Ирина Млечина - Гюнтер Грасс

• Название: Гюнтер Грасс
• Автор: Ирина Млечина
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-235-03835-6

Роман «Жестяной барабан» принес Понтеру Грассу (1927–2015) мировую славу. Он один из немногих немецких писателей, удостоенных Нобелевской премии по литературе. Его жизнь и творчество вместили историю самых драматических событий, происходивших в центре Европы. И в своих книгах он неустанно пытался ответить на вопрос: как всё это могло случиться? В конце Второй мировой войны Грасс был призван в войска СС, в молодые годы агитировал за социал-демократов, на склоне лет выразил сомнение: а не опасно ли объединение Германии?

Невероятные сюжетные линии, переливающиеся всеми красками авторской фантазии, изощренная художественная структура и сложная оптика восхищают читателей Грасса. Его поразительное гротескно-аллегорическое видение мира завораживает. Грасс, кажется, одинаково владел всеми жанрами. Он писал стихи и рисовал, большинство своих книг он оформил сам.

Доктор филологических наук Ирина Млечина, один из лучших знатоков современной немецкой литературы, мастерски рисует портрет одного из самых оригинальных современных прозаиков и драматургов. Российского читателя еще ждут встречи с Грассом — далеко не всё, написанное им, переведено на русский язык.

знак информационной продукции 16+

---

Поскольку дело происходило в нейтральной Швейцарии, а не в нацистской Германии, молодого стрелка не истребили сразу же физически, а дали ему большой тюремный срок. А в Шверине, на родине Густлоффа, по указанию самых высоких инстанций, готовили церемонию прощания с покойным, чтобы она «навечно осталась в памяти народа». Тут собрались и марширующие колонны штурмовиков, и люди в партийной форме с венками, и просто зеваки. Состоялось факельное шествие. А потом под грохот барабанов церемониальным маршем прошли отряды вермахта.

Малоприметный партийный деятель Вильгельм Густлофф после смерти превратился в фигуру таких масштабов, что «некоторые из ораторов испытывали явные трудности с подбором сравнений» и не нашли ничего лучшего, как вспомнить «главного великомученика», штурмовика Хорста Весселя, которого прикончили, судя по многочисленной литературе, как сутенера, но затем возвели в ранг главного страдальца за дело партии, народа и фюрера. Песня о Хорсте Весселе стала чем-то вроде партийного гимна.

В Давосе тоже была проведена траурная церемония, хотя и более скромного масштаба, чем в Шверине, но пропагандистская машина рейха работала на полную мощь, твердя о «подлом еврейском заговоре» и утверждая, что убийство было результатом происков «мирового сионизма». В Шверине Густлоффу отдали воинские почести, хотя, как уже отмечалось, он в боях Первой мировой не участвовал и «пороха не нюхал». На южном берегу Шверинского озера была замурована урна и на гранитном камне высечена надпись, там образовался целый мемориальный комплекс НСДАП.

Примерно в то же время руководитель Германского трудового фронта Роберт Лей, распустивший немецкие профсоюзы и присвоивший их деньги, создал некую организацию под названием «Сила через радость», многократно описанную в художественной литературе. Она должна была заниматься дешевыми туристическими поездками для рабочих и служащих, в том числе на морских судах, по доступным ценам. Родители Туллы Покрифке имели счастье побывать в одном из таких круизов и до конца дней не могли забыть своего восторга. Эта политика служила идее германского «социализма», точнее, национал-социализма, который воцарился в Германии в 1933 году, а потом привел страну к полнейшей катастрофе.

СЧР («Сила через радость») обладала целой флотилией, но этого было мало, и для новых триумфов «социального мира в обществе» был заложен огромный пассажирский лайнер, который, по замыслу Лея, должен был стать «воплощением идеала единой национальной общности всех немцев». В честь Мученика сошедший со стапелей в 1937 году огромный корабль был назван «Вильгельм Густлофф». На это торжество собрался весь Гамбург, где строился корабль.

Сам Гитлер почтил своим присутствием замечательную церемонию. Выступавший Роберт Лей заявил собравшимся, что фюрер приказал ему обеспечить немецкому рабочему «возможность достойно провести свой отпуск». «Необходимо, чтобы немецкие массы, немецкие рабочие имели достаточно сил, чтобы постичь мои замыслы», — процитировал Лей слова фюрера.

И пароход честно трудился, возя в «бесклассовых каютах» радостные толпы трудящихся. В каждом из роскошных залов корабля висел портрет фюрера, устремившего взор поверх граждан в будущее. Будущее, как мы знаем, оказалось трагическим. Но тогда довольные дешевыми путевками немецкие граждане об этом не думали. Пока не началась война и не понадобились все силы на службу фронту.

Тогда и пароход стал то ли плавучей казармой, то ли госпиталем, то ли местом для обучения подводников, то ли тем, и другим, и третьим вместе, а дешевые туристические туры кончились. Следом кончился и рейх.

