Франсуа-Ксавье Нерар - Пять процентов правды. Разоблачение и доносительство в сталинском СССР (1928-1941)

• Название: Пять процентов правды. Разоблачение и доносительство в сталинском СССР (1928-1941)
• Автор: Франсуа-Ксавье Нерар
• Издательство: РОССПЭН
• Жанр: История
• Год: 2011
• ISBN: 978-8243-1547-9

В книге предпринята попытка понять, какое место в советском сталинском обществе занимал феномен доносов и разоблачений — как в кризисные моменты, так и в моменты относительного спокойствия. Какова роль семейных и родственных отношений в подобной практике? Доносы и разоблачения (и добровольные, и по принуждению) считались поддержкой режима, сотрудничеством с ним. Были ли такие поступки корыстными? В какой мере доносительство было необходимо государству и отдельным гражданам? Идет ли здесь речь о доносе в полном смысле этого слова?

В намерения автора не входит реабилитация доносчиков и доносительства в СССР. В книге делается попытка очертить границы этого явления и описать его максимально объективно. Книга представляет интерес как для исследователей-историков, так и для широкого круга читателей, интересующихся историей России.

---

Единственная, но весьма значимая область, относительно которой официальные тексты содержат более определенные указания, — это содержание сообщаемой информации. Предлагаемые темы относительно широки и позволяют населению говорить о большинстве явлений повседневной жизни. Они характеризуются, однако, слабой степенью обобщенности, или, если даже это не так, легко позволяют перейти от общего к частному. Власть на самом деле выступает за персонализацию ответственности: вина лежит на отдельных людях.

Эта тенденция становится все более явной, все более отчетливо выраженной. В начале тридцатых годов власти довольствуются разоблачениями в самом широком смысле этого слова, постепенно они все более и более определенно требуют доносов. Понятие «сигнала» — не единственный способ широко внедрить эту практику. Прежде всего власть старается обеспечить ей популярность, всячески поощряя ее.

ГЛАВА 6. Как внедряется практика

Исследуя кампанию критики и самокритики, мы увидели, что власть сознательно и целенаправленно широко внедряет доносительство; проявлений недовольства и критических высказываний не просто ждут, их провоцируют, пытаясь в то же время контролировать формы их выражения. Власти не только намечают контуры того, что им хотелось бы получить с точки зрения содержания и формы. Создается целый механизм, предназначенный развивать и навсегда закрепить эту деятельность, сделав ее частью жизни советских граждан. Речь, однако, не идет о том, чтобы создать на пустом месте совершенно новую форму поведения. Основы подобной практики, как мы видели, сложились в давнем прошлом России и получили «новое дыхание» в первые годы советской власти. Как же отныне советское государство будет пользоваться всеми имеющимися у него рычагами (право, пропаганда, административные органы), чтобы поддерживать и контролировать практику доносительства? Как убедить советских людей преодолеть свои сомнения? Идет ли речь только о том, чтобы подтолкнуть их к действию, или рассматривается также возможность принуждения?

Как склонить к доносительству?

Способствовать доносительству означает прежде всего говорить о нем: регулярно, в ходе всех кампаний, которыми отмечены тридцатые годы, власть подчеркивает необходимость осведомлять ее обо всем, что не так. Это требование может принимать разные формы: право на «критику и самокритику» начала тридцатых годов становится «обязанностью быть бдительным» начиная с 1935. Но какими бы словами ее ни называть, практика всегда одна и та же. Пресса — и центральная, и местная, была хоть и привилегированным инструментом распространения этих призывов, но не единственным. На службу «критике и самокритике» поставлены все классические методы пропаганды: плакаты, печать и речи. Довольно длительные периоды, когда призывы к доносительству имеют сдержанный характер, чередуются с короткими периодами кампаний, когда они становятся настойчивыми и присутствуют повсюду.

Призывы сигнализировать

Самые откровенные призывы звучат во время чисток: в Москве в 1929 году достаточно простых плакатов на стенах коридоров, призывающих «сообщать, даже без подписи, факты из деятельности профессоров»{379}. Во время чистки в Академии наук в 1929 году, как мы помним, были устроены «специальные ящики», а вводная речь Ю. Фигатнера[111] была весьма недвусмысленной.

Тексты более общего содержания, опубликованные в центральной прессе, во всяком случае в первое время, в большей мере построены на намеках. Однако призывы и лозунги вроде «Направим рабочую самокритику против болезней в наших рядах, против расхлябнности, некультурности и пьянства»{380} или «вовлечение миллионных масс рабочего класса и крестьянства в дело выявления и ликвидации наших слабостей, наших ошибок»{381} (к выполнению этой задачи Сталин призвал во время той же кампании самокритики) оставляют мало вариантов для интерпретации.

