Мария Правда - Площадь отсчета

• Название: Площадь отсчета
• Автор: Мария Правда
• Жанр: Роман
• Год: 2011

1825 год. В Таганроге умирает бездетный император Александр1. Его брат Константин отрекается от престола. Третьему брату, Николаю, двадцать девять лет и он никогда не готовился принять корону. Внезапно он узнает, что против него замышляется масштабный заговор. Как ему поступить? С этого начинается исторический роман «Площадь отсчета».

Роман читается легко, как детектив. Яркая кинематографическая манера письма помогает окунуться с головой в атмосферу давно ушедшей эпохи. Новизна трактовки давно известной темы не раз удивит читателя, при этом автор точно следует за историческими фактами. Читатель знакомится с Николаем Первым и с декабристами, которые предстают перед ним в совершенно неожиданном свете.

В «Площади отсчета» произведена детальная реконструкция событий по обе стороны баррикад. Впервые в художественной литературе сделана попытка расписать буквально по минутам трагические события на Сенатской площади, которые стали поворотным пунктом Российской истории. А российская история при ближайшем рассмотрении пугающе современна…

---

— Не пущу, ты никуда не уйдешь! — Кондратий остолбенел, он не находил слов. Бестужев стоял, потупив глаза, мрачный, сконфуженный.

— А вы? — Взгляд ее глубоко посаженных черных глаз устремился на гостя. — Куда вы уводите моего мужа? Оставьте его мне, оставьте!

— О господи, Натанинька, душенька, — Кондратий неловко, он был в тяжелой шубе, обнял ее, — что ж ты вздумала такое? Мы с Николаем Александровичем должны уйти по делам компании, а к чаю вернемся, правда Николай?

Бестужев промычал что–то неразборчивое.

— Вы лжете мне, лжете! — кричала Наташа, водя безумными глазами по их потерянным лицам. — Коня! Я вижу, что это ложь! Николай Александрович, оставьте мне его, не уводите, он погибнет! — она начала громко рыдать.

— Настя! Настинька! — вдруг выкрикнула она. — Беги сюда скорее, проси отца за меня и за себя!

Маленькая девочка в белом коротком платье, из–под которого выглядывали кружевные панталончики, быстро, как мяч, бросилась в ноги Рылееву и закричала таким тонким голосом, что зазвенело в ушах.

— Папенька, не уходите, папенька, не уходите, — закатывалась Настя, вцепившись в его шубу. Кондратий Федорович наклонился к ней, отпустил Наташу, но в этот момент она закрыла глаза и начала съезжать на пол вдоль двери. Настя с воплем отшатнулась, подбежала перепуганная няня и подхватила девочку на руки. Кондратий поднял Наташу с пола, посадил ее на кожаный диван у дверей и выбежал, не оглядываясь. За ним, тяжело всхлипывая, шел Бестужев.

МИХАИЛ ПАВЛОВИЧ РОМАНОВ, 9 ЧАСОВ УТРА

Слава богу, узнав о приезде Михаила Павловича в Петербург кто–то догадался прислать ему в Зимний дворец легкие сани! Если бы пришлось еще раз сесть в дорожную карету, Мишеля бы просто стошнило. А ехать надо было: когда они беседовали с братом, прискакал вестовой — по случаю какого–то беспорядка в казармах конной артиллерии. Шефом артиллерии был Мишель, он был в соответствующем мундире, стало быть, разбираться следовало ему. Судя по всему, был сущий вздор: солдаты кричали, что Михаил с Константином арестованы и требовали или Константина или его — подтвердить обратное. Когда Мишель выходил из дворца, он столкнулся с графом Милорадовичем. Хозяин Петербурга в это утро был настоящим щеголем — напомажен, разодет в пух и прах и смотрел чертом. Ордена не помещались на его мундире, все это бренчало, сверкало и переливалось при ходьбе. На боку у него болталась золотая наградная шпажонка.

«В столице полный порядок, присяга идет отлично, сказывают, не пробиться к церквам», — сообщил Милорадович. К артиллеристам пойти показаться, а потом скоренько назад, на молебен. Мария Федоровна как раз проследовала одеваться. Мишель сел в сани в состоянии какой–то тупости и отправился в артиллерийские казармы к Таврическому дворцу. На улицах уже было полно народу, и почему–то это ободрило Мишеля. «Надо было поесть, — догадался он, — а то так можно и с копыт долой, шутка ли — со вчерашнего ни маковой росинки! Сейчас на минутку к артиллеристам, а там обратно в Зимний, отстоять молебен, обед, горячая ванна — и спать. Какое счастье — спать. И пусть себе бедный Ника царствует на здоровье!» Сани значительно лучше коляски, правда временами с оглушительным визгом полозьев, преодолевали зимнюю городскую грязь и уже поравнялись с оградой Летнего сада. Навстречу двигались разноцветные штандарты кавалергардов — верный признак того, что присяга там уже закончилась. Миновали казармы 2‑го баталиона Преображенского полка — и там было спокойно.

