Ирина Гуро - Ранний свет зимою

• Название: Ранний свет зимою
• Автор: Ирина Гуро
• Издательство: Западно-Сибирское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1966

В апрельскую ночь 1906 года из арестного дома в Москве бежали тринадцать политических. Среди них был бывший руководитель забайкальских искровцев. Еще многие годы он будет скрываться от царских ищеек, жить по чужим паспортам.

События в книге «Ранний свет зимою» (прежнее ее название — «Путь сибирский дальний») предшествуют всему этому. Книга рассказывает о времени, когда борьба только начиналась. Это повесть о том, как рабочие Сибири готовились к вооруженному выступлению, о юности и опасной подпольной работе одного из старейших деятелей большевистской партии — Емельяна Ярославского.

---

Собираясь, Миней говорил:

— Ты, Пантелеймон, помогай арестантам, таким, как я. Политическим.

Тот ответил просто:

— Это нельзя. За это — вот… — Он показал на пальцах решетку.

— Тогда уходи с этого места.

— А куда же я денусь?

— Куда хочешь, но обязательно уходи. Работай. Честным трудом живи.

— Я ж не ворую, — угрюмо сказал Пантелеймон.

— Хуже, чем воруешь… Помни все, что я тебе говорил. Жизнь переменится. Вся шваль эта тюремная на фонарях висеть будет, и ты с ними!

— А меня за что ж? Я человек подневольный.

— Там разбирать некогда будет! В общем, я тебя предупредил.

— Ты скажи хоть, где тебя искать-то?

— К чему искать меня? Ты себя ищи.

Еще очень рано. По дороге ползет телега. Две бабы ругаются у бревенчатого сруба колодца. Возле питейного заведения лежит лицом в песок пьяный.

В воздухе что-то зимнее, студеное, не мороз, но предчувствие его. И сопки, холодные, застывшие, вот-вот оденутся в серебро инея. «Радоваться, что покидаю тюрьму!» Что вы знаете о радости и свободе, господин чиновник в золотых очках!

Книги кажутся страшно тяжелыми — так ослабел Миней. Он присаживается на ступеньку ближайшего крыльца, вытирает платком потный лоб. Редкие прохожие не обращают на него ровно никакого внимания, но Минею кажется, что они с удивлением глядят на него: детина — косая сажень в плечах, а отдыхает, словно старичок…

Посреди знакомой улочки мальчишки пускают бумажного змея. Среди них и внук соседа, Мартьяна Мартьяновича. Ишь, как подрос!

Он подзывает мальчика:

— Ты что, не узнал меня?

Мальчик заулыбался:

— Не признал сразу! Выпустили?

— Ты вот что: сбегай к нашим и вызови сюда Татьяну Михайловну. Только потихоньку, чтоб никто не слышал.

Мальчик во весь дух помчался к низенькому домику с широкой скамейкой у ворот.

Миней пошарил по карманам — курить было нечего. Что, если сестры нет дома? Ему не хотелось свалиться как снег на голову, пусть Таня подготовит маму. Но Таня оказалась дома.

Брат и сестра обнялись.

— Ну как, Танюшка, получила «боевое крещение»? Похудела ты, брат. Чего же ты плачешь? Мама здорова?

— Здорова. Только уж убивалась, исплакалась, постарела. Знаешь, как она сильно все переживает!

— Мама есть мама… Улыбнись, Танюсик, все хорошо!

Таня уже смеется:

— Ты тоже выглядишь кощеем бессмертным.

— Я и есть бессмертный. Ну иди, предупреди наших.

— Иду. Знаешь, я видела Гонцова. Он уехал в Иркутск. Павел там теперь. От Любарева тебе письмо из Петербурга. Есть новые документы. Впрочем, я тебе потом подробно… Тебя под надзор, конечно?

— Безусловно. Ну, марш!

— Иду!.. Слушай, Кеша-то какой глупый! Ведь, знаешь, он все время у тюремных ворот слонялся…

— Да, ума не видно. Что ж, он меня у ворот встретить думал, что ли?

— Тебя?! Ах, да! Не знаю, вероятно. Ну, я бегу!

— Не надо, — тихо говорит брат.

Он видит, как мать бежит ему навстречу по улице.

Миней никогда не видел ее такой. Она всегда двигалась плавно, степенно, а сейчас спешила к нему изо всех сил, простоволосая, исхудавшая, путаясь в длинной черной юбке.

Миней подхватил мать, устало склонившуюся к нему. Конечно, нелегкая у нее жизнь. Ну, тут уж ничего не поделаешь!

…Околоточный надзиратель пришел через пять дней под вечер. Уселся пить чай. Поговорил про погоду: ночью ударил мороз, по Чите-реке идет шуга[24]. Если нынче еще похолодает, завтра будут переходить на Остров по льду.

Мать вызвала Минея на кухню, озабоченным шепотом спросила:

— Трешки хватит?

Сын засмеялся, разжал ее маленький кулачок, вынул смятую бумажку и сунул в карман материнского передника:

— Деньги тебе самой нужны.

Околоточный подождал, поговорил еще немного, повздыхал, затем вдруг строго спросил Минея:

— Почему не являетесь на отметку?

— Я вам нужен, так вы ко мне и ходите. Вот, если бы вы у меня под надзором были, тогда бы я к вам бегал…

— Доложу-с, — сказал сухо околоточный и удалился, волоча шашку.

