Юрий Погуляй - Матросы

• Название: Матросы
• Автор: Юрий Погуляй
• Жанр: Современная проза

---

Юрий Погуляй Матросы

Капитан Варежкин был хорошим человеком. И всегда, честное слово, всегда делился сигаретами. Подходил к нашему "курительному грибочку" напротив казармы, доставал из кармана пачку "North Star" и обязательно предлагал каждому.

Мы никогда не отказывались, а он понимающе улыбался, смотрел мечтательно в небо и говорил:

— Любо мне здесь, ребятушки. Эх, любо!

Мы лыбились, кивали нескладно, молчали, и, когда он уходил, обменивались всезнающими ухмылками. К Любе пошел, как пить дать. Он всегда к ней ходил. По асфальтовой дорожке между казармой и столовой, в тени тополиной аллеи. Потом до магазинчика, а там направо, в медпункт, мимо пруда

Перед уходом, он, почему-то, всегда мне подмигивал.

Я так и не узнал, почему. Сразу после вторжения лейтенант Борзов убил Варежкина выстрелом в затылок, а потом сбросил его тело в пруд, рядом с трупами подполковника Мариненко и майора Тарасова.

— Ибо нех…й, — пояснил нам Борзов.

Мы не спорили, хотя в случае с капитаном он был неправ.

С юга несло гарью.

— Сваливать надо, — со значением сказал нам Борзов. Лейтенант служил в части четвертый год, и знал о службе всё. Сейчас он чесал шелушащийся нос, зыркал на нас заплывшими жиром глазками и убеждал: — Не наша это война, б…я. Усекли, ушлепки, б…я?! Пущай с ней единоросы воюют, б…я!

Никто из нас не возражал. Те, кто попытался, вон они, в пруду жопой кверху плавают. А остальные разбежались еще раньше.

— Я п…ю в леса. И вам, б…я, советую, нах…й, — резюмировал Борзов. Отступил на шаг от нас. Пистолет в его руке чуть дрожал, рыская стволом по нашим лицам. Лейтенант нервно улыбался, щурился и постоянно, словно ящерица, высовывал язык.

Втиснувшись в камуфлированный "вазик" он еще раз посмотрел на нас, открыл окно и бросил на дорогу связку ключей.

— От оружейки, б…я. Живите, нах…й.

Двигатель взревел, и машина, постреливая глушителем, умчалась по бетонным плитам в сторону КПП, а мы переглянулись. Хоть что-то хорошее Борзов для нас сделал.

Командование над нами взял сержант Бурзуг, и он же решил пробираться на восток, к Петрозаводску.

Три дня мы ползали по душным карельским болотам, шарахаясь от каждой тени. Мы — это сорок три человека и Бурзуг. Все, кто не сбежал сразу после того, как началось вторжение. Наша часть быстро растаяла, сразу после того как прервалась связь с соседними частями, и навечно умолк телевизор в комнате отдыха. Последнее, что успели показать в живом включении, это мечущиеся по площади люди, и спускающиеся с неба черные волосатые шары, метра два в диаметре. Прозрачные нити пришельцев мельтешили в воздухе, как щупальца сумасшедшего осьминога, шарили по мостовой, по стенам, и если находили человека, то несчастный вдруг переставал паниковать. Переставал орать. Замирал куклой, опускал голову и покорно стоял, связанный с темным пузырем.

Шаров было много, а щупалец еще больше.

Бурзуг говорил, что мы должны соединиться с другими войсками. Но о том, что от нашей части почти ничего не осталось, он старался не вспоминать. Да и всем остальным такие мысли в голову лезли со скрипом, с болью. Мы же армия. На кого еще надеяться теперь, если не на нас? Мне лично было очень стыдно за товарищей. Но мне всегда говорили, что я странный. Когда я в девятнадцать лет пришел в военкомат, забывший про меня, и попросился в армию, то лысый подполковник, не помню фамилии, первым делом отправил меня к психиатру и только потом сюда, в глухие карельские леса.

Однако сейчас стыдно было не только мне. Многие наши ворчали на разбежавшихся товарищей, а кое-кто даже жалел, что ключи от оружейки так поздно дали. Можно было бы и пальнуть пару раз в дезертиров. Но жуткая, аномальная, как принято говорить, жара надежно выбила лишние размышления.

Тридцатка на термометре, не меньше. В тени.

Техники у нас не осталось. Соляру давно распродал подполковник, за что и схлопотал первую пулю от Борзова, а последняя машина "на ходу" увезла лейтенанта в неведомые дали.

Мы нашли ее на второй день, у болот. "Вазик" уткнулся разбитой мордой в валун, нависающий над молодой порослью березок, водительская дверь была распахнута настежь. На полу, под пассажирским сиденьем остался лежать АКСУ лейтенанта. Самого Борзова мы так и не нашли. Бросив "вазик" он, судя по следам на песке, дальше отправился пешком. Скорее всего, его поймали шары.

Выбравшийся из леса Бурзуг проверил убитую машину и сокрушенно махнул рукой. Мертвее мертвого. Потом мы еще несколько раз встречали брошенные на дороге автомобили. Черный "Форд" прапорщика Цыганова, красный "Матис" Любы… Весь личный автопарк части рассыпался по карельским трассам, и никого из пассажиров поблизости не оказалось. Потому и идеи использовать брошенные тачки популярностью не пользовались.

Связи у нас не было. На всех частотах звенела тишина, и даже помехи с них исчезли. Про мобильные и речи не шло. Так что приходилось всё делать вслепую. Идти, спать, ждать и надеяться.

На дорогах старались не светиться. Держались поодаль, наблюдали. Безлюдье в этих краях вещь привычная, а вот тишина карельских трасс, древнего места выгула для груженых лесовозов, оказалась настоящим испытанием.

Проклятье, я душу был готов продать за грохот тяжелой машины с свежеворованными бревнами! Но ничего, кроме зловещего бездействия, не случалось. Тот же лес, те же болота с голодными комарами, сопки, россыпи валунов и песчаные дороги. И то же небо. Синее, безумно яркое, летнее такое, почти как у меня дома. Первые пару дней я постоянно в него пялился, до замирания сердцабоялся черных шаров, но Бог миловал. С чужаками мы так и не встретились.

А потом были Матросы. Небольшой поселок, на берегу реки Шуя. К нему выходить не стали, засели в лесу, метрах в трехстах от берега, и Бурзуг отправил на разведку троих бойцов: снайпераГанеева, Мотилина и меня. Когда он назвал мою фамилию, то я испытал целую гамму чувств. От колющего за зубами страха до искреннего любопытства, что ждет нас за речкой. Мир ведь серьезно изменился. Если уж даже сотовые телефоны не работают, то все, приплыли. Кризис покажется цветочками.

— Понаблюдайте сначала. Не лезьте сломя голову, — проинструктировал нас сержант. — Смотрите внимательно, ничего не пропустите. Если увидите гражданских — попытайтесь прояснить обстановку. Даю две ракеты. Зеленая — значит всё тихо. Красная — значит, что соваться в деревню нельзя. Всё понятно?

— Угу, — сказал я.

Бурзуг набычился:

— Не угу, а так точно, Святкин!

— Так точно, — послушно буркнул я. Тоже мне, нашел время для формальностей!

— Поселок небольшой. Есть столовка для лесовозов. Где-то рядом с Матросами больница с дуриками, на несколько сотен коек. Учтите это, — продолжал напутствовать нас Бурзуг. Ракеты он отдал Мотилину, потому что тот был ефрейтор, и потому что он оказался ближе всех.

— Старшим будет… — сержант замялся, скептически оглядев нас. Я опустил голову и сам того не желая чуть втянул ее в плечи. Только бы не меня! Только бы не меня! Мотилин, напротив, чуть подался вперед, с надеждой, а Ганеев попросту зевнул.

— Ганеев, — заключил командир. — Запомните, зеленая ракета — мы выходим к деревне. Красная — ждем вас в лесу, здесь я оставлю секрет. Усекли?

— Угу, — сказал я.

Сержант побагровел, и я поспешно поправился:

— Так точно.

— Не перепутайте!

Когда мы уходили, Бурзуг поднял отряд, отдыхавший под тенью сосен, и повел его вглубь леса. И на минуту лица уходящих показались мне самыми родными на свете. А затем меня накрыло ледяным пониманием. Что с мамой и папой? Докатилось ли это до деревеньки, куда отец перевез все хозяйство после того как вышел на пенсию?

Я взмолился про себя о том, чтобы в Матросах все было в порядке. Чтобы жизнь там шла своим чередом и никто о шарах не слышал. Так, максимум чтобы в новостях сказали: "в Москве были обнаружены" и "на границе с Финляндией были замечены". А дальше новости про президента и нефтяной кризис. Все как всегда. Это будет хорошо, это будет правильно. Это увеличит шансы моих родителей, а значит и мне лучше будет.

Я откровенно занервничал, без причины раздражаясь на неторопливость нашей вылазки. Мне хотелось сорваться вперед, переплыть на тот берег и бежать в деревню, чтобы увидеть как там все хорошо и успокоиться.

О втором варианте думать я не хотел.

Но Ганеев, как истинный снайпер, подолгу сидел у каждого куста вслушиваясь и вглядываясь в лес. Терпения у него было не занимать. До реки мы добирались почти полчаса.

Шую форсировали без приключений, хоть и промокли до нитки. Глазастый Мотилин усмотрел подход к броду, и мы, задрав над головой автоматы, как в лучших фильмах про войну, перебрались на тот берег, чертыхаясь и оскальзываясь на камнях, спрятавшихся на дне реки.