Саша Бер - Кровь первая. Арии. Они

• Название: Кровь первая. Арии. Они
• Автор: Саша Бер
• Жанр: Историческая проза

Арии — легендарная культура, зародившаяся в конце последнего ледникового периода на берегах большого пресноводного озера (сегодня Чёрное море). Образовалась из обособленной группы жителей Страны Рек (семья Адити). В результате территориальной и геноцидной агрессии выдавив жителей Страны Рек с автохтонных областей, породили себе противовес в виде ордынской культуры (русской). В результате длительного противостояния ары были вытеснены на восток в районы верхней и средней Волги, но не успокоились, а начали агрессивную политику в отношении своих дальних родственников иров. К тому времени данные культуры разнились кардинально в том числе языке. Разразилась большая война, победу в которой одержала третья сторона — русская орда. Остатки аров бежали на Южный Урал, где, проиграв биологическую войну волкам, бежали по реке Аргиз (Иргиз) к берегам Аральского моря и прожив некоторое время в междуречье Амударья и Сырдарьи, покинули степи, перебравшись через горы в Индию. Остатки иров, под давлением новоиспечённой ордынской культуры, бежали в горы на Иранское нагорье.

Это третья, заключительная часть трилогии «Кровь первая» эпопеи «Степь», рассказывающая о быте, верованиях и жизни ариев, через главных героев — Ардни и Зорьки.

---

Неважна добывала из леса всё, что требовалось. Дануха готовила, мыла, прибиралась, драла крапиву на волокно, которой по краю леса были целые заросли. Данава наловчился работать со шкурами. Он выделывал их и сшивал. Притом не только обшивал шатёр для Данухи, но и стал шить одежду и делал это с таким азартом и удовольствием, что Дануха даже как-то похвалила его, выразив сожаление, что такое умение мастера оказывается раньше пропадало в лесу. Он сшил для Данухи рубаху, так как от распашной курточки, как у Неважны она отказалась. Ну и естественно подол к рубахе, штаны даже не стал предлагать. Себе хотел было, но не положено по статусу. Кроме этих обязанностей, Дануха регулярно наведывалась на развалины старого баймака, проверяя не появился ли ещё кто-нибудь. Ну и наконец четвёртый член поселения Воровайка, а как же без неё, взяла на себя самые важные обязанности. Она регулярно снимала пробы с кухонных шедевров хозяйки и зорко следила за окружающей обстановкой, охраняя покой и безмятежность маленького лагеря. Сорока, наверное, сильно переживала, что не может никак отличиться на этом поприще. Ей так хотелось подать хоть маленькую тревогу, чтоб всем показать, какая она замечательная охранница, но никто не покушался на их границы и безмятежную жизнь. Но птица не унывала и зоркости не убавляла.

Так продолжалось почти до бабьего лета. К тому времени селение обжилось окончательно. Шатёр Данухи был полностью достроен, погреба для хранения запасов выкопаны и сами запасы в них опущены, притом с большим запасом. Данава, достроив дом Данухе, загорелся и для себя такой же выстроить и тут же приступил к созданию второго шедевра. Дануха каждый день, уходя к старому баймаку, надеялась, что вот сегодня, точно кто-нибудь придёт, но день шёл за днём, а в отряд пополнение всё не прибывало.

И в тот тёплый, солнечный и тихий день, ничего особенного не предвещало. Дануха сготовила обед. Поели. Она осталась убирать. Остальные разбрелись по своим делам. И тут, как гром среди ясного неба, прогремело яростное стрекотание сороки. Тревога!

Все всё побросав, собрались у шатра большухи. И настороженно стали следить за птицей, но та не кидалась на невидимого врага, а металась от леса к шатру, от шатра к лесу. Дануха первая поняла, что она орёт:

— Она нас кличет куды-то, — сказала баба уверенно и громко. Определив, что Воровайка зовёт, указывая направление на старый баймак, радостно добавила, — никак пришёл кто?!

Дануха тут же кинулась собираться, хотя все сборы заключались лишь в отыскании свой клюки и быстро, почти бегом, направилась за постоянно мельтешащей среди деревьев Воровайкой. Все последовали за ней. Данава вооружился своим посохом, Неважна, соответственно луком.

Всю дорогу до баймака, Дануху грызла какая-то тревога и решив прислушаться к этому чувству, она повела отряд не на прямую, через змеиный источник, а в обход, выходя на баймак со стороны Красной Горки. Решив сначала издали глянуть на гостей и в случае чего, сбежать обратно в лес. Данава поддержал её осторожность, Неважне было всё равно, только Воровайка была против. Она отчаянно орала, таща хозяйку по прямой, но получив порцию задиристого мата с показательными помахиваниями волчьего хвоста на клюке, заткнулась и стала лишь сопровождать отряд, летая в стороне. Выскочив из леса на вершине холма, Дануха пригнулась к земле и рассекая высокую траву, стала пробираться на край, чтоб оттуда рассмотреть, что делается внизу, в сожжённом баймаке. На всякий случай прижала серую шкурку рукой к древку и как следует её по жулькала пальцами, от чего по всему телу прокатилась горячая волна ненависти ко всему вокруг и внутренней злости ко всему живому, а также появилось безоговорочное чувство наличие врага. Она всегда в этом состоянии видела врагов, даже если их не было, но это были мелкие издержки дара с которыми можно было смириться. Ещё по пути к раю, она прикрыла глаза и принюхалась, но ничего не поняла. Там внизу было что-то непонятное, необъяснимое. Какая-то помесь чего-то с чем-то не соединимого. Дойдя крадучись до спуска, она приподняла голову над травой… и тут же выронила клюку из рук, вставая в полный рост. То, что она увидела удивило её на столько, что она дышать забыла. По пощади в сторону реки шёл конь, а вместо головы, отчётливо различалась девичья спина и голова с длинной косой. Ведения сна проявились наяву. Но тут всю эту сказочную картинку, как всегда испортила Воровайка. Пока Дануха, как заворожённая смотрела на удаляющуюся фигуру, эта дрянь шустро слетела вниз и закружилась над конём-девой, при этом даже не думая скрывать свою бурную радость. В ответ, это непонятное создание повернулось боком и Дануха разглядела и целого коня с головой и сидевшую на его спине девку-наездницу.

