Сергей Минутин - Странник и Шалопай

• Название: Странник и Шалопай
• Автор: Сергей Минутин
• Издательство: ООО «Издательский дом «Диалог культур»
• Жанр: Проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-902-390-17-6

---

Поэтому Надеждин, собираясь в паломничество, меньше всего думал о спасении своей души. Он думал о трудностях, ожидавших его в пути. Он думал над тем, что надо брать с собой и в какую сумку складывать. Он даже посмотрел старые документальные фильмы, где бедные люди шли босиком далеко–далеко, а сзади на деревянном посохе, болтались из стороны в сторону, сапоги и мешок с нехитрой снедью. Они шли, просили милостыню, и им подавали.

Это были фильмы конца XIX — начала ХХ века, века зарождения синематографа. Надеждин, глядя эти фильмы, не замечал особой разницы между теми нищими паломниками с посохами и нынешними нищими, разлива XXI века, промышляющими возле храмов и церквей. Хотя возможно, что подавать им стали меньше, так как обо всех стало заботиться государство, а следовательно наступил пик гуманизма.

Насмотревшись документальных фильмов и сравнив их с картинами реальной жизни, ум Надеждина нарисовал вполне ясную картину настоящего паломника. Хорошо проветренный всеми ветрами, хорошо «прокопченный» дымом костров и яркими лучами солнца, обросший и небритый, непременно босой с деревянным посохом и в длинном зипуне, перепоясанным кушаком.

— А если женщины встретятся по дороге, — неведомо откуда залетела в голову Надеждина приблудная мысль, совершенно неуместная к данному случаю.

— Нет, — сказал Надеждин всем прочим мыслям, кроме приблудной, — нет, одеться надо хорошо, в храмы нынче нищих не особо пускают.

Надеждин потёр свои щёки, они, как всегда, были небриты.

— Надо взять и бритвенный прибор, и мыло, и зубную пасту, — перечислял Надеждин вслух предметы, необходимые паломнику.

В животе Надеждина тревожно заурчало. Это желудок начал подавать сигналы. Сначала он было затих, ибо Надеждин его в основном баловал водкой, но тут паломничество, дальний поход, неплохо бы подкрепиться. Да и потом, нельзя же потакать прихотям головы, у желудочно–кишечного тракта своя «чревоугодная» жизнь. Надеждин поддался утробному урчанию и взял трёхдневный запас продуктов. Ещё он взял туалетную бумагу, носки и носовые платки, одеколон и бутылку водки для растирания, большой складной нож, спички, фонарик, полотенце и даже тапочки.

На полу стояла огромная сумка, набитая до самого верха необходимыми для паломничества вещами. Надеждин был серьёзный человек и собирался на серьёзное дело. Это вам не фестиваль бардовской песни. Это па — лом — ни — че — ство! Это первая заявка на вечную жизнь грешной души. Это заявка на Космос и жизнь в нём.

Надеждин решил поднять сумку. Он её сильно ухватил и рванул, водружая ручки на плечо. Сумка сорвалась и грохнулась на пол, консервные банки издали металлический звук. Следом за сумкой на пол осел и Надеждин с «простреленной» радикулитом поясницей. Из глаз Надеждина сначала сыпались искры, а потом выступили слёзы. Сквозь боль в пояснице, сквозь шум в ушах и слёзы в глазах Надеждин услышал голос: «Куда ты собрался, человек? Космос всегда рядом, человек! Внутри тебя точно такой же Космос!».

Не буду настаивать на том, что Надеждин понял эти слова, но он понял, что сумку с собой можно и не брать и далеко можно не ходить. Он уже собирался вообще никуда не ходить, а прилечь, отдохнуть, но тот же голос продолжил: «Надеждин, не руби сук, на котором сидишь. Собрался в паломники, действуй. Успокой душу, дойди хоть до ближайшего Божьего храма».

Надеждин верил голосам, больше чем самому президенту страны и его премьер — министру. Он понял, что отступать нельзя и самое главное некуда. Только впереди Бог, а позади грех. Игнорировать требования голоса разума нельзя, себе дороже. Он натёр поясницу мазью «огонёк» и отправился в ближайших храм.

Надеждину повезло. Надеждина вёл Господь. Надеждин попал на службу. Надеждин попал на праздник Сретенья Господня. Народу в храме было полным — полно. Народ был разный. В первых рядах стояли представители власти, сначала исполнительной, а затем дышащие ей в затылок — представительной.

Многих представителей Надеждин знал как ярых атеистов во времена СССР, но времена изменились и теперь они поменяли «Капитал» Маркса на Библию, хотя ни того, ни другого никогда не читали. За них всё выбирала «задница». И эта «задница», с радостью переместилась из жёстких кресел СССР в мягкие импортные кресла православной России.

