Валентин Аккуратов - Лед и пепел

• Название: Лед и пепел
• Автор: Валентин Аккуратов
• Издательство: Современник
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1984

Имя Валентина Ивановича Аккуратова — заслуженного штурмана СССР, главного штурмана Полярной авиации — хорошо известно в нашей стране. Он автор научных и художественно-документальных книг об Арктике: «История ложных меридианов», «Покоренная Арктика», «Право на риск». Интерес читателей к его книгам не случаен — автор был одним из тех, кто обживал первые арктические станции, совершал перелеты к Северному полюсу, открывал «полюс недоступности» — самый удаленный от суши район Северного Ледовитого океана. В своих воспоминаниях В. И. Аккуратов рассказывает о последнем предвоенном рекорде наших полярных асов — открытии «полюса недоступности» экипажем СССР — Н-169 под командованием И. И. Черевичного, о первом коммерческом полете экипажа через Арктику в США, об участии в боевых операциях летчиков Полярной авиации в годы Великой Отечественной войны.

---

Экипаж его двухмоторного самолета ПС‑84 был укомплектован, можно сказать, наполовину, и состоял из трех человек: самого командира, бортмеханика Николая Кекушева, все же возвращенного из ВВС Папаниньш, и бортрадиста Сергея Наместникова. Все трое полярные летчики из Московской авиагруппы особого назначения, мои старые коллеги по полетам в Арктике. Второго пилота на борту не было, не было и штурмана. Они шли в Москву из Красноярска по особому заданию, которое должны получить по прилете.

Случайная встреча в Казани соединила нас на целый год. Потом до самого конца войны мы воевали с Орловым в одной дивизии — авиации дальнего действия, хотя и в разных полках.

В Москве начальник Политуправления Главсевморпути Валериан Дмитриевич Новиков рассказал нам о сути предстоящего задания:

— Вам надлежит выполнить несколько десятков полетов в блокированный Ленинград — вывезти сотрудников Арктического института и его ценнейший архив в Череповец. Положение в городе тяжелое, люди гибнут от голода, от постоянных бомбежек и артиллерийского обстрела. Город, как вы знаете, окружен. После прилета в Тихвин или Новую Ладогу, на месте уточните с военным командованием все условия полетов. Там же вам дадут в прикрытие истребители. Действуйте сообразно обстановке и помните — другого самолета для выполнения этого задания у нас нет. — Он внимательно посмотрел на каждого из нас. — Ясно?

— Ясно, Валериан Дмитриевич, — не по–военному ответил Орлов.

— Это задание получено от товарища Микояна. Кстати, какое вооружение на самолете? — озабоченно спросил Новиков.

— Одна центральная башня с тяжелым пулеметом УБТ и личное оружие.

— Не богато. Без истребителей не вылетать.

— Самое надежное наше оружие — плохая погода, а то, что на борту, — для успокоения психики. Боюсь, что истребители сопровождения только привлекут внимание фашистских самолетов, — заметил я.

— Валериан Дмитриевич, будем действовать согласно обстановке на месте. Штурман прав, — согласился Орлов.

— Ну, хорошо. Осмотритесь на месте. В ваши тактические действия не вмешиваюсь. Надеюсь на ваш опыт, но будьте внимательны и осторожны. В одном из полетов я обязательно с вами буду, — сказал на прощанье Новиков.

Утром следующего дня мы были уже в Тихвине, где и представились командиру части, доложив ему о нашем задании. Не спросив подтверждающих документов и не удивившись нашему партизанскому виду — военной формы мы не имели и одеты были в видавшие виды кожаные костюмы, — он приказал заправить наш самолет горючим, а нас повел в столовую обедать.

— Придется вам денька два поприпухнуть. Погода совсем испортилась, мы уже не летаем третий день. За свою машину не бойтесь, после заправки отбуксируем в капонир. Налеты не часты. Вот только смущает ее белый цвет: издали приметна, — говорил он за столом.

— Нам такая погода подходит. Немецких истребителей не будет, лишь бы принял Ленинград, — ответил Орлов.

— С Ленинградом у нас прямая связь. Договоримся. Но погода… — командир части покачал головой.

— В такой погоде наше спасение. Пойдем по низам. Будет хуже в ясные дни. Вы получили приказ о сопровождении? — спросил Орлов.

— Есть общее указание — прикрывать транспортные машины истребителями. В хорошую погоду над Ладогой идут воздушные бои. «Мессера» все время барражируют над коридором. Ваша машина как белая ворона. Фрицы сразу набросятся. Да вы не расстраивайтесь, — поспешно добавил он, — прикрытие будет надежное. Мои орлы не дадут в обиду. А знаки на хвосте — голубой вымпел Севморпути — обязательно закрасить. Нарисуем звезду.