— Воровайка, — радостно прокричала гостья, протягивая к ней руки и конь под ней при этом закружился, заплясал, как будто тоже несказанно обрадовался. Тут наездница лихо соскочила с четырёх ножного зверя и поднимая руки к кружащейся над ней птице, звонко засмеялась. Только тут Дануха вышли из ступора. Она узнала молодуху. Это была её Елейка, маленькая, щупленькая Елейка. Она, забыв о потерянной клюке, сломя голову пустилась бежать по склону вниз, не обращая внимания на высокую траву и оря во всю глотку:

— Елейка!

Молодуха услышала её, увидела и кинулась навстречу. Встретились они на бывших огородах, за обгорелыми кутами. Обхватили друг дружку. Дануха прижала её к себе одной рукой, второй безостановочно гладя её по голове, а та рыдала, уткнувшись в её грудь. Рыдала в голос, при этом, что-то пытаясь говорить, но ничего связного не получалось. С боку Елейку обнял и Данава, наконец, догнавший прыткую непогодам Дануху. Она, узнав колдуна, кинулась обниматься и с ним. Это, наверное, могло продолжиться долго, если бы не конь. Эта зверюга вдруг подскочил к обнимающимся и грозно заржал, оголяя ряд зубов и вставая на дыбы, всем своим видом показывая, что сейчас кого-то треснет копытом по башке, а остальных закусает. Елейка тут же вырвалась из объятий, что-то громко шикнула с присвистом, и конь буквально отпрыгнул в сторону, но и там продолжал нервно крутиться и бить копытом, явно недовольно фыркая. Елейка быстро утёрла слёзы и сказав только «Подождите», подбежала к разъярённому жеребцу и обхватив его за шею, которую он по началу всё же пытался вырвать, но не очень настойчиво, что-то зашептала ему на ухо. Конь успокоился. Почти. И Елейка, как человеку, представила всех собравшихся:

— Это Дануха, — матерь нашего рода. Она большуха. Старшая. Дануха хорошая и мне ничего плохого не сделает. Мы просто давно не виделись и радуемся встрече.

Конь недоверчиво покосился на растерянную бабу своими большими глазами и как бы говоря, что понимает, мотнул головой и фыркнул. Елейка продолжила:

— Это, — указала она коню на колдуна, — наш родовой колдун Данава. Он тоже хороший и тоже ни тебе, ни мне плохого не сделает.

Конь повторил процедуру принятия. Тут Елейка наконец заметила Неважну и замялась, увидев в ней не только не знакомого, но и чужеродного пацана, явно раньше такого не видавшая. Дануха заметила её замешательство и тут же представила:

— А эт Неважна, тож девка хороша. Я думаю вы даж подружитесь.

— Она девка?! — изумилась Елейка, недоверчиво рассматривая подходящую к ним незнакомку, — да она же в штанах? И косы у неё нет.

— Да эт ничё, — успокоила её Дануха, — она с дальних краёв, чужачка. Наших обычаев и нравов не знает. Но девка, чё надоть.

Дануха сознательно не стала раскрывать арова происхождения Неважны, так как была уверена во вполне предсказуемой реакции Елейки на эту новость и чтоб как-то разрядить обстановку, она постаралась сменить тему:

— Ты, деточка, с дороги-то, наверное, оголодалася. Мы т тольк по обедали, но и тябя надём чем подкрепить.

— Хорошо бы, — ответила на приглашение Елейка, но напряжение в голосе никуда не делось.

У неё в голове не укладывалось, как девка посмела одеться в мужскую одёжу и что это случилось с большухой. Раньше она за такое до смерти бы забила и не спросила бы как звать. Разрядила обстановку вездесущая Воровайка. Она лихо, с широкого маха плюхнулась на спину коня, да так и застыла, присев. Конь шарахнулся, округлив глаза от такой наглости. Сорока вспорхнула и зацокала. Но далеко не улетела, а сделав небольшой вираж, попыталась снова оседлать скакуна, но конь зорко следил за её выкрутасами и в момент подлёта, резко отскочил в сторону, пытаясь схватить птицу зубами, как собачонка.

— Ох, ё, — пропела, веселясь Дануха, — никак у Воровайки в жопе детство разыгралася. Смотри, подруга, до балуешь. Он тябе хвост то твой красивый ощиплет.

Елейка тоже расцвела в расслабляющей улыбку и крикнула коню:

— Злюка! Это она с тобой играет, — и тут же обернувшись к людям, добавила, — это его я так кличу.

Но конь и без неё сообразил, что сорока не противник, а игрушка и с лёгкостью бесшабашного ребёнка, принялся с ней играть. Он прыгал, скакал, изворачивался и вскакивал на задние ноги, стараясь поймать назойливую птицу, а та, ликуя и наслаждаясь своей неуязвимостью, порхала, как молодая. Уже через несколько мгновений они с шумом носились по площади туда-сюда, вызывая в зрителях неподдельную радость. Как эти два, абсолютно разных создания природы, так быстро, почти мгновенно нашли в друг друге родственные души, непонятно. Только отогнав с помощью Воровайки от Елейки эту охранную зверюгу, Дануха смогла спокойно подойти к молодухе и приобнять за плечо: