Элизабет Хауэр - Фарфоровое лето

• Название: Фарфоровое лето
• Автор: Элизабет Хауэр
• Издательство: «Петербург — XXI век»
• Жанр: Проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-88485-132-4

Действие романа «Фарфоровое лето» происходит в 80-е и 30-е годы прошлого столетия. В центре повествования — судьба молодой женщины Кристины Гойценбах. Она несчастлива в браке, ее сложный характер доставляет немало проблем как мужу — честному, но сухому и ограниченному человеку, — так и другим родным ей людям, что дает им повод сравнивать Кристину с ее давно умершей теткой Кларой. История жизни Клары окутана тайной. Кристина решает открыть секрет, который от нее скрывают. Так она знакомится с внуком Клары Бенедиктом. Молодые люди влюбляются друг в друга, Кристина уходит от мужа и проводит лето с возлюбленным. В конце этого «фарфорового лета» они расстаются. Но Кристина, в отличие от пережившей похожую историю Клары, не сломлена, наоборот, она чувствует себя более сильной и уверенной, чем раньше.

Роман написан в лучших традициях психологической и бытописательской прозы, при этом фабула носит напряженный, почти детективный характер. Критика отмечает точное воссоздание атмосферы и нравов австрийского общества, психологизм, ясность и простоту языка. Это женская проза, «рассчитанная на взыскательный вкус и в то же время понятная широкой читающей публике».

---

Лишь когда немецкие гимнасты, разбитые на небольшие группы, со свастикой на нарукавных повязках, смешались с задним рядом зрителей и попытались прорваться сквозь толпу, все обернулись. Чисто механически, без побуждения с чьей-либо стороны, люди, то ли охваченные страхом, то ли выведенные из себя, то ли просто потому, что из-за воды путь впереди был отрезан, двинулись в обратном направлении.

Немецкие гимнасты не ожидали выступления своих коллег — христианских гимнастов на причале. Поэтому их план: неожиданным ударом легко и быстро вытеснить соперников с луга — не удался. Безуспешной оказалась и попытка пробиться сквозь толпу к причалу. Рассчитывая на неожиданность, немецкие гимнасты сами попали в ту же ловушку. Немного поколебавшись, они начали отступать. При этом они кричали «Зиг хайль» и «Долой церковь» и пели «Сегодня нам принадлежит Германия, а завтра весь мир будет нашим», хватали камни и швыряли их в сторону причала, на котором, выстроившись в фалангу, как перед боем, стояли гимнасты Христианского союза. Замешательство спортсменов из Немецкого союза было так велико, что они оказались не в состоянии тут же перестроить свою тактику. Лишь одному из них пришла в голову внезапная мысль. Он схватил одиннадцатилетнего сына хозяина «Звезды», пугливо прижавшегося со своим тамбурином к каменному столбу, и потащил бешено сопротивлявшегося мальчика за собой. Через несколько минут все стихло.

Юлиус Лётц был озадачен только судьбой Клары. Его оттеснили от нее, и только спустя некоторое время, после упорных и основательных поисков, он разыскал свою кузину. Она уже сидела с Артуром Гольдманом в саду гостиницы, была бледна, но в хорошем настроении.

— Ну, что вы скажете по поводу этой истории? — спросил Артур Гольдман. — На мой взгляд, пытаться бороться с конкурентами таким образом — это просто ребячество.

— Ребячество? — засомневался Юлиус. — Боюсь, все гораздо сложнее.

Вошла заплаканная хозяйка, она рассказала, что произошло с ее сыном.

— Он скоро вернется, — утешил ее Артур Гольдман. — Это же все каунсбергцы или жители окрестностей, которых вы знаете, тут уж с ребенком ничего не может случиться.

Через час мальчик пришел домой. С ним ничего не случилось. С него только сорвали тренировочную майку, нарисовали на груди огромную свастику и написали: «Я перекрашен в члена гитлерюгенда».

Штейнер заявил, что отменит танцевальный вечер в своей гостинице.

— Господин Штейнер, не делайте этого, — сказала Клара.

— Это же смешно, — заметил Артур Гольдман, — для этого нет никаких оснований.

— Сегодня обязательно должно произойти что-нибудь еще, — возразил Штейнер.

— Я с вами согласен, — сказал Виктор Вассарей, уже вернувшийся из яхт-клуба. — Отмените танцевальный вечер.

Но Штейнер все-таки не сделал этого.

Клара в шелковом черном сарафане с красными маками и в накрахмаленной белой блузке из органди, шаловливая и веселая, с глазами, полными ожидания, с быстрыми движениями; она то и дело бросает отрывистые взволнованные фразы Артуру Гольдману и Юлиусу и изредка тихо спрашивает о чем-то своего мужа. Зал набит битком, здесь уже сейчас душно, хотя музыканты еще не начинали играть. Разгоряченные официантки, снующие с огромными подносами, заставленными вином и пивом; гимнасты Христианского союза, теперь в темно-синих куртках со значками их союза, сидящие за столом впереди, рядом с музыкантами; нетерпеливые выкрики, почему до сих пор не несут жаркое, шницель, колбасу, дым от сигарет и трубочного табака, запах пота и залежавшихся платьев; первые звуки деревенского вальса, Виктор Вассарей и Клара, то появляющаяся, то исчезающая в толпе танцующих, взгляды Юлиуса Лётца, которые подмечает Артур Гольдман, взгляды Артура Гольдмана, которые подмечает Юлиус Лётц, и разгадка тайны, которую невозможно утаить.