Теперь «первые ряды» мечтали о возвращении сословий, крепостного права и дворовых девок. Порочная их природа брала своё. За это они и молились. Надеждин был не против их присутствия в храме, тем более что своими реформами президент увеличил их число в сотни раз, создав себе тупой, но крепкий зад–электорат. Надеждин не понимал, почему они в первых рядах.

Этот факт его, обычного человека с улицы, почти паломника сильно настораживал. Он с детства знал о том, что «яблоко от яблоньки недалеко падает», а следовательно и попы с таким вариантом расстановки верующих вполне согласны. А это уже не просто «задница», это полная «жопа».

Душа Надеждина стала неспокойна. Её не успокаивал даже церковный хор, чудное звучание которого доносилось до входных дверей церкви, где, вместе с Надеждиным, ютилась разная «чернь». Надеждин и прочий «галерный» люд речь батюшки почти не слышал и не различал того, о чём он говорит и кому молится, но очень надеялся, что батюшке внимают первые ряды, вслушиваясь в каждое его «живое» слово. Надеждин не видел ни лица батюшки, ни лиц чиновников, но тоже надеялся вместе с нищей паствой, что православное милосердие побеждает диктатуру пролетариата, а также империализм, социализм, коммунизм и даже капитализм, который вновь вернулся, приведя за собой и кризис.

— Ох, уж эти яблочки на тарелочках, — молился Надеждин как умел, — то барышень–дворяночек, да панночек по кабинетам социализировали, а нынче вообще всю страну развратили. Молитесь, сволочи!

Надеждин был зол. Душа его кричала. Господь её слышал.

Надеждин, насмотревшись фильмов о том, как бес входит и выходит, ждал, когда задёргаются первые ряды. Но, похоже, что на этих прихожанах интересы тёмных и светлых сил слились в экстазе, никто не дёргался, все внимали батюшке.

Батюшка перестал читать молитву и перешёл к назидательной речи. Голос его стал громче, слова разборчивей. Батюшка призывал паству к «послушанию» и «почитанию».

О послушании Надеждин и сам мог многое рассказать. Когда на его плечи легли первые курсантские погоны, он готов был загрызть любого, кто отказался слушать приказы его Родины. Он пел песни о юнкерах и кадетах, о господах офицерах и был счастлив. Погоны грели душу, и он догадывался, почему в белой армии было так много безусых юнкеров, гимназистов и прочих осчастливленных перспективным карьерным ростом юношей. Отцы командиры называли их «Иисусовой пехотой». Впереди сияли золотые погоны и звёзды на них. Надо было только разбить «красных».

Когда Надеждин получил первое офицерское звание и стал хоть и «мелким», но благородием, жажда подвига в нём чуть–чуть поубавилась, ну а когда Надеждин дорос до старшего офицерского чина, жажда была утолена полностью, и он совсем ушёл из армии. Номенклатурное положение в её рядах так сдавило душу Надеждина, что он, несмотря на сопротивление тела, ушёл на «гражданку».

Наверное, к счастью Надеждина, вслед за его уходом развалилась и Красная армия, и социалистическая страна, и … ключом забила ностальгия по прошлому, по белым офицерам и царям, по дворянам и крепостным. Тогда ещё слово «послушание» звучало редко. Чиновники предпочитали дурить народ другим словом — «покаяние».

Первый президент России любил набраться водки до состояния поповской ризы и потом каяться. Надеждин его любил. У них была общая молитва: «Господи, помоги оклематься, не буду больше так напиваться».

Потом появилось другое слово «почитание» предков, ни тех, которые клали головы в борьбе с буржуями, а с точностью наоборот. И вот, наконец, эволюция, сделав спиральный виток, пришла к «послушанию» и требовала возвратить царя, а вместе с ним дворян и крепостных, но для начала вернуть все земли церкви.

Послушание! Это вы круто взяли. Вышколенный царский, придворный офицер мог любоваться своим послушанием вышестоящему чину. Он жил всласть и его не гнали на войну, при условии «послушания», погибать за Родину. Послушание вело его вверх по карьерной лестнице и позволяло презирать непослушных. А вот солдата за послушание били в морду, а за непослушание расстреливали, били палками и вешали. Солдата воспитывали скотом, лишая его всего, кроме права пасть за режим. И его, и его солдатскую семью заставляли кланяться барину, а попу ещё и руку целовать. Вот этот солдат из послушных и стал непослушным, когда его протащили через Русско–японскую, а потом и Первую мировую войну. А он на войне не то что господам офицерам кланяться устал, он уже и пулям не кланялся. Так зачем же вы, «мудрецы», призываете его потомков к покаянию. Чтобы снова их поставить «раком».