Марта Шрейн - Эрика

• Название: Эрика
• Автор: Марта Шрейн
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2002

Историю Эрика, главной героини, одноименного романа Марты Шрейн, можно назватъ историей современой Золушки, если толъко в сказках возможен такой трагизм и накал страстей.

Главные герои романа — князь Гедеминов, Аделина и ее дотчь Эрика — люди во многом совершенно исключительные: красивые, сильные, умные, умеющие с достоинством переносить удары судьбы, которых на их долю выпало немало. Но трудно сказатъ, как могла бы сложитъся судьба Аделины и Эрики, если бы они не встретили "рыцаря на все времена" — князя Гедеминова, который не только стал для них ангелом-хранителем, но и помог обрести подлинное счастье и любовь.

---

— А они в театре подрабатывают, — засмеялся Эдуард. — Им нужно в париках ходить, усы, бороды, брови наклеивать — образ менять.

Гедеминов строго посмотрел на Эдуарда. Эдуард замолчал было, но потом снова заговорил:

— Вон, уже возвращается ваш Герш. Сейчас снова заговорите о Ницше. Дался ему этот Ницше! И Эдуард передразнил Герша, цитирующего философа: — «Не может пропасть тот, кто любит заглядывать в пропасть. Там, где ты долго сидишь, высиживаются обычаи». Прилип к нам, как банный лист. А вы, князь Александр, слепой. Не видите, что это он из–за Адели поехал с нами. Еле–еле душа в теле, а тоже — в любовь играет. Все глазами на Адель косит. Между прочим, я был рядом в саду и слышал, какие он ей комплементы отвешивал, как объяснялся в любви.

— Эдуард, перестань сплетничать — засмеялась Адель.

— Нет уж, я скажу. Говорит ей вчера, в беседке: «Видеть вас, княгиня, для меня праздник. Вы ангел небесный! Вы царица моей души! Создал же Бог такую красоту! Если бы я встретил вас в молодости, я бы отнял вас у князя Александра». А я ему: «Тогда бы вы, господин хороший, не дожили бы до этих лет». А он еще и обиделся, говорит: «Нехорошо подслушивать».

Теперь засмеялся Гедеминов. И поднявшись с места, уже тише, чтобы не слышал князь Андрей, посоветовал Эдуарду:

— Помирись с ним. Мы с тобой такую интересную жизнь прожили! А он? Разве у него жизнь была? Он всю свою жизнь таксистом работал. Возможно, для него это последняя прогулка. Он неизлечимо болен. Адель даже медсестру к нему в дороге приставила.

— Ну, если Вы так хотите, — обрадовался Эдуард дружескому совету. — Я что? Я ничего… конечно помирюсь.

— Оставлю тебя с ним, — сказал Гедеминов и обратился подошедшему Гершу:

— Вы не устали, князь? А то можем пришвартоваться. Эдуард, товарищ мой, предложил где–нибудь на берегу втроем посидеть. Если вы не против, я распоряжусь. А пока расскажите Эдуарду что–нибудь интересное о своей жизни. А мне нужно с сыновьями поговорить.

* * *

Сыновья Гедеминова сидят отдельно за столиком и смеются. О чем могут говорить молодые мужчины? Естественно, о женщинах. Но может им есть о чем еще поговорить, ведь они братья. Послушаем же их разговор.

— Я тебе при случае расскажу, как я адаптировался в Европе, — Саша улыбнулся и покачал головой. — Все время впросак попадал. Приезжаю вместе с дядей Ильей, измотаный скитаниями, юнец восемнадцати лет, а тут Эрика встречает нас. К р а с и в а я! Я так и застыл на месте. Дядя Илья мне на ухо строчки из Святого Писания шепчет: «Не пожелай жены ближнего» и уже громче: «Александр, познакомьтесь с сестрой Эрикой …». Вот так поставил он меня на место. Но вернемся к нашей действительности. У меня к тебе вопрос: зачем в Грецию барышню везешь? Думаешь, там нет женщин? Или надумал в свои двадцать пять жениться?

— Нет, — засмеялся Альберт. — Но ту глупость, что совершил семь лет назад, не повторю. Мне еще восемнадцати не было, а я уже на пятом курсе института был. Отец давал мне много денег, и потому весь мой курс ходил у меня в друзьях. Не знал я тогда, что он тратит то, что с Эдуардом награбил в 20‑х годах… Ну, и зарабатывал он хорошо. Однажды в детстве я слышал, как Эдуард отчитывался перед отцом, сколько золота он сбыл зубным техникам и сколько денег выручил за это. Мать меня слишком поздно заметила и переменила тему.

Саша вернул разговор в первоначальное русло и напомнил Альберту:

— Ты хотел рассказать о глупости, которую совершил семь лет назад. Это связано с женщиной?

— Да, — засмеялся Альберт. — К тому и веду. Я танцевал со студентками до упаду, иногда до утра. Сам знаешь, как это бывает. Мне скоро восемнадцать, а я еще девственник. Вопрос этот мучил меня все свободное от занятий время. Девушек соблазнять я не имел права. А как угадать, кто из них кто, я не знал. И была у нас на факультете лаборантка, такая разбитная и, главное, доступная. Ну, я слышу, что лаборантка эта, Геля, — безотказная. И, конечно, с пикантными подробностями. И как–то, хорошо повеселившись, мы оказались с ней в комнате вдвоем. Потом–то я понял, что она это сама подстроила. Но тогда я возомнил себя мужчиной и сказал себе: «Решайся, Альберт!». Я дверь на задвижку — и к ней. А она ничего. Еще и раздевать начала меня. Целует меня и сама раздевается. И понял я тогда, что нет на земле ничего слаще женщины. Совсем голову потерял. Даже пообещал жениться, когда восемнадцать лет исполниться. Она, конечно, счастлива была, что дурачка нашла… Родители по–прежнему часто приезжали ко мне. Это начинало меня раздражать. Прошлые уважительные чувства к ним казались мне ошибочными. Вроде как пелена с глаз спала. И стал я их видеть только в негативных тонах.

