Леопольд Захер-Мазох - Шахиня

• Название: Шахиня
• Автор: Леопольд Захер-Мазох
• Издательство: Институт соитологии
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-9637-0029-9

Роман скандально известного австрийского писателя Леопольда фон Захер-Мазоха посвящен эпохе императрицы Елизаветы Петровны. Перед читателями предстают эпизоды интимной жизни взбалмошной монархини, картины дворцовых интриг, казни, истязания, любовь...

---

– Ну-ну, мой друг, – как ни в чем не бывало продолжал Лесток, наливая своему пленнику бокал вина, – кто тебе заплатил, великий канцлер, не правда ли, или кто-то другой?

Когда пойманный шпион продолжал настаивать на своей полной невиновности, француз резко изменил тон, снова сунул деньги в карман и приказал Шапьюзо привести двух солдат из домашнего караула. Когда капитан вернулся с ними в комнату, настроение пленника заметно испортилось.

– Что вы собираетесь со мной делать? – воскликнул он. – Я честный невинный человек.

– Если ты немедленно не сознаешься, кто тебя подослал, – сказал Лесток, – я велю этим людям бить тебя батогами до тех пор, пока твоя предательская душонка не расстанется с твоим жалким телом.

Только теперь шпион признался, что состоит на службе у одного гвардейского офицера и по его приказу должен был вести наблюдение за Лестоком и Шапьюзо.

Лесток велел солдатам отвести пойманного к себе домой, а сам поехал к императрице, которая сначала не хотела его впускать и только после многочисленных просьб приняла его в присутствии Разумовского и графини Шуваловой. Лесток как одержимый вбежал в помещение и бросился прямо в ноги Елизавете.

– Я только что раскрыл гнусный заговор против себя, ваше величество, – завопил он во все горло, – меня со всех сторон обложили шпионами, меня хотят убить, меня, вашего преданнейшего слугу, которому вы обязаны троном и который так часто спасал вам жизнь. Некоторые, видно, забыли, но моя великодушная монархиня еще ведь помнит мои заслуги, я знаю, и потому взываю к ней о справедливости и молю об удовлетворении.

Тогда царица попросила его рассказать обо всем произошедшем по порядку и, хотя причиной этого случая с Лестоком послужило ее собственное распоряжение, у нее, чисто по-женски, не хватило мужества сказать это Лестоку прямо в лицо и тем самым дать ему наконец понять, что она о нем на самом деле думает. Напротив, она пообещала ему самолично разобраться в этом деле и наказать виновных, так что маленький француз, покидая царские покои, победоносно взглянул на Разумовского. Но едва он скрылся за дверью, царица гневно топнула ногой и поклялась, что этот раз, когда она выслушала-таки Лестока, был последним.

– Если бы совесть его была чиста, – сказала она супругу, – ему не нужно было бы опасаться каких-то шпионов. Да как он смеет по собственному произволу арестовывать человека и его допрашивать! Я хочу переговорить с Бестужевым и притом немедленно.

Впрочем, к моменту появления великого канцлера ее гнев в значительной степени уже улегся, так что она снова отказалась от своего первоначального решения немедленно арестовать Лестока, однако отдала распоряжение взять под стражу его секретаря Шапьюзо вкупе со слугами, препроводить их в крепость и подвергнуть допросу с пристрастием. Бестужев был достаточно умен, чтобы попросить императрицу подписать приказ о задержании, дабы в любой момент быть готовым действовать по обстоятельствам, однако до поры до времени не выполнять его, поскольку не без основания опасался преждевременно встревожить Лестока и его сторонников. Обычно такой смышленый француз на сей раз чувствовал себя настолько уверенно, что еще двадцать второго декабря справлял в веселой компании годовщину своей свадьбы.

На следующий вечер грандиозный торжественный бал в честь бракосочетания фрейлины Салтыковой собрал у нее все петербургское общество. Среди приглашенных был и Лесток. Во время исполнения менуэта в зале под руку с Разумовским появилась императрица. Давно уже эту прекрасную женщину не видели такой радостной и милостивой, даже Лесток удостоился нескольких снисходительных и дружеских слов ее.

Около полуночи она кивком подозвала к себе Бестужева и спросила, дал ли уже Шапьюзо признательные показания, компрометирующие Лестока.

– Новые сведения, которые я получил о комплоте, – ответил быстро сориентировавшийся в обстановке великий канцлер, – заставили меня отложить исполнение приказа о задержании. Было бы рискованно брать под стражу его людей, а самого Лестока, в руках которого сосредоточены все нити, оставлять на свободе. То, что у нас есть на него сейчас, послужило бы для него только предостережением и, возможно, навсегда избавило бы его от карающей десницы правосудия.

– Хорошо, тогда арестуйте и Лестока тоже, – решила государыня.

Улыбка скользнула по обычно таким строго-холодным чертам Бестужева. Он был близок к цели. После того, как императрица отпустила его, он тотчас же откомандировал офицера с необходимым отрядом на выполнение задания. Они взяли под стражу Шапьюзо с четырьмя слугами Лестока в его доме и доставили их в крепость.

