Афанасий Белобородов - Всегда в бою

• Название: Всегда в бою
• Автор: Афанасий Белобородов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Более недели 43-я армия находилась в резерве 3-го Белорусского фронта. Война шла к концу, советские армии стремительно продвигались в глубину Германии, бои в Берлине шли уже за центральные кварталы. Мы со дня на день ждали известий о падении столицы фашистского рейха. Казалось, что нам вряд ли придется участвовать в боевых действиях. Но - пришлось!

25 апреля армия получила приказ "совершить марш в район Мариенбурга (30 км юго-западнее города Эльбинг), где войти в состав войск 2-го Белорусского фронта". Одновременно поставлена была и боевая задача: "Уничтожить группировку противника западнее и юго-восточнее города Данциг"{128}.

Что же представляла собой эта группировка? Как она возникла? В ходе зимнего наступления советские войска, прорвавшись от рубежа Вислы к Одеру, одновременно отбросили на север, в Восточную Померанию, фашистскую группу армий "Висла". Разгром ее потребовал значительного времени и усилий. К концу марта войска 2-го Белорусского фронта и правого крыла 1-го Белорусского фронта разгромили группу армий "Висла" и на широком фронте вышли к побережью Балтийского моря от устья Одера на западе до Гдыни и Данцига (Гданьска) на востоке. Однако 2-я немецкая армия, отходившая в северо-восточном направлении, сумела удержаться на приморских плацдармах в районе Данцига и Гдыни. Теперь она оказалась в глубоком тылу 2-го Белорусского фронта, участвующего в Берлинской операции. Естественно, что ликвидация данцигской группировки противника являлась важной задачей, о чем пишет в своих воспоминаниях Маршал Советского Союза Г. К. Жуков{129}. Этими обстоятельствами и была вызвана переброска 43-й армии из-под Кенигсберга к Данцигу и Гдыне.

Армия, получив приказ, в тот же день начала марш. Пройдя около 170 км по дорогам Восточной Пруссии, вдоль берега залива Фришес-Хафф, мы в первых числах мая сосредоточились в назначенном районе, а затем сменили на переднем крае оборонявшиеся здесь части - 153-й укрепрайон и 5-ю мотострелковую бригаду.

С КП армии, из города Мариенбурга, я связался по ВЧ с командным пунктом 2-го Белорусского фронта. Признаюсь, волновался, ожидая, когда возьмет трубку Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский. Вспомнилась битва за Москву, Озерна, Истра, город Дедовск, родная дальневосточная дивизия. Где-то она теперь? Но вот - знакомый голос:

- Слушаю!

- Товарищ маршал, войска сорок третьей армии сосредоточились в исходных районах...

- А, это ты, сибиряк? Опять - ко мне?

Он сказал это так, будто расстались мы не три с лишним года назад, а только вчера. И волнение мое как рукой сняло. Ничего не забыл Константин Константинович, ни в чем не изменил себе.

- Беспокоит меня этот фон Заукен, - продолжал маршал, - заставляет оглядываться на тылы. Ну, я рад, что ты пришел. Прижми его хорошенько, чтоб не пикнул.

- Прижмем, товарищ командующий...

Генерал фон Заукен возглавлял 2-ю немецкую армию. По данным, которыми мы располагали, прибыв под Данциг, эта армия имела четыре пехотные и одну танковую дивизии, а также ряд отдельных полков и батальонов. Общая численность армии оценивалась в 20 - 25 тысяч солдат и офицеров{130}, что примерно равнялось численности нашей 43-й армии (26 тысяч человек).

Отмечу заранее, что сведения о противнике, его боевом и численном составе оказались преуменьшенными. В действительности враг превосходил нас многократно и в живой силе, и в технике. Это было тем более опасно, что мы, готовясь к наступлению, не получили никакого усиления ни в артиллерии, ни в танках.

6 мая я доложил командующему фронтом план наступления, он его одобрил, заметив при этом, что капитуляция всех вооруженных сил гитлеровской Германии вопрос нескольких

дней.

- Но, - добавил он, - будь готов к тому, чтобы заставить Заукена капитулировать силой оружия. Такой оборот событий не исключен.

8 мая в Берлине был подписан акт о безоговорочной капитуляции немецко-фашистских вооруженных сил. Нам сообщили об этом по радио, весть мгновенно разнеслась по частям, и небо над Балтикой озарилось вспышками тысяч выстрелов. Великой Победе салютовали все, кто носил оружие. Передний край противника безмолвствовал. 9 мая с утра оттуда потянулись в наш тыл колонны капитулировавшей 2-й немецкой армии. Мы приняли тысяч семьдесят пленных, а потоку, казалось, не было конца.

Когда я доложил об этом маршалу К. К. Рокоссовскому, он удивился:

- Семьдесят тысяч? Это точно?

10 мая прием пленных был закончен. Их оказалось более 140 тысяч человек, в том числе 12 генералов. Среди них - командующий армией Заукен.

