Юсиф Чеменземинли - В крови

• Название: В крови
• Автор: Юсиф Чеменземинли
• Жанр: Историческая проза

«Ибрагим-хан… пригласил к себе своего приближенного, приятного собеседника, главного визиря, надежнейшего столпа государства, казахца Моллу Панаха Вагифа.

Вагиф был воплощением мудрости, учености, благовоспитанности. Если серна — дочь прекрасных китайских степей — вздумает сравниться с маралом, взращенным на ниве его высокого вдохновения, она испытает одно лишь разочарование. Даже рубин красноречия побледнеет перед излучающими свет бейтами и редкостными жемчужинами, собранными в сокровищнице его души…»

В произведении описаны события, происходившие в Карабахском ханстве во времена правления Ибрагимхалил хана (1759–1806). В романе созданы образы поэтов Молла Панах Вагифа и Молла Вели Видади, образ иранского шаха Ага Мухаммед шах Гаджара и др.

---

— По коням! — крикнул Мамед–бек, вскидывая на плечо ружье.

С саблями наголо, мчались они, преследуя врага. Мамед–бек догнал одного и сзади, со спины, рубанул шашкой по шее. Кровь брызнула фонтаном, заливая седло и сбрую… Словно подрубленное дерево, всадник повалился на бок; левая нога его зацепилась за стремя, конь ускакал, волоча по земле хозяина…

Вдалеке облаком заклубилась пыль. Мамед–бек поднялся на холм и, прикрыв ладонью глаза, стал внимательно всматриваться.

— Ребята, — сказал он нукерам. — Подходят основные силы, видите? Сдается мне, что впереди сам Фатали–хан… Делать нам здесь больше нечего, будем отходить в горы. Возьмем побольше людей: попробуем ударить с тыла!

Ибрагим–хан со свитой все еще оставался в Аскеране. Согласно донесениям лазутчиков, объединенные силы Фатали–хана и Гаджи — Абдылькадыра достигают десяти тысяч человек; у неприятеля имеются также четыре медные пушки.

Хан собрал в своем шатре совет, обсудили положение. Было решено: отходить в горы, большие надежды Ибрагим–хан возлагал на Мамедгасана; с помощью Омар–хана Мамедгасан должен был собрать силы и ударить по южному флангу Фатали–хана.

Над Агдамом висели облака пыли — свидетельство того, что войска Фатали–хана уже достигли Агдама. Ибрагим–хан верхом на коне сам объехал окопы; появление Фатали–хана ожидалось с часу на час. Однако шли дни, а противники не показывались. Ночью в Агдам посланы были конные разведчики. Они привезли известие, что Фатали–хан покинул Агдам и повернул к Араксу.

11

Сафар отлеживался после ранения; Телли и Гюльназ же отходили от его постели. Лекарь только что сменил повязку, раненому полегчало, он сидел в постели, откинувшись на подушки, веселый и словоохотливый.

— Ну, как, Гюльназ, — спросил он, — кончили?

— Нет, братец, — зардевшись, ответила девушка, — еще не управились, денька через три кончим.

Сафар засмеялся.

— А вы с Телли неплохой заработок нашли. Ты денежки тоже припрятываешь от отца, как Телли от меня.

Гюльназ вопросительно взглянула на подругу: «Что это он?»

Вошла тетя Перзад, и Сафар прекратил свои насмешки. Соседка поздоровалась, спросила Сафара, не полегчало ли.

— Спасибо, тетя Перзад. На лад идет дело. Вчера нога меня замучила — сил никаких не было, теперь вроде ничего…

Перзад склонилась к Телли, зашептала ей что–то на ухо, верно опять хотела одолжить съестного…

— Тетя Перзад! — мягко улыбнувшись, сказала Телли. — Не успеешь ты сварить, ведь уже полдень скоро, одолеют тебя ребятишки! Лучше веди их сюда, вместе и пообедаем, я бозбаш уже заправила! И Сафару веселее будет; посидим — поболтаем.

Сначала Перзад вроде застеснялась, стала отказываться, но видя, что приглашают от чистого сердца, согласилась.

— Ты мне тогда хоть хлебца дай, — шепнула она

Телли, — усмирю малость своих огольцов, чтоб до обеда–то дотерпели…

Телли достала из кадки большой, испеченный в тендире чурек, отдала соседке.

Когда отзвучал полуденный азан, Телли собрала, обедать. Перзад привела малышей. Принялись за еду. Покрошили в бозбаш чурек, съели, взялись за мясо… Вдруг на пороге показался оборванный, заросший волосами человек. Некоторое время все удивленно смотрели на незнакомца, потом ахнули все разом:

— Аллахкулу!

Да, это был он, муж Перзад, безвестно пропавший несколько месяцев назад.

Аллахкулу долго плакал, прижимал к себе детей. Когда слезы радости были выплаканы, нежданного гостя отвели во двор и дали ему помыться. Теперь обе семьи были в сборе, Кязым с женой тоже пришел — все расселись вокруг скатерти.

— Ну, милый, — сказал Кязым, поздоровавшись с другом, — от тебя только кожа да кости остались! Как говорится, легких денег искал, и котомку промотал!

— Святая правда! — согласился Аллахкулу, старательно обтирая тарелку кусочком чурека. — Все в точности так и получилось!..

Телли и Гюльназ убрали скатерть, подали чай.

