Сергей Волков - Затворник

• Название: Затворник
• Автор: Сергей Волков
• Жанр: Фэнтези

«Твой род, и земля сгинут в крови и пламени» — перед смертью предсказал князю черный колдун-затворник. И вскоре его пророчество готово сбыться: На границах гремят войны, междоусобная вражда вот-вот разорвет страну на клочки, пробуждаются темные силы, ушедшие вместе с колдуном. И думать-не думал бы соваться в эти события парень Пила, если бы однажды возле его городка не появился странный проезжий…

---

— Защитник! — закричал Волкодав — Слава князю Защитнику!

Толпа снова взревела, и на этот раз уже князь — теперь Защитник, а не Смирнонрав — призвал всех к молчанию поднятием руки.

Крик улегся, и новый государь Степного Удела сказал:

— Волкодав сказал сейчас в своем слове от города, чтобы я набрал себе дружину. Так вот, мне никого не надо набирать. Дружинники мои все со мной! Вот они! — показал он на стоящий позади полк — Все, кто был со мной в походе, все это — люди храбрые и верные! Их я и зову жить с собой на Струг!

— Слава князю! Да здравствует князь Защитник — снова заревели в один голос поля под Каяло-Брежицком, и на этот раз громче всех кричал бывший малый полк, а теперь — княжеская дружина. А в дружине все сильнее, во всяком случае, так показалось Пиле, орал «Флафа!!!» его младший брат.

Главная церемония встречи на этом кончилась. Воины сходили с коней, навстречу им шли и бежали горожане. Все радовались, смеялись, поздравляли друг друга со счастливым спасением, и благодарили спасителей. Ни на миг не утихали похвалы князю и его дружине.

Защитник обнялся со Стройной. Немедленно и единодушно они объявили о прощении Месяца, и тут же князь даровал ему место подле себя. Коршун среди встречавших не увидел, к своему некоторому облегчению, Скалу, зато встретил и тоже обнял на радостях львова дружинника Кулака, приехавшего из Стреженска с Кречетом. С Кулаком Коршун был дружен. Быстрый обнялся с Мореходом, едва не сбив своим огромным носом шапку с головы брата.

Защитник рассказал невестке о Силаче, и княгиня, хорошо знавшая его отца, велела немедленно везти его на Струг.

— Есть у вас хороший лекарь? — спросил Защитник

— Есть-то есть, — сказала Стройна — Но двое лучших ушли в поход с мужем, и не вернулись. Знаешь, как поступим: Я его сегодня же отправлю в Чернореченск. Там, у моей сестры, мы укрыли наших племянника и младшего брата. Там и наш домашний лекарь, хвалынец, лучший в бывшей Каили. пусть он поднимает Силача на ноги.

— А Лихого куда определим, интересно? — спросил Месяц.

— Лихого-то? — спросил Защитник — пусть при мне, на Струге остается.

— Это потом, — сказал Месяц — а сейчас что с ним, как его рана?

— Жалко его. — заметил Коршун, стоявший рядом — Он хоть и болтал тут языком сверх меры, но сам боярин храбрый, и честный, кажется.

— Раз так, — сказала Стройна — то пусть он тоже отправляется в Чернореченск, и дело с концом. Сестре велю, чтобы выходила двоих.

Защитник рассказал княгине о подвиге Коршуна, и изумленная Стройна попросила деверя не скупиться с наградой.

— Я бы сама его осыпала золотом, только теперь не я, а ты, брат, распоряжаешься богатствами города. Тебе и решать!

— Пойдешь в мою дружину, Коршун? — спросил Защитник — Или хочешь вернуться в Стреженск, ко Льву?

— Не-е-е-е-ет! — воспротивился Коршун — Там мне пока делать нечего! Если я в стреженском уделе появлюсь, то как бы с меня Лев рубашку не сдернул, да не отходил по спине как следует!

— Значит оставайся здесь! — постановил князь — Будет тебе место в ближней дружине, и дом на Струге, возле меня.

