Коллектив авторов - Как мы пережили войну. Народные истории

• Название: Как мы пережили войну. Народные истории
• Автор: Коллектив авторов
• Издательство: ЛитагентАСТc9a05514-1ce6-11e2-86b3-b737ee03444a
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-17-097220-3

…Воспоминания о войне живут в каждом доме. Деды и прадеды, наши родители – они хранят ее в своей памяти, в семейных фотоальбомах, письмах и дневниках своих родных, которые уже ушли из жизни. Это семейное наследство – пожалуй, сегодня самое ценное и важное для нас, поэтому мы должны свято хранить прошлое своей семьи, своей страны. Книга, которую вы сейчас держите в руках, – это зримая связь между поколениями.

Ваш Алексей Пиманов

Каждая история в этом сборнике – уникальна, не только своей неповторимостью, не только теми страданиями и радостями, которые в ней описаны. Каждая история – это вклад в нашу общую Победу. И огромное спасибо всем, кто откликнулся на наш призыв – рассказать, как они, их родные пережили ту Великую войну. Мы выбрали сто одиннадцать историй. От разных людей. Очевидцев, участников, от их детей, внуков и даже правнуков. Наши авторы из разных регионов, и даже из стран ныне ближнего зарубежья, но всех их объединяет одно – любовь к Родине и причастность к нашей общей Победе.

Виктория Шервуд, автор-составитель

---

Май 1942 года. Мы, наша семья, на полках товарного вагона (американского) вместе с другими ленинградцами: мать с сыном и дочерью, научный сотрудник Эрмитажа, изможденные, воскресающие из полумертвых; режиссер «Ленфильма» Лефевр с пятилетней дочерью, которая необычно для детей тихо и часто спрашивает у матери разрешения поплакать. До сих пор слышу ее голосок: «Мамочка, можно Милочка поплачет?» Ребенок не мог еще освободиться от ужасов блокады.

Ниже на полке – две девушки, сестры. Одна из них в предвоенные годы потеряла жениха в застенках «Большого дома».

В противоположном конце вагона совершенно ослабленный ученый-ботаник сохранял сортовые семена злаков, погибая от голода рядом с зерном на Исаакиевской площади.

Муж и жена пожилые, молодой человек, молчавший всю дорогу, и другие едва живые люди.

Все друг другу помогали. Мой отец и брат в этот период немного окрепли. Их обязанность, добровольная конечно, была держать за руки каждого из жильцов вагона, справляющих нужду в открытые двери вагона. Поезд иногда шел без остановок сутками. Я и Володя (брат) ходили с бидонами, кастрюлями за питанием. Две сестры и сын научного сотрудника Эрмитажа также ходили за питанием для всех ослабленных. Мертвых по дороге из вагона вынуждены были выбрасывать с записками, с документами. Вдоль всей железной дороги лежали тела умерших, которых хоронили жители близлежащих селений.

Так что попробуйте подсчитать, сколько умерло ленинградцев от голода?!

Шел наш поезд через Вологду, Вятку, через Свердловск, Оренбург, Арысь, Чимкент, Ташкент и далее. Путешествие длилось дней 20.

В Свердловске путевые рабочие спросили жильцов нашего вагона, куда нас направить, к какому составу прицепить.

Нас или к нам – скорее первое – прицепили к польскому составу. Несколько вагонов поляков, ехали из Архангельска, там они оказались в 1939 году, это были бывшие военные польской армии. Дисциплина среди них соблюдалась полувоенная. Утром и вечером мы слышали молитвы, пение гимна. На остановках их струнный оркестр играл, нас приглашали потанцевать, уговаривали ехать с ними. Они собирались в Иран, чтобы потом вступить в армию Андерса.

Подъехали к Чимкенту – зеленый городок. До Чимкента ехали пустыней, впечатление тяжелое. На одной случайной остановке к поезду подошли странные жуткие люди с проваленными носами, вытекшими глазницами. Среди нас оказался врач, он обежал весь состав и кричал: «Проказа, не покупайте ничего!»

В Оренбурге вышел ученый-ботаник, подъезжая, он встал на колени, плакал – доехал до своего дома живой! Что стало с ним дальше – неизвестно.

Вспомнила фамилию научной сотрудницы Эрмитажа – Грекова. Они поехали в Алма-Ату, туда же эвакуировали «Ленфильм», куда направились режиссер Лефевр с дочерью. Где-то они теперь?

Мы вышли в Джамбуле. Направили нас работать в совхоз «Билекуль».

В совхозе, директором которого был депутат Верховного Совета СССР, казах Джумаметов (неразборчиво), нас очень хорошо встретили, мы все стали работать. Отвели нам участок земли под огород – 7 соток и несмотря на разгар лета, все посадили, поливали, все выросло. Зимы там не было тогда. О поливе огорода разговор особый. Огород в форме ванны, в верхней возвышенной части всей площади проходит центральный арык, от него ответвления на каждый огород. Пускают воду в центральный арык, его течение запружает очередной поливальщик и пускает воду на свой участок. Вода буквально хлещет, заливает толстым слоем весь огород твой, кажется, что погибнут все тоненькие стебельки. Но нет, земля крепко их держит, земля как асфальт. Когда вода дойдет до конца участка, ее пускают дальше по центральному арыку, а полившему остается рыхлить землю.

Да, нам еще дали козу с козленком, так что мы имели в это время 3 литра козьего молока!