— Ага. Эта дамочка тебе туману напустила, — догадался Саша и теперь уже с интересом слушал младшего брата.

— Вот именно, — согласился Альберт. — Геля–то опытная была. И восстанавливала она меня против родителей именно в постели. Прямо гипноз какой–то… Я настраиваюсь на любовь, а она мне приправу к ней, родителей моих чернит, да и своих тоже. И я за сладостные мгновения меняю убеждения, становлюсь подлецом. И сам себе потом противен, но ничего поделать не могу.

Мать дала телеграмму, что приедет на три дня. Я поехал встречать ее безо всякой охоты. Она хочет меня обнять, а я бурчу: «Мама, я сильна изменился. Оставь свои нежности». В общем, отвез я ее в гостиницу и снова к Геле. Вспомнил о матери, когда ей уже улетать пора было. Ну, проводил. Отец–то сразу по приезду матери понял, что со мной неладное творится. И приехал без предупреждения… Мне даже сейчас стыдно об этом вспоминать.

Мы чей–то день рождения в моей комнате отмечали. Что мне было за дело, что Геля фактически со всеми моими однокурсниками переспала. А она прыгает с одних колен на другие, на меня смотрит, чтобы во мне ревность вызвать. Потом ко мне уселась на колени. Мы целуемся. А кто–то разлил уже по стаканам вино, полны граненые стаканы, и тост произносит: «За наши студенческие годы!» И, естественно «Пить до дна!». Геля подняла стакан и тоже: «Пьем до дна! Вон сколько у нас вина! Если надо, Альбертик еще денег даст. Он у нас богатенький! На брудершафт хочет выпить. И вдруг в мой стакан упала откуда–то конфета. Вино расплескалось ей на платье. «Кто это кинул?! — крикнула Геля. — Все платье облили!» И, не поднимая головы, наклонилась над платьем. Не знаю, почему я решил, что так метко в стакан мог попасть только отец. Точно! Поднял голову, а он стоит на другом конце длинного стола, за спиной моего пьяного сокурсника. Кивнул мне головой на дверь и вышел. У меня хмель из головы сразу вылетел. Но я решил поставить отца на место. Думаю, не зря же он такой долгий срок в лагере отбывал. Тогда это считалось не только позором, но и клеймом для всей семьи. И почему ему Советская власть не нравится? Чем не угодила? В общем, под гипнозом Гели нахожусь.

Я выхожу за дверь, а она мне в след кричит: «Куда ты, Альбертик? Черт с ним, с платьем! Возвращайся скорей!»

Привел меня отец в кафе неподалеку от общежития, заказал две чашки кофе. Молчит. А я боюсь заговорить первый. Решился, наконец, и спрашиваю: «Чего приехал без предупреждения?» — А в глаза ему не смотрю, стыдно. Отец продолжает молчать, и мне уже совсем не по себе. Наконец он начал говорить и меня на «вы» называет!

«Вижу сын, вы выросли. И женщина в вашей жизни появилась.»

Я от Гели вроде ушел, но мысль о ней делает меня смелее. Верит же она в меня, в мою мужскую силу, и я дерзко отвечаю отцу: «Ты, что ли, монашествовал в мои годы?» — А он мне: «Во–первых, чтобы вы, мой сын, не переступали границ почтения, называйте меня впредь на «вы» и «отец». Я своему отцу не тыкал, как это делают сейчас простолюдины с высшим образованием. Во–вторых, что это за бурда, которую вы, молодой человек, хлещете стаканами? Я даю вам больше денег, чем зарабатывает ваш ректор. Да мать еще тайком от меня посылает. А почему? Потому что вы — князь. Потомок знаменитых предков. Потому что вы молоды и должны радоваться жизни, даже в тоталитарной стране, раз уж так случилось. Я допускаю дорогие рестораны, прогулки на катере с женщиной, цветы, подарки. Но что это за лохматая неандерталка, которая прыгает с одних колен на другие? Вы правы, я тоже не монашествовал в ваши годы. Но я искал в моем окружении лучших женщин, чтобы делить с ними радость бытия. Не скрою, до вашей матери у меня их было много. Но для решения вопроса о том, оставить женщину или нет, я использовал собственную голову, а не занимал ее у слабой половины человечества. В многомиллионном городе вы ухитрились подобрать худшую из них, и у вас не хватило мужества сказать себе: «Остановись!?» Что у вас произошло с матерью?» — «Ничего, — говорю ему, — просто мы отмечали день рождения, а тут она приехала и я закрутился…» А отец мне: «Значит, за праздниками можно позабыть о матери? Не испытывайте моего терпения, сын. Возвращайтесь в свою компанию, но помните, Альберт, что вы — князь. Матери позвоните и извинитесь. Я не позволю вам ее обижать. Женщин много — мать одна.»