вдруг заговорили о Малле-Стивенсе. И оказалось, что американец любит парижский модерн. Полчаса он рассказывал, как пробраться во все постройки Малле-Стивенса в шестнадцатом арондисмане. Как попасть внутрь банка, с какой стороны лучше подходить к особнякам, куда надо заглянуть, чтобы увидеть то, что известно только знатокам. В нас загрузили файл с увлекательной книжкой о знаменитом архитекторе.