Однако Мишель еще только въехал на припорошенный снегом двор конной артиллерии, как стало видно, что что–то не так. Часового в будке на воротах не было, из казармы раздавались возбужденные голоса, а навстречу Мишелю уже бежал через двор — без шляпы — генерал–майор Сухозанет. На молодом красивом лице белорусского шляхтича была растерянность, он был всклокочен и красен. Как выяснилось, когда началась церемония присяги, какие–то молодые офицеры принялись кричать, что Николай хочет узурпировать власть, и стали требовать Михаила для объяснений. Солдаты также стали кричать, сорвали церемонию, причем многие из них — десятка два — ушли со двора казармы в неизвестном направлении. Сухозанет не смог их остановить, но при этом он успел арестовать наиболее крикливых офицеров. Голос боевого генерала дрожал: видимо, он был потрясен самой мыслью о том, что его могли ослушаться.

— Не беспокойтесь, Иван Онуфриевич, голубчик, — Мишель был коротко знаком с генералом. — Кричат и кричат, предоставьте это мне, — с этими словами, с высоко поднятой головой Мишель величественно вышел из саней. Ему очень хотелось показать взволнованному Сухозанету, что такое Великий князь и шеф всей российской артиллерии и как он сыздетства умеет разговаривать с русским солдатом… За ним, подобрав плащ и шпагу, выскочил на мокрый снег адъютант Вешняков. Солдаты толпились во дворе за бараком и оживленно спорили. Мишель не торопился, он дал заметить себя издали (люди заметались, становясь в строй), и когда он подошел, артиллеристы кое–как привели себя в порядок.

— Здорово, братцы! — гаркнул Мишель. Его узнали. «Сам приехал, рыжий приехал», — послышалось в рядах. — «Здравия желаем, Ваше императорское высочество!» Приветствие было недружным. Люди вертелись и переговаривались в строю.

— Почему не присягаем? — спокойно, но строго спросил Мишель. В ответ он услышал гул голосов. Он остановил глаза на офицере.

— Смирно! Вот ты, отвечай. Кто таков?

— Конной артиллерии лейтенант граф Коновницын, — отвечал молоденький офицер, залившись краской, и торопливо прибавил: «Ваше высочество».

— В чем дело, граф?

— Разрешите доложить, Ваше высочество, нам сказали… сообщили известие, что…

— Да ладно небось, че сопли жевать… — загудели ряды, — что за дело — опять присягать? Нам сказывали, Ваше высочество под арестом… и император Константин… в Питер не пущают… они в железы взяты!

— Солдаты, вас обманули! — крикнул Мишель, перекрывая голоса артиллеристов, — брат мой Константин Павлович отказался от родительского престола собственной волею! Я при том был самолично! Я нынче только прибыл от него из Варшавы!

Голоса затихли. Люди вытягивали шеи, чтоб лучше слышать, что он говорит.

— Солдаты! Брат мой Николай Павлович законно вступил на российский престол, и ваш воинский долг ему немедленно присягнуть! Ура государю императору Николаю Павловичу!

Ответное «ура» прозвучало гораздо лучше. Мишель оглянулся в поисках священника, и он был тут как тут — какой–то совсем несолидный, в обтерханной сутане, с таким же облезлым дьячком, однако и налой, и присяжный лист — все у них было. Мишель покровительственно подозвал священника легким движением руки, дескать, давайте, батюшка, работайте! Мишель заявил, что хочет, чтобы все вверенные ему государем артиллеристы присягнули в его присутствии, затем сдал полк генералу, а сам торжественно отбыл к саням. Он был на редкость доволен собою. «Ничего без меня не сделают, — думал Мишель, — сущие дети. Ну ничего. Во дворец, обед, ванну!»

На полпути его догнал верховой. Офицер задыхался от волнения.

— Ваше императорское… Великий князь! В Московском… явное восстание! Полковник Фредерикс…убит!

ВИЛЬГЕЛЬМ КАРЛОВИЧ КЮХЕЛЬБЕКЕР, 9 ЧАСОВ УТРА

Вильгельм возвращался домой несколько раз — забывая то шляпу, то перчатки, то пистолет. В последний раз, уходя, не забыл посмотреться в зеркало. Бледен? Немного, но се — бледность солдата перед решающим сражением. В большом зеркале в передней отразился он весь — долговязый, встрепанный, в круглых золотых очках, в длинной, до пят, оливковой шинели с бобровым воротником. Вильгельм был счастлив. Наконец–то пришел его час: он покроет себя славой, а там, победа или гибель, непонятно, но долг будет исполнен и в потомстве останется. Долг был священный для русского поэта: выйти на площадь и призвать народ свой к свободе.

Сегодня рано утром отправился он на Мойку, поспешал как мог, но Кондратия Федоровича не застал — тот уехал, как сказывал Федор, в Гвардейский экипаж. Вильгельм вернулся к себе на Исаакиевскую площадь, a в дверях дома столкнулся с другом и товарищем по Обществу Сашей Одоевским, с которым они делили квартиру. Саша возвращался с дворцового дежурства в полной форме, веселый, взбудораженный.

— Выбирай, Вильгельм!

У него в руках было два больших пистолета, в дуле каждого торчал шомпол, завернутый в зеленое сукно. Вильгельм взял один. Пистолет был тяжелый, и он старательно затолкал его в карман. «Пригодится сегодня», — значительно сказал Саша и убежал, как сказал он, дальше по казармам. Вильгельм, вооруженный до зубов, остался дома, не совсем понимая, что ему делать и куда идти.