— Ты на меня не сердишься, сам знаешь почему? — спросила Клара, когда Юлиус танцевал с ней.

Юлиус отрицательно покачал головой. Он крепко сжимал Клару в объятиях, ощущая совсем рядом ее тело; именно об этом он и мечтал. Они танцевали друг с другом так, как будто делали это всегда, в одинаковом ритме, с одинаковыми движениями, они даже дышали в такт. Между этим вечером и прогулкой по берегу озера не было ничего общего.

В зале становилось все более шумно, теперь там стоял гул, в котором не чувствовалось веселости. Штейнер у стойки работал небрежно и рассеянно. Когда официантки забирали у него большие и маленькие кружки, шапок пены почти не было. Юлиус обратил внимание на то, что за столом гимнастов Христианского союза нет женщин.

После первого вальса с Кларой Виктор Вассарей заявил, что он сыт по горло этой суматохой. Он пододвинул свой стул поближе к раскрытой двери и молча следил за тем, как поднимается кверху дым его египетских сигарет. Юлиус и Артур Гольдман попеременно танцевали с Кларой. Она не хотела отдыхать. Ожидая своей очереди за столом, Юлиус даже не пытался заговорить с Виктором. Один раз муж Клары спросил его, делает ли он карьеру, Юлиус начал, по-детски впадая в крайность, утверждать, что даже не помышляет об этом.

Нападение, которого ждали и в которое все же не верили, было произведено с молниеносной быстротой, и в отличие от дневной попытки оно оказалось успешным. Два грузовика остановились на узкой Шоттерштрассе, улице, ведущей от рыночной площади к озеру, в стороне от здания танцевального зала. Никто не заметил, как спрыгнули с машины сорок гимнастов Немецкого союза и умело, демонстрируя военную выучку, подкрались к дверям зала. Когда первые из них ворвались туда, они сразу же обрушили жестокие удары резиновых дубинок на первых, подвернувшихся им под руку посетителей. Пока все, находившиеся в зале, поняли, что происходит, немецкие гимнасты, специально обученные для кулачных боев, начали, раздавая удары направо и налево, перепрыгивать через столы и стулья, сбивать с ног мужчин и женщин, сметать на пол тарелки и кружки. С лету они настигали коллег-конкурентов, которые успели опрокинуть свой стол и забаррикадироваться за толстой деревянной столешницей. Христианские гимнасты были безоружны, у них не было никаких шансов на победу. Под настоящее стаккато из ударов дубинками они опустились на колени, а когда подняли головы, то остатки разбитых пивных кружек глубоко впились им в лица. Тут же началось молниеносное отступление немецких гимнастов, коричневые рубашки яростно рвались через толпу, кулаки и дубинки молотили, расчищая дорогу к двери, машины ждали с заведенными моторами и, когда мужчины вскочили на них, умчались прочь.

После нападения в зале началось еще большее столпотворение, чем во время него. Похоже было, что возмущение и страх выльются в массовое побоище. Но до этого дело не дошло, каким-то образом все улеглось. Юлиус Лётц и Артур Гольдман, стоя справа и слева от Клары, защищали ее собственными телами. Ни у одного из них не было ни царапины. У стены стоял смертельно бледный Виктор Вассарей. Его лицо пересекала сочащаяся кровью ссадина.

Позже появились трое жандармов, составили протокол и записали скудные показания свидетелей. Почти каждый из местных жителей знал имена нападавших, но никто не назвал их. Это сделал лишь Штейнер, хозяин гостиницы.

— Вы не ошибаетесь? — спросил один из жандармов. — Если вы ошибаетесь, это может вам дорого обойтись.

Прежде чем пойти спать, Юлиус Лётц еще немного посидел с Артуром Гольдманом на скамейке у озера. Это был один из тех теплых вечеров, которые редко выпадают в этой местности. Вокруг них было тихо, рядом ни души. Люди обсуждали события этого дня дома или в какой-нибудь пивной. Хозяин «Звезды» закрыл свое заведение.

— Я не думаю, что стоит придавать всему этому слишком большое значение, — сказал Артур Гольдман. — Видите ли, поблизости от границы не составляет большого труда обучить там, у них, пару горячих голов из Австрии, а потом они начинают срывать злость из-за политических или экономических неурядиц или просто выражать свое тупое ожесточение в бессмысленном вандализме. Но всерьез изменить политическую ситуацию насилие отдельных групп не может. Власть национал-социалистов — это лишь краткий эпизод. По моему убеждению, господин Гитлер только временно и формально занимает место, на которое придет следующее правительство, оно снова будет демократическим. Все это не может продлиться долго.

— Вы уже слышали о сожжении книг? — осторожно спросил Юлиус Лётц.

— Да, слышал, — ответил Артур Гольдман, — я был ошеломлен. Прежде всего потому, что речь идет о произведениях писателей моей национальности. Не стоит однако забывать, что это было не официальное мероприятие, а самовольные действия немецких студентов, и я предполагаю, что фанатически настроенным молодым людям — а молодые всегда так или иначе настроены несколько фанатически — позволили выпустить пар. Нет, дорогой доктор Лётц, было бы трусостью, если бы мы испугались хулиганов, распоясавшихся там или тех, что распоясались сегодня здесь.