Владимир Коренев - Амгунь — река светлая

• Название: Амгунь — река светлая
• Автор: Владимир Коренев
• Издательство: Дальневосточное книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1980

Владимир Коренев коренной дальневосточник: родился во Владивостоке, живет и трудится в Комсомольске-на-Амуре. Работал рыбаком, электрослесарем, монтажником на строительстве моста через Амур. Заочно закончил педагогический институт, работал журналистом. Его очерки и рассказы о тружениках Приамурья, о строителях БАМа печатались во многих газетах, журналах, сборниках. В 1963 году в Хабаровском книжном издательстве вышла первая книга В. Коренева «Шаман-коса».

Владимир Коренев — лауреат премии хабаровского комсомола.

---

— На станции Кошурниково.

— Слушай, вот не повезло мужикам!.. Изыскатели… Их, кажется, трое было.

— Трое: Кошурникова, Дуравлев, Стофато.

— И все погибли…

— Да, — Архипов тяжело вздохнул и принялся ложкой помешивать парящий борщ.

Дениска не сводил с него глаз: Архипов все больше ему нравился, и потом эти изыскатели…

— А что они искали? — вырвалось у Дениски.

— Трассу для железной дороги, как раз там, где сейчас проходит Абакан — Тайшет.

— А когда это было?

— Сорок третий год, — Архипов, сложив губы трубочкой, остужал в ложке борщ, помолчал, взглянул на Дениску: — Историю нужно знать — крепче чувствовать себя будешь. Дерево без корней не бывает… Вот, к примеру, ты знаешь, что БАМ уже однажды начинали строить? Так вот… А кто строил, а? Такие же обыкновенные люди, как и мы с тобой. Но учти время — послевоенное — трудное, когда всего не хватало. Я знал одного мужика, сейчас он работает провизором в городской больнице. Так вот он как раз работал в этих местах. Кое-что рассказывал. Трудно было — и главное, жрать не хватало, медикаментов. Он говорит, что тогда и научился травы понимать. Сушил, отвары делал. Многих от смерти спас. Цинга, говорит, многих валила: ни лука, ни чеснока было не найти, так только отваром хвойным и держались. Отварят бадейку и пьют. Горечь сплошная, а они пьют. Кому подыхать охота? А работали как звери: трасса нужна.

— Да уж русского мужика в работе подгонять не надо, — заключил Черноиванов значительно. — Русский мужик — всем мужикам мужик. Его ничем не смутишь, да и не удивишь. Надо — и на край света пойдет. Подпояшется — и пошел! Ему только направление — дай и понятие: нужно, мол.

— Да, — со вздохом согласился Архипов и задумался.

— Теперь наш черед, — добирая остатки борща и отодвигая от себя чашку, сказал Черноиванов. — И на кашу долю будет лиха, а, Саша?

— Да уж не минует. У каждого поколения свои трудности, если говорить о поколениях.

— А почему бросили трассу? — спросил Дениска, слушавший весь разговор начальства.

— Последствия войны. С финансами трудно было. Так ты понял, Денис, зачем я рассказал тебе все это? — в упор спросил Архипов.

— Чтобы знал.

— Не только. Не только, дорогой. В истории, как в любом деле, суть нужно выявить. А суть вот в чем: уж коли в то время, когда полагались на кирку и лопату, вкалывали до седьмого пота на этой трассе, то нам и сам бог велел. Добавь-ка, Ирина! — И, принимая от нее чашку, похвалил: — А борщец у вас получился что надо!

— Да, — не захотел остаться в долгу Черноиванов, — такое впечатление, будто я дома побывал. У меня жена борщ сварит — пальчики оближешь.

— Ты отправил своего подопечного? — вспомнил Архипов утреннего гостя — водителя КрАЗа. — Накормил, заправил — все как полагается?

— Парень сказал, что теперь на трассе мостостроителям почет и уважение обеспечены, — с гордостью сообщил Черноиванов. — Мужик что надо. Целую неделю один по тайге крутил. Двое суток не спал — какой-то срочный груз в мехколонну везет. Говорит, парни ждут. Вначале, когда я за стол его пригласил, отказывался, а как сел, Ирина свидетель, булку хлеба умял за милую душу — проголодался, отощал, аж черные круги под глазами.

— Они что, насыпь отсыпают?

— Ну да. Говорит, ребята подобрались крепкие. На трассе — порядок, законы суровые. Если в тайге не помог товарищу — лучше заранее ноги в руки и ходи-гуляй с трассы — все одно не простят. А хлюпики сами уходят — не выдерживают.

— Самые человечные законы, — раздумчиво произнес Архипов. — Иначе, если не помогать друг другу, нечего здесь делать. В одиночку — пустое дело: БАМ не поднять.

Дениска, навострив уши, слушал разговор начальников, вспоминал добродушного богатыря-водителя: его по-мужски красивое лицо, громкий уверенный голос и как он протянул водителю руку дружбы. Дениска улыбнулся своим приятным мыслям.

— Кстати, — сказал, оборачиваясь к Дениске Черноиванов, — тебе огромный привет, хлопец. Он хотел с тобой попрощаться, но ты куда-то пропал. Ты это умеешь.

Он еще в чем-то хотел обвинить и без того сникшего Дениску, но Архипов спросил у него:

— Твой пацан пошел в школу?

