Слепые души - Алана Инош

• Название: Алана Инош
• Автор: Слепые души
• Жанр: Прочая старинная литература
• Год: 0101

---

Я сижу в комнате за столом Ники. Её кровать аккуратно застелена, на покрывале – ни морщинки. Ещё нескоро она снова её займёт, думается мне, и слёзы опять набегают. Сейчас у неё всё казённое: и постель, и пища, и крыша над головой. Надежда Анатольевна раскидывает карты, вздыхает.

– Да, вот оно: казённый дом и дальняя дорога. А это что? Дама червей… Какая-то женщина на сердце.

Я вздрагиваю: женщина на сердце – ведь это я. Бегут машины по улице, сияет солнце, шумят деревья. Всё как всегда, жизнь продолжается, день сменяется ночью, за зимой приходит весна. И так будет всегда.

Домой я иду пешком, внутренне сжимаясь от ожидания: не выпрыгнет ли из-за угла Якушев? В небе плывут лёгкие облачка, мимо снуют машины, куда-то идут люди, а его нет. Мне с трудом верится. Я даже не знала, как прекрасно я жила, пока он не появился в моей жизни.

Открываю своими ключами дверь, вхожу. Дома никого нет. Тапочки отца стоят у двери, тикают часы, в холодильнике пельмени и колбаса. Сажусь на диван, обвожу взглядом комнату. Когда он снова появится? Не может быть, чтобы он от меня отстал.

Однако сиротливый вид полупустого холодильника наводит на меня тоску, и я иду в магазин. Притащив полный пакет продуктов, я принимаюсь готовить, поглядывая на часы: в шесть должен вернуться отец. Без десяти шесть я выключаю плиту: борщ с фрикадельками, котлеты с гарниром из жареных кабачков с луком и блинчики с творогом готовы.

Шесть часов, десять минут седьмого – время ползёт медленно. Отец задерживается, и я начинаю нервничать: у меня нехорошее предчувствие. В полседьмого я выхожу на балкон. Странное, скверное предчувствие становится всё явственнее, я тревожно всматриваюсь вдаль. Может, опять загулял? Если так, то ещё слава Богу, а если…

ЯКУШЕВ?

Нет, нет, только не это. Если он навредит отцу, я точно убью его – насажу на копьё и сделаю из него шашлык!

Сердце в груди висит тяжёлым камнем, по спине бегают тревожные мурашки, кишки превратились в глыбу льда: я жду самого страшного. В полвосьмого в замке поворачивается ключ, и я вздрагиваю: наконец-то! Слава Богу, хотя бы живой… Да, по тому, как он открывает ключом дверь, я сразу определяю, что он выпивший, но это неважно: главное, он жив и здоров, Якушев с ним ничего не сделал…

Но слишком рано я обрадовалась: отец возвращается не один.

– Вот, прошу вас, проходите, – слышу я его пьяненький голос. – Наше скромное жилище… Добро, так сказать, пожаловать…

Ещё не видя, с кем он пришёл, я нутром чую Якушева и не ошибаюсь. Волна аромата дорогой туалетной воды, элегантный костюм и галстук, огромный букет цветов в шуршащей обёртке – всё это могло бы произвести очаровывающее впечатление, но только не на меня. Я знаю, кто он на самом деле, и он знает, что я знаю.

– Настя! – говорит отец, и по его речи я определяю принятую им дозу: не менее полбутылки. – Настя, вот это… Я даже не знаю, как сказать! – Посмеивается, и Якушев вторит ему сладчайшей улыбкой. – Вот этот человек, Андрей… забыл, как вас по отчеству?

– Фёдорович, – подсказывает Якушев. – Но можно и без отчества.

– Да! – охотно соглашается отец. – Давайте без отчеств, так проще… Настя, ты меня, конечно, извини… Я выпил, признаю. Но как тут было не выпить, когда у меня просят твоей руки! Чин чином, как в старину!

Я не верю своим ушам, а Якушев протягивает мне шуршащий букет. Цветущий, элегантный, аккуратно подстриженный, пахнущий дорогим парфюмом, он целует мне руку и говорит:

– Да, Анастасия Петровна, вы не ослышались. Я люблю вас и прошу стать моей женой.

– Вот такие пироги! – смеётся отец.

В руках у него пакет, а в пакете – безобразие! – две бутылки дорогой водки, бутылка коньяка и вино, а также всяческие деликатесы, фрукты и конфеты.

– Вот, возьми, тут… – Отец протягивает мне пакет. – Это от Андрея. Я уж отказывался, но он настоял.

Мои вмиг ослабевшие руки не могут удержать пакет, и Якушев его подхватывает.

– Осторожно!

Он хозяйничает сам, как у себя дома: выставляет на стол содержимое пакета, раскладывает по тарелкам, нарезает, наливает. Я хочу крикнуть отцу, чтобы он ничего не ел и не пил, но у меня отнимается язык, и я в каком-то ступоре смотрю на них. Кошмар, катастрофа. Нам конец. Троянский конь. Змий-искуситель.

– … вот так мы и познакомились, – болтает между тем Якушев. – Признаюсь откровенно: Анастасия сразу поразила меня. Я не могу спать, не могу есть, не могу работать – всё думаю и думаю о ней!

