Михаил Суетнов - Сапоги императора

• Название: Сапоги императора
• Автор: Михаил Суетнов
• Издательство: Волго-Вятское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1983

В 1975 году была опубликована книга М. Суетнова "Мишкино детство".

Повесть "Сапоги императора" — продолжение этой книги. Автор рассказывает о трудных годах учебы Мишки в земской школе.

---

— Ум, говоришь, есть? А господин Зубонос кричал другое: будто у меня ни ума, ни разума!

Герасим залебезил:

— И-и-и, полно, голубчик, вспоминать, что было! Оно уж прошло и быльем поросло; о нем уже и вспоминать грешно... Теперь нам, после трудов праведных, надо пообедать и пображничать. Нынче как раз сошлись знатные люди и будет у нас настоящая компания!

— Я буду обедать дома...

— Что ж, голубчик, звать можно, а неволить грех. Тогда садись в сани — и лихая тройка тебя живо к дому доставит!

Я отцу шепнул:

— Тять, а тебе что за работу дадут?

Отец смутился:

— Молчит, а спрашивать я не смею...

И вот мы с отцом сели в сани с подрезами, и я почувствовал, что нахожусь на седьмом небе. Еще бы! Первый раз ехать на тройке!

Дорогой я спросил отца:

— Тять, а зачем в цех приходили Зубонос, поп, староста и урядник? К деду Герасиму бражничать?

Ответил Степан:

— Они, парень, заводом-то всей артелью владеют: у каждого на него есть пай, а на паи идут доходы. Этих артельщиков водой не разольешь и палкой не разгонишь: их сам черт своим кушаком связал.

Сказав так, Степан прикрикнул на коней:

— Н-н-о-о! Хапают, жадюги, и все им мало, мало... И куда, скажи, деньги копят? Ну Кладовы-то просто богатые мужики, а поп? Он-то зачем деньги копит? Если с капиталом попадет в рай, то там деньги не нужны: праведников безденежно кормят. Если же черти утащат попа в ад, то там грешников совсем не кормят и пищи купить негде — купцы не торгуют, а в кипящей смоле сидят. Одежи тоже не надо: грешников на сковородах голыми жарят...

Отец рассмеялся:

— Так куда же капитал-то идет? Неужто без дела лежит?

— Нет, не без дела! Капиталы черти собирают и в карты проигрывают!

У нашей избы Степан остановил тройку. Выбежала мать и помогла отцу снять тулуп.

— А я думала, что тебя заводчик-то на пир позовет!

— Звал, да я отказался.

— Почему?

— Ну как я один с богачами за стол сяду? О чем с ними калякать? Если бы вот со Степаном Лексеичем, тогда, конечно, но его Герасим не звал.

Мать пригласила Степана в дом:

— Пойдем к нам обедать! Чем богаты — тем и рады!

— И я был бы рад, но недосуг: сейчас повезу заводчиков в дом Кладовых. Там будет пир на весь майданский мир!

За обедом мать укоряла отца:

— Я же тебе толковала: не ходи на завод, а ты все-таки пошел! Ну ради чего?

— Не пошел бы, да хотелось Зубоносу на язык наступить. Нынче он уж не кричал, что у русских мастеров мало ума...

* * *

Ранним утром меня разбудил отец. Он только что вернулся со двора и стучал замерзшими лаптями.

— Ну и морозище нынче! Ох и лихой! Так жмет да прижимает, что у Тиманковой конюшни два бревна разорвал!

Мать слезла с печи.

— Дед Мороз на реках ледяные мосты мостит и ледяными гвоздями их гвоздит!

Отец прервал ее:

— Ты бы овчишек-то в избу загнала, а то как бы дед Мороз их не загвоздил!

Не сказав ни слова, мать торопливо вышла. Отец сунул руки в печурку:

— Пальцы погреть.

Дверь открылась настежь, и через порог перепрыгнули ягнята и овцы. Вместе с ними в избу вплыло густое, как молоко, белое облако морозного пара. И в этом облаке показалась голова Герасима Кладова. Я рассмеялся:

— Сам дед Мороз к нам идет.

Герасим захлопнул дверь и улыбнулся:

— Да, голубчик, я дед, и мне скоро сто лет!.. Ай-ай-ай, какой у вас в избе мрак и холод! Будто темница...

Вместо меня отозвался отец:

— Так всю жизнь во мраке и живем. Ничего не видим, ничего не слышим, ничего не знаем, а только кое о чем догадываемся!.. Проходи, дядя Герасим, в передний угол и садись!

Герасим сел и вздохнул:

— Ну-ну! А мне ночью плохо спалось: то сердце щемило, то голову словно железами сжимало. Я и поднялся, вокруг дома походил и направил стопы свои к тебе: навещу, мол, родича-то, как он там живет, дышит?

В разговор вмешалась мать:

— A y нас нынче ночью в печном углу бесенок озоровал: стучал копытами, скреб когтями... Я думала-думала и не угадала, к чему бы бесенку так охальничать? Теперь-то поняла: к раннему гостю воевал.