Работодатель, он же Заказчик, или просто Старик, по заданию которого, а главное, чтобы отвязаться от назойливых требований матери, Пауль ведет свое расследование, требует от него точных деталей и фактов. Грасс всегда был, как мы помним, сторонником точных, выверенных деталей, даже когда общий замысел был сугубо фантастическим. Старик напоминает Паулю, что в детстве личико у Туллы было невыразительное. Но ему хочется знать, как она выглядела году в пятидесятом, когда была ученицей столяра в ГДР, носила ли она шляпку горшком, делала ли химическую завивку. А сам Пауль уже не может больше слышать ее бесконечные истории о «Густлоффе», которыми она потчует его по воскресеньям «под биточки с вареной картошкой».

Если отношения между Паулем и матерью натянутые, то между сыном Пауля Конрадом и его бабушкой существует полное взаимопонимание. После падения Берлинской стены Конрад, или Конни, живущий в Мёльне, всё чаще посещает Шверин, где живет бабка, благо езды туда на машине всего час. Мальчик жадно впитывает всё, что рассказывает бабка, — от приключений последнего года войны, когда она работала трамвайным кондуктором, до «вечной истории с тонущим кораблем». «С тех пор, — сообщает рассказчик, — она начала связывать свои большие надежды с Конрадом, которого называла не иначе как ласково — Конрадхен». У нее было полно планов относительно внука, она твердила сыну: «Конрадхен непременно станет знаменитым. Не чета тебе, неудачнику».

Между тем в Сети пристально исследуют историю, связанную как с убитым Густлоффом и его убийцей Франкфуртером, так и с трагедией затонувшего лайнера. К этому времени Конрад — уже взрослый юноша, рассудительный и холодный. Пауль, обнаруживший в Интернете злополучный сайт, начинает внимательно его изучать. Сначала он считает, что это результат интеллектуальных усилий какого-то действительно существующего «соратничества». Но постепенно у него созревает убеждение, что сайт создается одиночкой. Но у этого одиночки, горячего сторонника Густлоффа, появляется оппонент, и между ними разгораются горячие споры. Этот диспут «разыгрывался как бы между двумя сценическими ролями, при этом один из спорщиков выступал от имени Вильгельма, убиенного ландесгруппенляйтера, а другой называл себя Давидом» в честь юноши, убившего Густлоффа. Казалось, говорит рассказчик, что весь этот ожесточенный спор доносится с того света, однако готовилось все «по-земному основательно».

Если один выступал в качестве яростного пропагандиста рейха и политики фюрера, напоминая о важности «сохранения арийской расы и чистоты немецкой крови» и обильно цитируя сочинение Гитлера «Майн кампф», то его оппонент, именующий себя Давидом, приводил контраргументы, свидетельствовавшие о том, какими методами действовали нацисты и как беспощадно они уничтожали всех, кто не соответствовал «подлинно арийскому духу».

«Спорили не на шутку, ожесточенно…» Но иногда перебранка на какое-то время сменялась шутками и почти дружескими подначками. «Они вполне могли сойти за приятелей, которые лишь старательно отрабатывают дежурную норму взаимной ненависти». Однако потом спор разгорался с новой силой. У Пауля возникли подозрения. Если сначала он считал, что «ловкий редактор сайта, раздвоившись, вел диалог с самим собой», то скоро он понял, что ошибся, нарвавшись «на двух шутников, которые, впрочем, относились к своей игре до смерти серьезно».

Он никак не мог понять, зачем нынешним молодым ребятам «этот Густлофф и всё прочее». Он говорил матери: «Ведь ясно же было, что тут не старичье в Интернете время убивает, не вечно вчерашние вроде тебя…» Мать не уставала возмущаться, что десятки лет нельзя было «даже заикнуться о Густлоффе». «У нас на Востоке тем более. А на Западе если уж начинали говорить о прежних временах, так выбирали самую жуть, вроде Аушвица». Она продолжает восхищаться замечательной нацистской организацией «Сила через радость» и всё вспоминает, как радовались ее родители, когда плавали на лайнере к норвежским берегам.

Показ голливудского фильма «Титаник» немедленно отразился в Интернете на «исполненных ненависти» пропагандистских сайтах правых экстремистов, где тут же началась «очередная травля евреев» и раздались требования «отомстить за Вильгельма Густлоффа» — «словно убийство в Давосе произошло не далее как вчера».

Следом между Вильгельмом и Давидом на уже упомянутом сайте вновь разгорелась полемика. Рассказчика насторожила одна из реплик Вильгельма: «Твои хваленые демократические выборы служат исключительно интересам плутократии и всемирного еврейства». Пауль внезапно осознает, что уже слышал это, притом из уст собственного сына Конрада.

«Мне не удалось избавиться от навязчивой мысли, что здесь действовал не один из вечно вчерашних вроде моей матери, которые стараются вновь подогреть коричневое варево, живут ностальгией по прошлому и подобно треснутой, заезженной пластинке поют осанну тысячелетнему рейху, а скорее молодой человек, эдакий интеллигентный скинхед или какой-нибудь закомплексованный гимназист, нашедший отдушину во Всемирной паутине. Однако я не пытался развеять собственные подозрения, не докапывался до истины, не хотел сознаться в том, что некоторые из выражений, встреченных мной в Интернете… казались мне чрезвычайно знакомыми… Меня томила догадка, которую я постоянно гнал от себя: возможно, нет-нет, это был мой собственный сын… Неужели это Конни».