Отравленное зелье льётся в рот отца, а я ничего не могу сделать. Всё как в кошмарном сне. Ватные ноги подкашиваются, и как по заказу подо мной оказывается табуретка.

– Правильно, Анастасия Петровна, присаживайтесь, – обхаживает меня Якушев, наливает вино и пододвигает конфеты.

Я не беру бокал, и он сам вкладывает его мне в руку.

– Предлагаю тост! – восклицает он. – За вашу прекрасную дочь, Пётр Иванович.

– Да, за Настю! – подхватывает уже порядком охмелевший отец.

Он пьёт стопку водки, и Якушев тоже пьёт, одним глазом наблюдая за мной. Бокал замирает в моей руке. Я не могу остановить этот кошмар, он свершается.

– Пейте, Настенька, это прекрасное вино, – мягко, вкрадчиво подталкивает мою руку Якушев, приближая бокал к моим губам.

Он почти силой заставляет меня пить! Это неспроста… Нет, я не буду глотать его бесовское зелье! Моё оружие – свет. Моя защита – крылья.

Приветливая и слащавая личина Якушева становится сизой, как грозовая туча, и на миг становится видно его настоящее лицо – демонская харя, мерзостная образина, каких поискать. Моя поднятая для крестного знамения рука наливается свинцовой тяжестью, а его горящие адским огнём глаза пригвождают меня к месту. Большой, настоящий, ослепительно-огненный крест начертить я не могу, но маленький и приглушённо мерцающий над бокалом вина – получается. Перекрещенное вино вмиг вскипает в бокале, зеленеет и проливается на стол, и Якушев испуганно отскакивает от него, как от серной кислоты. Однако он тут же овладевает собой, растягивает рот в улыбку и бормочет:

– Это ничего, это пустяки…

Но мне уже легче, силы возвращаются, а за плечом у меня снова стоит кто-то светлый и сильный. Перекошенное лицо Якушева зеленеет, зубы скалятся, и он рычит:

– Думаешь, я не найду другого способа? Ты горько пожалеешь!

Громко тикают часы, журчит вода в туалете, а пролитое на стол вино засохло и похоже на запёкшуюся кровь. Отец ошалело смотрит то на меня, то на уставленный яствами стол, обводит взглядом кухню и недоуменно спрашивает:

– А где… Куда он делся?

– Ушёл, папа, – отвечаю я. – Ты знаешь, кто это был?

Отец смотрит на меня непонимающе. Я говорю:

– Нечистая сила! Вот, смотри.

Я сосредотачиваюсь на тёплом свете в моей груди, впускаю его в руку и осеняю взмахом стол. Бутылки лопаются, и из них течёт зелёная дымящаяся мерзость, еда на тарелках превращается в шевелящиеся клубки каких-то ползучих гадов, конфеты становятся отвратительными слизняками, из букета цветов ползут чёрные скорпионы. Глядя на всё это, отец начинает кашлять и давиться.

– Изыди прочь, тьма! – кричу я, осеняя всю эту пакость ещё одним взмахом. За моей рукой в воздухе остаётся шлейф чуть заметного света.

Слизняки и шевелящиеся гадины взрываются, и всё, что от них остаётся, – это щепотки чёрного, как сажа, пепла. Отец всё ещё давится, и я, схватив его за плечи, выпускаю в него из своей груди сгусток света. Всё это я делаю инстинктивно, по какому-то наитию, и как только свет касается отца, того тут же начинает рвать: он едва успевает склониться над раковиной. Из него извергается что-то чёрное и омерзительно зловонное.

– Да, да, выбрось это из себя! – кричу я.

Чёрная гадость извергается ещё минуту, и я подгоняю её теплом, направляя его через свои руки в спину отца. Он ещё давится и кашляет, но из его рта уже не течёт ничего, кроме слюны: по-видимому, из него вышло всё. Я включаю воду.

– Умойся, – говорю я отцу.

Бледный, с трясущимися губами, он медленно опускается на табуретку, тяжело дыша. Несколько раз икнув, он бормочет:

– Что это?.. Что со мной?..

– Ты привёл к нам домой лукавого, – отвечаю я. – Да, его, собственной персоной.

– Вот этот вот?.. Андрей?..

Я киваю.

– Он, он. Это не человек, а бес в человеческом обличье. Ты ещё легко отделался – мы сразу выгнали из тебя эту гадость, а если бы было промедление, я не знаю, чем бы всё закончилось…

Отец издает что-то среднее между судорожным вздохом и иканием.

– Но он же… Он же просил… твоей руки…

– Он хочет добраться до меня. Это предлог. Возможно, он снова будет пытаться. – Я беру его лицо в свои ладони и упираюсь лбом в его бледный лоб, шепчу: – Папа, я прошу тебя, будь очень осторожен, особенно насчёт выпивки. Ни в коем случае ничего не пей – ни водки, ни пива, даже если тебя будут угощать какие-нибудь твои знакомые. А с незнакомыми людьми вообще не разговаривай, что бы они тебе ни втирали. Но самое главное – выучи слова, которыми можно его отогнать. Я напишу тебе их, и ты должен их затвердить, как дважды два. Ты всё понял?