Стояла жара, и хотя окна были распахнуты, в тесной комнатке не чувствовалось ни малейшего ветерка: все сидели потные, истомленные зноем, но деваться было некуда. Внезапно разразившаяся война не дала Сафару достроить терраску, а молодые саженцы во дворе еще не давали тени.

— Ну, ладно, Аллахкулу, — облокотившись на подоконник, с усмешкой обратился к гостю Кязым, — гостинцев мы так и быть не требуем, бог с тобой, — но расскажи хоть, где побывал, где тебя носило столько месяцев?

— Значит так, — неторопливо начал Аллахкулу, — приехал я в Тифлис. Сначала все получилось складно. Продал русским пару ковриков, еще кое–какую мелочь… Вижу, идет дело, закупил в окрестностях ячменя, привез, опять заработал кое–что. Ну, думаю, если так дальше пойдет, я и дом в Тифлисе куплю, семью перевезу. И что ты думаешь — купил! Закупил еще кое–что по мелочам, пристал к одному каравану — сюда ехать. И вдруг — такая незадача — нападают на наш караван разбойники–лезгины»

Взволнованный воспоминанием, Аллахкулу поднес к губам пиалу, отхлебнул, помолчал немного…

— Обстреляли они наш караван; кого убили, а кому руки за спину, и перед собой погнали; груз весь, конечно, забрали.

Привели нас куда–то, смотрю окружают нас покупатели… Какой–то купец и меня сторговал. Загнали нас в лачугу, дали по куску хлеба, воды… На другой день погнали куда–то. Два дня шли, сторожили нас всадники. На третий день откуда ни возьмись — налетают какие–то кочевники, стрельба, суматоха, перемешалось все. Мы видим такое дело, руки друг другу кое–как распутали и дали тягу! Потом уж узнал я, что гнали нас в Турцию… Одним словом, сбежали… Стали домой пробираться. Бродили, бродили без воды, без пищи. Набрели на кочевье… Ну, думаю, будь что будет, пойду туда. Пришел к ним, а это, оказывается, наши, в Карабах из Казаха пробираются… Вот так с ними и добрался до дому, дай бог им здоровья…

— Да, не иначе, мир с места стронулся!.. — Кязым сокрушенно покачал головой. — Дай бог, чтоб добром все кончилось!..

Аллахкулу единым духом осушил свою пиалу, и снова протянул ее Телли:

— Нацеди–ка еще, доченька, дай бог тебе счастья.

Но Аллахкулу еще не кончил свой рассказ. Он должен был выложить все, что узнал, что видел и слышал в Тифлисе — без этого не было ему покоя.

Приняв от Телли пиалу с горячим чаем, он поставил её на подоконник, рваным рукавом вытер со лба пот…

— Хуже всего сейчас, говорят, в Дагестане. Оттуда бежал один человек, так он толкует, будто объявился в горах один человек по имени Шейх Мансур, к джахаду горцев призвал, к священной войне… Большое, говорят, войско против русских двинул… Сам–то он чабаном был, а сейчас вроде глава всего народа, именем его люди клянутся… Да, прав ты был, Кязым, что отговаривал меня. Честно тебе скажу, умнейший ты мужик. Ведь чуть не пропал я, не раз от смерти на волосок был!

Кязым усмехнулся.

— Да, сосед, упрям ты! Бывало, твердишь тебе: «Не лезь ты в эти дела, знай, сверчок, свой шесток!» — а ты только посмеиваешься!.. Не по себе ношу взял, Аллахкулу. Ну, да ладно, после драки кулаками не машут!

Уцелел, и то слава богу. Хочешь жив быть, опусти голову, смирись с бедностью, ребятишек своих расти. Не зря, видно, сказано: «Ты у бога сирота, так и спи комочком!» Больше, видно, ничего не придумаешь!

Но и на этом беседа не кончилась. Сафар стал рассказывать о себе, о том, что довелось пережить. Потолковали о семейных делах, о хозяйстве. Аллахкулу от души благодарил Кязыма и Сафара, что заботились, не забывали его семью.

— Да я, правду сказать, и не особо о них тревожился, знал, что не с чужими остались. Как говорится, хлеб–соль вместе ели и после смерти рядом лежать!

— Ясное дело! — благодушно отозвался Кязым. — Тут и толковать не о чем. По мне, что Телли, что Гюльназ, все одно — дочка!

Перзад кинула благодарный взгляд на Кязыма, потом на его жену и концом головного платка вытерла глаза.

— Ну, ладно, Аллахкулу, — сказал Кязым, — ты теперь иди, одежду смени, обрети вид человеческий.

Аллахкулу усмехнулся.

— А есть она у меня, смена–то?

— Да… Ну тогда что ж… Мое возьми. Мы ведь с тобой как по одной мерке сработаны. — И он велел жене, чтоб достала соседу архалук, черную чуху и синие шаровары.

12

Отступление Фатали–хана продолжалось несколько недель. Все это время хан Карабаха оставался в Аскеране — он опасался, что отступление — лишь хитрый маневр: Фатали–хан отходит для того, чтобы сразу обрушиться на Шушу. Вагиф вынужден был неотступно находиться при хане, и это было мучительно. Душа его томилась; каждый час, каждую минуту он рвался туда, в город…

День был прекрасный. Нежный ветерок легко касался цветов, ярким ковром застилавших склоны и сладостным ароматом наполнявших прозрачный воздух…