И о Дениске забыли.

— Ох, не говори, — сел на своего конька Черноиванов. — Важный такой ходит, с портфелем, чуть ли не спать с ним ложится. Умора! Нет, представляете себе: спать ложится и портфель под одеяло.

— Не иначе министром будет, — хохотнула Ирина.

— А что, — серено заявил Черноиванов, — он у меня парень башковитый!

Архипов опростал чашку.

— Ну что, Иван Петрович, поплюхали.

Натягивая брезентовую куртку, вспомнил о Дениске:

— Так, Ирина, тебе еще нужен помощник? А то у нас на тупике лишних рук нет.

Дениска зыркнул на Ирину и встретил ее взгляд, она закраснелась:

— Дак чего ж он под дождь?..

Черноиванов с Архиповым переглянулись, разулыбались. Архипов махнул рукой:

— Ладно…

И словно пришил Дениску к полу.

— Нет! — крикнул Дениска. — Я не останусь! — Бросился к вешалке, схватил свитер, брезентовую куртку, принялся натягивать на себя: — Я тоже пойду.

— Управишься здесь — приходи, — уже с порога сказал Черноиванов и плотно притворил за собой дверь.

Тихо стало. Дениска так и не успел брезентуху надеть — один рукав болтался пустой, свисая до пола. Ирина притихла у стола, затаилась, как мышь. А в Дениске копилось зло на нее. И чего лезет человек? Что ей еще нужно от него? Что же теперь он так и будет около печки топтаться? Да?

Он решительно и резко вдел вторую руку в рукав брезентухи и, не оборачиваясь, заявил Ирине, что уходит.

— По-твоему, пусть все голодные будут? — попробовала надавить на сознательность она. — Пусть останутся без ужина?

— Пусть! — И Дениска громко хлопнул дверью.

Дождь усилился, сгустился, серым пологом закрыл горы и дальние деревья. Под ногами уже хлюпала вода, глина стала вязкой и скользкой. Дениска два раза чуть не упал — разъехались ноги, но продолжал идти, не пряча лица от дождя, упрямо набычившись, и вид у него был решительный и непреклонный. «Нет, мы — не хлюпики! — твердил мысленно Дениска. — Мы — не хлюпики».

Но если бы кто-нибудь спросил сейчас у Дениски, о чем он думает, то ничего вразумительного на этот вопрос он бы не ответил. Дениска весь был с головы до пят — каждая клеточка его тела — упрямство, несгибаемое, необоримое. И через это он знал, что готов сейчас преодолеть любые трудности и что для него сейчас нет ничего невозможного. Он виделся себе идущим в атаку, в рукопашный бой. Это видение распаляло его еще больше, и если бы кто-нибудь посмотрел на Дениску со стороны, то безошибочно бы по его фигуре, походке определил: человек решился на что-то большое и важное и за победу готов платить любой ценой. Даже собственной жизнью.

Дениска подлетел к Лыкину, и здесь его запал немного приутих. Лыкин и еще четыре монтажника укладывали на насыпь звено — рельсы, прикрепленные к шпалам. Лыкин рукой отдавал команды крановщику, а парни, упершись в насыпь, старались направить звено так, чтобы оно легло рельс к рельсу с теми, что уже лежали на насыпи. Парни надували щеки, прикусывали губы, пыхтели, по их лицам ручьями тек пот, смешанный с дождем, ноги скользили.

— Еще, — кричал Лыкин, — еще! Леха, нажми-ка на свой край! Ну чего ты там? Еще, говорю! — И крыл в бога и в черта.

А Лешка упирался что было сил, аж лицо его перекосилось до неузнаваемости, ноги дрожали и скользили по насыпи, но Федору Лыкину все было мало.

— Ну чуть-чуть, Леха! Чуть!..

И Дениска бросился со всех ног к Лешке на помощь, ухватился за шпалину, уперся покрепче, натужился так, что все тело запело как натянутая струна, и почувствовал: пошло тяжело звено.

— Береги ноги! — крикнул Лыкин и — крановщику: — Майна, майна, Ваня! Держи так, ребята! Майна, Ваня!

Звено с хрупом, но плавно опустилось на насыпь, легло, придавливая грунт, и рельс к рельсу.

Переводя дух, Лешка посмотрел на Дениску, притопнув ногой по рельсу, сообщил доверительно, как самое сокровенное:

— Упрямая, гадина. Насилу одолели… А ты молодец, навалился, аж я испугался: погнешь рельс.

«Вот человек, все обратит в насмешку!» — подумал обескураженный Лешкиной неблагодарностью Дениска и хотел отбрить его по всем статьям, но не успел.

— Накладки! — заорал Лыкин Федор. — Леха! Давай накладки!

И Лешка метнулся куда-то в сторону, а Дениска — к Лыкину.

— Я пришел.

Лыкин стрельнул в него глазами:

— А на кухне кто?

— Ирина, кто же еще, — независимо ответил Дениска.

Лыкин усмехнулся:

— А тебя что, выгнали? — И, не дождавшись ответа, рванулся с места. — Ставим, парни! Разбирай болты. Ломик где?

Монтажники оседлали рельсы, а Дениска остался один и без дела. Сунул руки в карманы брезентухи — там вода. И джинсы уже намокли и прилипли к ногам, и спецовка стала тяжелой и гремела при каждом движении оглушительно.