Казахи – добрейший народ, это открытые, внимательные люди. Конечно, надо и самим быть доброжелательными.

В декабре 1942 года мама и папа заболели тифом. У отца брюшной тиф, а у мамы сыпной. У нас еще не было козы. Просила продать молоко местных русских и украинок – не продали, держа в руках ведра молока. Возвращаюсь домой, совершенно убитая, плача. Навстречу ехал верхом полевод-казах. «Кыз, некерек?» Объяснила в чем дело. Подхлестнул лошадь и ускакал на ферму, где он жил, за 3 км. Привез молоко в бутылке, баурселки (хворост), кефир, масло сливочное, завернутое в газету. «Не плачь, я еще привезу. Лечи мамашку и папашку».

Другой случай. Ходили мы с сестрой Ниной вечером за кизяком и камышом. На пути стояла кибитка скотовода Байсеитова, всегда зазывал к себе на угощения. А как-то прислал дочку Айшу, 6 лет, с запиской: «Обявление. Моя делает байрам. Надечка, мамашка, Ниночка, папашка зову на байрам. Явка обязательна!»

Увидев нас издалека, стали готовить кульчатай, бешбармак, хворост, сливки. Мы пришли втроем без отца (Володя был на фронте). Все принарядились. Хозяину и жене его было по 26 лет, дочке 6 лет. Был у них патефон. Он хотел поставить пластинку с пением его сестры Куляш Байсеитовой, но, к несчастью, заводя патефон, сорвал пружину. Очень расстроился. Мы успокаивали его и сказали, что у нас в Ленинграде есть пластинка с ее голосом. Она была солисткой казахской оперы. Все вместе пели современные песни, потом танцевали. Мы с сестрой русского, а затем его жена и Айша танцевали казахские танцы. Вот какие чудесные люди!

Из воспоминаний Щемелининой Надежды Ивановны, жительницы Ленинграда (1922–2014)

Ангел-хранитель

Боязнь репрессий

К началу Великой Отечественной войны мне исполнилось 9 лет и я перешел во второй класс начальной школы, умел прилично читать и писать. Мама, отчим и я к началу войны жили в коммунальной квартире, расположенной в доме на углу улицы Халтурина (ныне Миллионной) и Мошкова переулка. Меня часто посылали в булочную за хлебом, в гастроном – за колбасой, сливочным маслом, сыром. Кроме того, мне разрешали самостоятельно ездить на автобусе № 2 к моему деду – известному скульптору[2], проживавшему тогда в собственном доме вблизи больницы Мечникова.

Для девятилетнего мальчика я мог считаться достаточно развитым, а также достаточно сильным физически. И это притом, что в раннем детстве переболел многими болезнями, в том числе туберкулезом, корью, воспалением легких. Несмотря на это, поскольку со дня рождения и до 5 лет я проживал с матерью в доме деда на окраине Ленинграда почти в деревенских условиях, по мере возможности сам приобщался к труду. Доставал из колодца неполные ведра воды, неумело, но прибивал молотком отваливающиеся доски от забора, строил из веток и деревянных отходов шалаши. С соседскими ребятами играл на улице в лапту, чем мы немало раздражали соседку, когда мяч залетал к ней в ее огород и мы залезали за ним через забор!

Осенью 1939 года мы с мамой и ее мужем, моим отчимом, уехали в Рязань, где провели целую зиму, а весной 1940 года вернулись в Ленинград. Причиной этого временного переселения была боязнь отчима репрессий. Дело в том, что незадолго до этого отчим, Михаил Хвостов, профессиональный виолончелист и дирижер, в составе делегации, в которую входили такие известные композиторы, как Д. Шостакович, Д. Покрасс, Книппер, посетили Германию. Их там очень хорошо приняли, оттуда отчим привез очень много нот, а также одежды – себе и моей маме. Однако друзья в связи продолжавшимися в стране репрессиями, посоветовали ему на время покинуть Ленинград. В то время каждого вернувшегося даже из официальной поездки заграницу могли обвинить в шпионаже в пользу империалистов.

Лев Шервуд. 1936 г.

Я не случайно решил вкратце описать маленькую часть моей довоенной биографии, чтобы и самому осмыслить причину выживания в жутких, нечеловеческих условиях ленинградской блокады! Общаясь с очень немногими оставшимися в живых людьми, пережившими блокаду, я убедился в том, что выживали только те, кто сумел сохранить прежде всего силу духа! Например, моя мама, родившаяся в 1904 году, получила своего рода закалку, неоднократно испытав холод и голод при царском и советском режимах, не впадая в уныние. Я очень любил маму (хотя и не был никогда маменькиным сынком) и старался подражать ей во всем, особенно в трудных ситуациях. Я не помню, чтобы она когда-нибудь паниковала или сетовала, хотя производила впечатление хрупкой и слабой. В то же время она не была практичной и не догадалась запастись провизией до тех пор, пока не началась паника в связи с отсутствием продуктов в магазинах!

Неожиданное спасение

Не могу не вспомнить эпизод, последствия которого могли бы стать трагическими для всей нашей семьи. В связи с приближением немецкой армии к Петербургу участились налеты на город ее авиации. В качестве одного из заслонов от них широко стали использоваться аэростаты, напоминающие дирижабли, но значительно меньшие по размерам и не имеющие корзин для пассажиров. На место запуска их переносили на руках, преимущественно военнослужащие-девушки по четыре – пять человек с каждой стороны.