После очередного моего доклада Константин Константинович заметил:

- Представляешь, какого шума могла бы наделать эта армия, если бы не сидела она под Данцигом сложа руки?!

Действительно, пассивность попавших в изоляцию немецко-фашистских войск в последние месяцы войны была весьма наглядной. К примеру, та же группа армий "Север", блокированная в Прибалтике, на Курземском полуострове, небольшими силами советских войск. Она ведь тоже просидела на пятачке до конца войны, даже не попытавшись предпринять какие-то активные действия. Разумеется, эта пассивность не пришла к противнику сама по себе, она явилась следствием жесточайших поражений, морального надлома, неверия в свои силы.

Генерал-полковник фон Заукен, очень пожилой, сухощавый человек с традиционным моноклем в глазу, старался держаться независимо. Но по движениям рук, по тому, как вынул он монокль, протер его носовым платком и опять вставил на место, заметно было с трудом сдерживаемое волнение.

- На что вы рассчитывали, господин генерал, удерживая плацдармы под Гдыней и Данцигом? - спросил я его.

- Ради бога, не спрашивайте меня об этом, - ответил он. - Я солдат, я...

- А все-таки? Вы знали соотношение сил? Почему вы сидели, как мыши в норе, имея против каждого нашего солдата пятерых своих? Плохая разведка?

- Все плохо! - ответил он. - Это конец. Нет больше великой Германии. Нет! Немецкая нация сказала свое последнее слово.

- Ну, это уж слишком, - сказал я. - Вы и подобные вам никак не олицетворяют Германию. Ваше поражение обернется победой немецкого народа. Так считаем мы, коммунисты.

- Да, да, я знаю! Мне говорили, ваша армия брала Кенигсберг?

- Брала.

- Блестящая операция, - признал пленный генерал. - Провели по-суворовски. Помните: пуля - дура, штык - молодец?

- Помню. Кстати, Суворов брал и Берлин. И говорил: русские прусских всегда бивали. Помните?

Заукен выронил монокль и опять долго с ним возился. Потом спросил:

- А Фишхаузен?

- Что Фишхаузен?

- Он цел, этот город?

- Не очень. Там шли жестокие бои.

- Бог мой! - воскликнул он и заплакал. Это было странно. Впервые в жизни я видел плачущего генерала. В чем дело?

- Вы не поймете меня, - пояснил он. - Фишхаузен - моя родина. Там жили мои деды и прадеды. Родовое поместье, парк, каскад прудов. Жизнь и обычаи, сложившиеся веками. Все было и ничего нет. Я исконный пруссак, я дворянин. Разве вы можете это понять?

- Нет, - сказал я, - не могу. Я крестьянский сын и коммунист. Меня приучили трудиться, приучили уважать честный труд, уважать людей труда независимо от их национальной принадлежности. Мне не понять, почему вы, вторгнувшись к нам, испепеляли целые города не моргнув глазом, а теперь, когда война пришла к вам в дом, плачете? Где логика?

- Ах, какая тут логика, - ответил он. - Вы молоды, а уже генерал-полковник, у вас все впереди. А я стар, у меня все в прошлом.

Он был очень расстроен, этот сентиментальный барон, твердил про старинный дом, про стены, увитые плющом, и зимние вечера у камина. А я слушал и мысленно представлял, что было бы со мной, попадись я в его руки в сорок первом...

У меня имелось к нему несколько деловых вопросов, но я решил отложить этот разговор и пригласил Заукена к столу. Однако и рюмка водки не встряхнула прусского барона. Он еще больше раскис, и говорить с ним стало не о чем.

А я думал уже о будущем. Война с гитлеровской Германией закончилась нашей полной победой, и жизнь продолжалась уже под мирным небом. Советским людям под руководством ленинской партии предстояло восстанавливать народное хозяйство, разрушенное войной, осуществлять грандиозные планы коммунистического строительства, обеспечивающие новый взлет экономики и культуры страны.

В те дни мы обобщали опыт боевых действий. И я с особой теплотой вспоминал своих однополчан, героев-гвардейцев - и тех, кто мужественно, не щадя своей жизни, отстаивал Москву, и тех, кто проявил великий наступательный порыв при освобождении родной земли. Сколько пройдено ими фронтовых дорог, сколько пролито крови и пота, сколько выиграно трудных сражений... Почти четыре года на переднем крае, почти четыре года в непрерывных боях. И вот она, наша победа!

* * *

В Москву, на Парад Победы, мы ехали через Кенигсберг. Воспользовавшись остановкой поезда, обошли улицы, посетили форты, казематы которых еще хранили запах пороха. Потом мне неоднократно случалось бывать в этом городе - ныне Калининграде. И каждый раз я шел на одну из площадей и подолгу стоял перед высоким гранитным обелиском, воздвигнутым в честь солдат Великой Отечественной войны.