Между тем у Салтыковой продолжали танцевать, нисколько не подозревая о надвигающейся катастрофе, которая уже в скором времени переполошит весь Петербург. Когда под утро гости начали разъезжаться, Лесток со своей женой и шведским посланником Вольфеншерна отправились в отель последнего, и там с несколькими дамами и офицерами они играли в карты и кутили до десяти часов утра.

Когда в одиннадцать часов Лесток возвратился к себе домой, ему сообщили об аресте его доверенного лица и слуг; он решил спешно ехать к царице и принести жалобу на содеянное, однако уже у подножия лестницы был остановлен генералом Апраксиным, который по повелению монархини уже окружил его дом солдатами и объявил Лестоку, что тот арестован.

Сначала Лесток попытался было в своей обычной манере криком и хвастовством благосклонности к нему императрицы произвести на генерала впечатление, однако когда Апраксин предъявил ему собственноручно подписанный ею приказ, он побледнел и на подгибающихся ногах снова поднялся рядом с генералом по лестнице. Предварительно его заперли в комнате и приставили к нему караул из офицера и шести солдат. Все острые предметы были оттуда предусмотрительно удалены, и даже для еды ему не позволено было пользоваться ножом. Пока все это происходило, его жена находилась в церкви, где принимала причастие. Когда она вернулась домой, то тоже была арестована и, без позволения даже повидаться с мужем, изолирована в особую комнату.

После того, как двадцать шестого декабря императрица в сопровождении Разумовского отправилась в Царское Село, Лестока и его жену в ту же ночь перевели в крепость. Когда его ввели в камеру, обычно такой неустрашимый и легкомысленный француз со вздохом произнес:

– Благосклонность женщины! Благосклонность женщины! Кто тебе доверится, сам сунет голову в петлю. Теперь наша партия проиграна окончательно. О, какое несчастье! Какая горькая участь!

6 Два спектакля

Со времени смерти генерала Ушакова председателем тайного инквизиционного суда[105] стал генерал Шувалов.

Для ведения процесса над Лестоком ему был придан находящийся в большой милости у императрицы друг Бестужева, генерал Апраксин. Тем самым судьба Лестока была предрешена.

Сначала допросу был подвергнут Шапьюзо. Он добровольно и с такой непосредственной откровенностью признался во всем, что только знал, что вопрос о каких-либо пытках отпал сам собой с самого начала. От него узнали, что Лесток получал деньги от прусского двора, часто проводил тайные и даже ночные встречи со шведским и прусским посланниками, равно как и с различными доверенными лицами и другими недовольными, среди которых в первую очередь выделялись вице-канцлер Воронцов, генерал-прокурор Сената Трубецкой и генерал Романцев. Шапьюзо также совершенно не отрицал, что Лесток был очень недоволен нынешним правительством и при каждом удобном случае крайне неприязненно отзывался о Бестужеве и Разумовском, и в своих оценках не щадил также царицу. Более, даже если бы это стоило ему жизни, он ничего к уже сказанному добавить не мог, поскольку Лесток никогда полностью не доверял ему, а с некоторого времени даже стал относиться к нему с известной подозрительностью.

Высказываний Шапьюзо между тем было для императрицы вполне достаточно, чтобы самой запустить против Лестока механизм инквизиции.

Сначала попытались выудить из него признания хитростью. Императрица пообещала его жене, если та склонит его к признанию, полное помилование как для нее самой, так и для ее супруга.

Однажды вечером ее привели в камеру Лестока и оставили с ним наедине. Бывший доверительный друг и любимец императрицы сидел на нарах в старом шлафроке и сперва, словно на привидение или призрак, долго с удивлением смотрел на свою жену.

– Вот как нам довелось свидеться, – заговорила она.

Лесток пожал плечами.

– Разве я виноват в чем-то? – произнес он как можно громче, ибо был убежден, что их разговор подслушивают. – Тебе ли не знать этого, – вдруг вскипел он и, вскочив с нар, одним прыжком оказался возле нее, – ты же не спятила, ты знаешь меня уже достаточно долго, чтобы не понимать, что я всегда был преданнейшим слугой императрицы, неизменно имел в виду только ее благополучие и благополучие государства, и потому только вызвал к себе враждебность и ненависть кучки завистников, государственных изменников, которым я мешал достигать их эгоистических целей и бессовестные интриги которых я так часто перечеркивал. О! Я знаю их всех, кто упрятал меня за решетку и продал нас Австрии: этого Бестужева, которого я сделал великим канцлером, которого я, ослепленный его гнусным лицемерием, порекомендовал монархине назначить на этот пост; этого Апраксина, которого мое заступничество подняло из низов, этих неблагодарных людишек, которые теперь сговорились погубить меня и затем, лишив монархиню ее единственного настоящего друга и не сдерживаемые больше ничем, продать Россию и втравить ее в европейскую войну, которая приведет страну на край пропасти, а Елизавету сбросит с престола.