Часа через два, получив «добро» Ленинграда, мы вылетели. Сергей Наместников, забравшись в башню стрелка, наблюдал за обстановкой в воздухе, хотя это и было излишним — горизонтальная видимость упала до пятисот метров, а иногда и того меньше, шли над самыми вертушками леса. Наконец выскочили на Лодейное Поле и вскоре уже «брили» над волнами Ладоги. На подходе к Марьину маяку погода стала улучшаться. Теперь мы не боялись столкнуться с мачтами встретившегося корабля или постройками на берегу. Нас поджидала другая опасность — истребители фашистов. Но, очевидно, низкая облачность задержала взлет вражеских самолетов. Еще двадцать минут полета — и, не делая круга, Орлов с ходу посадил машину на зеленую полосу аэродрома.

Подруливая к месту стоянки самолета, мы с любопытством осматривались. Все самолеты стояли в глубоких капонирах, закрытых сверху маскировочными сетками, чуть поодаль от аэродрома торчали стволы зенитных орудий и счетверенных пулеметов. Поле было обезображено воронками от авиабомб и снарядов. Нас сейчас же определили в один из свободных капониров, и тут же подъехал бензозаправщик. Кто прилетел, зачем — об этом не спрашивали. Окружившие нас летчики из истребительного полка недоуменно рассматривали нашу машину, окраска которой так не вязалась с мерами маскировки. Подъехавший на «газике» комендант аэродрома, не поздоровавшись, закричал:

— Что за фазан прилетел? Вам что, жить надоело? Вы же демаскируете нашу точку! — и с подозрением начал рассматривать нас.

Орлов по форме доложил о цели прилета и передал адресованный в штаб обороны Ленинграда пакет. Посмотрев на адрес, комендант смягчился.

— Отчаянные вы головы! А я‑то думал, кто это летит к нам в такую погоду. Вот что, товарищи… званий ваших не знаю и не вижу. Пакет будет немедленно передан по назначению, а вы пока — на отдых. Машину вашу будем камуфлировать. Кстати, немедленно в столовую, через сорок минут начнется очередной артобстрел. Немцы в этом деле очень пунктуальны.

Получив расписку за сдачу секретного пакета и пронаблюдав выгрузку самолета, мы отправились в столовую. Есть не очень хотелось. В Тихвине нас накормили, но мы решили узнать, чем кормят в осажденном городе, да еще летный состав, норма питания которого значительно выше, чем в остальных родах войск. В столовой, размещенной в большой землянке, со столами, накрытыми белоснежными скатертями, худенькие девушки с бледными лицами, приветливо улыбаясь, подали нам жиденький суп, где вместо мяса плавало по два–три кусочка картофеля, а на второе — по ложке пшенной каши. У каждой тарелки лежал кусочек хлеба неопределенного цвета и вкуса, весом не более ста граммов и стояла на четверть наполненная кружка с водкой.

— Сто граммов фронтовых вам положено. Вы же прилетели с задания, — объяснил нам дежурный офицер.

Суп и каша под водку проскочили незаметно, а хлеб, по молчаливому взаимному согласию, мы оставили для девушек. Весь обед не занял и десяти минут, хотя об артобстреле мы и не думали.

На командном пункте, где мы пытались связаться с Арктическим институтом, услышали, вернее, почувствовали первый разрыв снаряда. Глубоко под землей звук еле слышен, но стены задрожали и посыпался песок из щелей потолка в три наката. Все машинально посмотрели на часы. Было пятнадцать часов двадцать минут.

— В пятнадцать тридцать пальба прекратится. Стреляют по норме, — проговорил комендант и тут же начал звонить по наблюдательным точкам, выясняя, где падают снаряды и есть ли попадания.

Действительно, в указанное время разрывы прекратились. Все снаряды летели в зоне аэродрома, но ни один самолет не пострадал, уцелели и постройки.

— Вот так ежедневно. Шуму много, а дел на копейку. Бьет километров за двадцать. Накрыть бы его там, да нечем. Но долго не поозорничает, прибудут «петляковцы» — дадим ему! — спокойно, с чувством глубокой ненависти, говорил комендант.

Несколько позже на этом же поле мы увидели, что может наделать такой артиллерийский обстрел, даже с двадцатикилометрового расстояния.

В ожидании ответа из Арктического института мы расположились в землянке, но не прошло и двух часов, как, в сопровождении солдата, к нам вошел штатский — бледное, изможденное лицо, обтянутое сухой, словно пергаментной, кожей, он неуверенным шагом подошел к скамейке у дощатого стола и тяжело сел.

— Вы извините, сейчас отдышусь, доложу, — сказал он

— Вы из института? — спросил Орлов, подавая ему кружку с водой.

— Да! Моя фамилия Фильчаков. Когда назначен вылет и сколько людей можете взять?

— Вылет с рассветом, как только откроется аэродром в Череповце. На борт можем взять двенадцать взрослых, а детей — тридцать.

Глотнув воды, он жадно схватил кусок хлеба с копченой колбасой, предложенные Кекушевым, и, глядя благодарными глазами, тут же начал с какой–то нечеловеческой быстротой есть

— Все дистрофики, — наконец сказал он. — Еле ходят, а часть лежачие. К шести утра привезу. Командованию аэродрома дано указание обслужить вас, а для охраны выделены истребители из Тихвинского полка.

Заметя наши усмешки, Фильчаков спросил:

— А кто вас сегодня сопровождал?