Герасим обиженно поморщился, но не отозвался и продолжал разговаривать только с отцом.

— Скудно и бедно ты, Иван Ильич, живешь! Голубчик, глядя на такую жисть, плакать хочется. А больше всех я жалею Мишку. Лизавета Лександровна сказывала, что его надо бы в городе учить, да бедность тебе мешает!.. Ну а я вчера весь завод оглядел — и сердце будто клещами сжало...

Отец встрепенулся:

— Неужто опять машину изломало?

— Пока бог терпит; видно, мои молитвы до него доходят, но что будет завтра или через месяц? Ведь человек строит, городит, мостит и хоромит, чинит и починяет, а время его хоромы старит, гноит и ломает! Вот и на моем заводе многое устарело, износилось, и тут нужен постоянный глаз мастера! Счастье наше, что в прошлый раз, когда машина-то изломалась, ты, голубчик, дома был и ее починил, а если бы ушел в другое село на приработки? Вот я ночью-то не спал и надумал с тобой покалякать. Завод разделен на девять паев: моих пять и по одному у компаньонов. Я тебе по-родственному, по-сердечному, один пай уступлю, и ты станешь заводчиком. Понял?

Отец смешливо глянул на мать и на меня, да вдруг так рассмеялся, словно сухие орехи по полу рассыпал:

— Заводчик... За этот пай нужны большие денежки, а в моем кармане есть только злая махорка. Даже книжку сыну купить не на что, а ты меня в компаньоны сватаешь!

Герасим кивнул:

— Верно! Потому и сватаю, что жалею тебя, голубчик, и хочу из бедности, как из болота, вытащить... А деньги... Нынче их нет, а завтра они будут. То одно, то другое на заводе сделаешь, да на моей усадьбе поработаешь: так рублик по рублику за несколько годов и должок выплатишь!

Отец глянул в окно:

— Мишка, да ведь рассвело! Что же ты в школу-то не собираешься?

Он торопливо меня одел и шепнул:

— Никому не говори, что Кладов меня в свои пайщики зовет!

— Не скажу, а ты в его артель не ходи! Он тебя обманывает.

На уроках мне ничего в голову не лезло; все думал и думал: согласился ли отец стать заводчиком? И, когда уроки кончились, я примчался домой и спросил у матери:

— Где тятька?

— У деда Михайлы Тиманкова лясы точит...

— А дед Герасим отца обманул или нет?

— Ох, Мишка, тут без тебя что было-то! Кладов словно смола к отцу прилип и все паем улещал, а отец на деда рычал: «Ты, заводчик, хитренький! Хочешь меня, слободного человека, не равным себе поставить, а до гробовой доски закабалить — сделать своим должником и отработчиком?» А Герасим ему в ответ: «Глянь на свои пальцы! Бог всемогущ, и тот не мог их уравнять, а ты хочешь со мной сравняться! Я тебя только до сытой жизни дотяну, а уж потом сам свое счастье куй!» Отец как крикнет: «Хоть черта взнуздай, а меня не замай!»

Вот так они кричали, рычали, спорили, и Кладов хвать шапку в охапку и к двери: «Ты, Иван, считаешься умным, а своей пользы не понимаешь! Ухожу, но сердца на тебя не имею. Мишке скажи: пусть в школе доучивается, а осенью я этого ученого отрока в свой завод приму — мне грамотные позарез нужны!»

— А тятька что?

— Сказал, что Мишка, мол, сын мой, но ум-то у него свой!

* * *

Хитер был дед Герасим Кладов! Как хотел, так людьми и вертел. И не только мужиков-простачков в ежовых рукавицах он держал, но и лавочников, старосту, урядника и даже священника умел заставить слушаться! На одном из уроков закона божьего отец Петр потребовал от нас назвать на память имена первоапостолов и вызвал отвечать Серегу Журавлева. Тот тоскливым взглядом окинул потолок и молчал. Отец Петр повысил голос:

— Не помнишь или не желаешь отвечать?

Журавлев тихо ответил:

— Когда вы, батюшка, нам говорили, я ничего не понял!

— Не понял или не расслышал?

— И плохо слышал, и не понял. Вы, батюшка, слова-то глотали, и они до ушей не долетали!

— Я слова глотал? В у-г-о-л!

Серега покорно встал в углу. Вместо Журавлева к столу вышел Мотька Еременков. Этот только и сказал:

— Был апостол Юда...

Священник нахмурился и поправил:

— Не Юда, а Иуда! Ну-с, еще кого ты из первоапостолов знаешь?

— Еще одного Юду, но только не святого, а который за деньги продался...

— Что это у тебя все Юда да Юда? Называй остальных!

— Остальных я не помню.

— Тоже оглох? Тогда и ты в угол!

За несколько минут отец Петр отправил в арестантский угол двенадцать учеников и тринадцатым вызвал к столу меня. Я чуть-чуть помнил имена первоапостолов, но все равно шел к столу точно на казнь: боялся, что священник будет меня перебивать и оскорблять.

Но священник положил на мою голову руки и торжественно сказал:

— Ты, Суетнов, с сего часа будешь моим помощником!