— Зря трешку не дали, — сказала мать.

Еще через несколько дней явился помощник пристава. Таня не пустила его дальше порога:

— Брат уехал рыбу ловить.

— Помилуйте, барышня, по реке на телегах ездят. Какая же рыба?

— А я почем знаю! — ответила Таня.

В участке всполошились: в течение трех дней поднадзорный домой не являлся.

— Может, запил? — вкрадчиво спрашивал пристав. — Вы не стесняйтесь, скажите. Тут ничего такого нет.

— Запил! — охотно согласилась Таня, фыркнула и убежала за перегородку.

— Вы, мамаша, как располагаете? Может, по пьянке где загулял? — не сдавался пристав.

Мать смотрела на него брезгливо, точно на лягушку: у них в семье сроду пьяниц не было.

Глава X НА ПТИЧЬИХ ПРАВАХ

Из картотеки лиц, «состоящих под гласным надзором полиции», изымается карточка с «данными преступника» и передается в «стол розыска». Заполняется розыскная карточка.

«…Сын крестьянина из ссыльных, Читинского уезда, Кенонской волости. Мать — дочь рыбака из села Успенского… Родился в городе Чите… Приметы… особых примет нет. Рябой, прочеркивается — нет, не рябой… Заика: прочеркивается — нет, не заика…»

Разыскивается! Разыскивается!

А Миней, помолодевший, неузнаваемый, со сбритой бородой, с маленькими усиками, закрученными кверху, с чужим паспортом в кармане, шагал лесной дорогой меж лиственниц, щедро осыпа́вших красную от мороза хвою.

Ночью на пустынном полустанке он сел в пригородный поезд. В вагоне над ергачами[25], полушубками и борчатками столбом стоял махорочный дым.

Растянувшись на верхней полке, Миней слушал вечные разговоры о скотине, о кормах, о податях, о долгах «кабинету». Старческий голос монотонно повествовал:

— …И сказал старший брат: однако хлебушка нам не то что до вешной — до святок не хватит. Иди, говорит, с богом с заимки-то, ищи себе счастья…

Кто-то басом жаловался на дороговизну, дотошно перечисляя товары и цены на них:

— Лонись[26] все дешевле было.

— Да, на дворе мороз, а денежки тают, — беззаботно отозвался сосед.

— На Покров созвали мы гостей! — радостно рассказывала женщина. — Я брагу варила. Ух, и брага была! Один даже помер.

Миней незаметно уснул под разговоры и проснулся с тревожной мыслью: проспал! Свесился, глянул в окно: высоко над редколесьем стояло в морозной дымке багровое солнце.

Присыпанные снегом ели вдоль дороги, богомолками в белых платочках и широких книзу юбках, медленно отходили назад, под уклон.

Поезд приближался к большой станции. Миней поднял воротник и вышел на площадку.

На платформе бабы торговали калеными кедровыми орехами, рыбой, подернутой морозом брусникой и матово-желтыми кругами замороженного молока. Народ толпился около торговок, притопывая ногами, обутыми в унты и пимы. В голове поезда жандарм в лохматой папахе о чем-то говорил с обер-кондуктором; тот, пожимая плечами, разводил руками.

Миней сошел, обогнул хвост поезда и скатился с высокой насыпи в засыпанную синеватым снегом падь. Он провалился почти по пояс. До него донеслись сигналы отправления. Минуту спустя за увалом он увидел серый кудрявый дымок паровоза, штопором вонзившийся в мглистое облако. Поезд ушел дальше на восток.

Миней решил отдалиться от железной дороги и зашагал степью с расчетом до темноты достичь нужного места. Дорога шла в гору, Миней нетерпеливо взбежал на нее… Впереди лежала однообразная долина реки Борзи — кочковатая, седая от покрывавшего ее игольчатого инея. Начинались Даурские степи, бесконечная даль без единою деревца или кустика. Степь манила, обманывала, скрадывала расстояния, убегала вдаль.

С Хингана стремительно мчался острый обжигающий морозом ветер. Он сдувал с земли скудный снежный покров, обнажая серую мерзлую землю, изрытую тарбаганьими норами. «На тысячах нор стоит Харанор», — тут же придумал Миней и засмеялся: как звучно получилось! И снова налетевший ветер забрасывал степь сухим, колючим, принесенным издалека снегом.

Подымалась пурга. Совсем близко впереди низкое мутное небо сливалось со степью. Солнце стало маленьким, тусклым, окуталось темным дымным облачком.

Боясь сбиться с пути, Миней повернул к линии железной дороги; шел он уже долго, а дороги все не было. Ветер с силой ударял в спину. Быстро темнело, хотя до вечера было еще далеко. Все чаше косые наметы снега пересекали путь, клубясь под порывами ветра.

Миней с беспокойством поглядывал вперед. Сейчас идти было легче, но внезапно сомнение охватило его: в ту ли сторону он идет? Несмотря на мороз, пот выступил на его лбу от этой мысли. Он знал, что означает сбиться с пути в разыгравшуюся пургу. Повернуть? Нет, только не сворачивать с дороги! Иначе закружишься. Стиснув зубы, он продолжал путь, следя, чтобы ветер все время бил ему в спину. Он полагал, что направление ветра неизменно.