В тридцатые годы предоставлялось множество случаев призвать массы к сотрудничеству. В 1930 году это выборы в советы, во время которых в «Поволжской правде» от 29 января «массы» призывают «учесть и выявить чуждых»: речь идет о постоянном уточнении списка лиц, лишенных гражданских прав[112]. Чистка советского аппарата, начатая в 1928–1929 годах, также проводится с помощью сигналов и доносов. На XVI съезде партии (июнь — июль 1930 года) было заявлено, что «чистка советского аппарата — есть дело не только РКИ, а всей партии, всего рабочего класса», и это обязывает «все партийные организации и каждого коммуниста оказывать всемерное содействие КК-РКИ в этой работе»{382}. Упомянутые выше высказывания Фигатнера подтверждают природу этого сотрудничества. В апреле 1932 года по случаю «Всесоюзного пятидневника смотра-проверки работы Бюро жалоб» советских людей настоятельно призывают поддержать деятельность бюро, направляя туда сигналы. Инициатива возобновляется в июне того же года во время кампании по борьбе за «революционную законность»{383}. Когда Центральный Комитет учреждает политотделы МТС[113] в январе 1933 года, он также пользуется этим случаем, чтобы напомнить, что «…от коммунистов и сочувствующих им беспартийных требуется особая бдительность для того, чтобы организовать отпор этим элементам и разгромить их вконец»{384}.

Реформа системы контроля в 1934 году (замена Центральной контрольной комиссии (ЦКК) на более послушную Комиссию партийного контроля под началом Н.И. Ежова и РКИ — на менее могущественную Комиссию советского контроля) дает новый повод подчеркнуть значение участия масс в работе этих организаций. Затем последовали многочисленные призывы к «бдительности», которые с 1935 года начинают распространяться в прессе, на плакатах и в речах. 18 января секретное письмо Центрального Комитета в связи со смертью Кирова[114] призывает коммунистов перестать проявлять «благодушие», которое считает бесполезным, и бороться против врагов социализма, проявляя «бдительность, настоящую революционную бдительность»{385}. За этим письмом 13 мая последовало другое, с приказом провести проверку партийных документов{386}, и в нем значительное место отводится сведениям, собранным посредством доносов. Кампания доносительства набирает обороты в связи с директивой Политбюро от 29 сентября 1936 года, связанной с первыми крупными Московскими процессами. В декабре 1937 года, по случаю двадцатилетия основания ЧК, газеты полны заявлений о нерушимом союзе народа и органов внутренних дел. В этих публикациях присутствуют и призывы к населению информировать эти органы.

«На протяжении двадцати лет органы ВЧК-ОГПУ-НКВД под руководством партии ведут непрестанную, успешную борьбу с врагами народа, зорко охраняя мирный труд нашей родины. Каждый честный гражданин нашей родной страны помогает НКВД выявлять врагов народа Сила НКВД в том, что его поддерживают миллионы»{387}

Впрочем, тексты центрального печатного органа чаще всего имеют именно такой характер и представляют собой скорее восхваление определенного рода поступков, чем прямой призыв их совершать.

Таким образом, кампании, призывающие советских людей к сотрудничеству, регулярно повторяются на протяжении всего исследуемого нами периода. В начале тридцатых годов они не столь напрямую политизированы, но постепенно поиск недостатков и случаев пренебрежения нуждами людей отодвигаются на второй план, чтобы сконцентрироваться на одной только необходимости разоблачать «врагов». Весьма значительное изменение, на которое мы уже обращали внимание. Переход, однако, происходит постепенно: нет резкой смены одного призыва другим. Обе темы присутствуют параллельно, даже если первая стала менее важной.

Но система поощрения доносительства не строится на одних лишь заклинаниях следовать положительным примерам. Интонация порой становится более угрожающей. Так, анализируя «уроки» «Смоленского дела», Я.А. Яковлев может писать в 1928 году:

«В связи с этим мы должны решительно изменить свое отношение к тем членам партии и сознательным рабочим, которые знают о безобразиях и молчат или недостаточно энергично выводят их на свет божий.

В одном из первомайских лозунгов было указано, что не тот рабочий исполняет свой долг, который видит безобразия и молчит. Вот этот лозунг мы должны претворить в жизнь. Мы должны спросить с каждого коммуниста, с каждого активного работника, который знал об этих безобразиях и своевременно не доводил до сведения высших партийных органов, почему он молчал. Такое молчание ни в каком случае не надо возводить в добродетель, а, наоборот бичевать и беспощадно критиковать»{388}.

Являются ли слова Яковлева эффектным ораторским приемом, или они воплотились в конкретные действия? Какие меры предусмотрела власть, чтобы наказывать тех, кто молчит?