— Светлый князь… — скромно добавил Коршун — Дело такое… Мне не жалко места подле Льва, только у меня под Стреженском имение, так Лев теперь не забрал бы его…

— Будешь и с имением! — понял Защитник тонкую подсказку — Подберем что-нибудь.

— Найдется имение! — подтвердил Волкодав — Сейчас по всей стране будет много владений без хозяев, так что выбирай любое! Что бы у тебя там Лев не отнял, мы возместим вдвойне!

Стоявший здесь же Месяц, от этих слов словно призадумался на минуту, а потом спросил Волкодава и князя с княгиней:

— А вот как, интересно, Лев скажет про то, что мы, без его ведома, избираем себе князя? Как вы думаете?

— А что об этом можно думать! — сказал Волкодав — О том, как нам помочь против ыкунов, Лев не заботился. Какого ляда ему теперь лезть в наши дела! Каяло-Брежицк волен выбирать себе господина из княжеского рода — таков обычай! А за тебя, светлый князь, — обратился он к Защитнику — уж поверь мне — случись что, вся страна встанет горой!

— Об этом и толковать нечего. — подтвердил князь — Каяло-Брежицк — мой законный стол. Я после смерти Мудрого — второй в княжеском роду, и по обычаю должен был ему наследовать! А в Засемьдырске я княжил только по отцовской злости. Теперь Небо само все рассудило по справедливости!

— Так, светлый князь! — сказал Волкодав — Все правильно говоришь!

А потом был пир. Были заздравия и славословия, музыка и песни… Ставили столы на широких берегах Черока — множество, чтобы мог рассесться вес народ, а кому не хватало столов, те стелили на траве скатерти. Рядом сложили и зажгли большие костры, и пели возле них. Пели прощальные песни — в память о павших на полях брани, и о загубленных мирных людях. Снова возносили Небу хвалы и благодарность за избавление, снова прославляли светлого князя Защитника и его удалой полк. Пели и о былых временах, вспоминали деяния князей прошлого — от тех еще стародавних времен, когда первые пра-пра-ратаи пришли на Черок из глубин Дикого Поля. Смутная, едва ли не призрачная память о тех годах сохранилась лишь в сказках и былинах, от пересказов в которых истина перемешалась с вымыслом, с деяниями позднейшими, и со всем, что прибавили для красного словца. Пили вино, и стучали чарами о чары…

А когда стало смеркаться, то кажется, в тысячу раз больше костров зажглось на берегах, и песни зазвучали уже другие. А больше, чем пения, стало плясок. И в музыке, и в словах стало более радости наступающей ночи, чем славы прошедшего дня.

К Пиле, сидевшему за столом, подскочил Хвостворту, который едва вырвался только что из целого круга девушек. На шее у него висел большой венок из цветов и кленовых листьев, другой, поменьше — на голове. Хвост растормошил руками пилину шевелюру.

— Что не весел, а, брат! — закричал он, смеясь — Погляди, что кругом, какой праздник, а! А дело какое сделали! Ну, развейся хоть разок!

Пила смеялся в ответ:

— Веселись, брат!

— Пошли с нами! — не унимался Хвост — Там попляшем, тут борозду пропашем! — добавил он вполголоса, и снова загоготал. — Давай, пойдем! Девки ждут!

— Ступай, я посижу…

— Эх, бра-а-а-а-ат! Ну и скучный ты человек! — засмеялся Хвост, снова уносясь в круг девушек — как нырнул в море улыбок, цветов и пестрых платьев.

— Вот этой рукой! — доносился до Пилы шепелявый голос — Этой самой, семерых ыкунов уложил, я не я буду!

— Семерых одной рукой?! — звенели в ответ другие голоса, чистые, радостные и восторженные — Наверное, еще и одним ударом?

— Не-е-ет! — спешил отказаться Хвост — Ударом только шестерых! А седьмого — плевком добил!

Люди из-за столов как пропадали. Сначала, глядишь, сидят по своим местам, потом, не успеешь глазом моргнуть — уже пляшут возле костров. А еще миг — и оттуда как ветром сдуло, да заодно и девок, с кем плясали…

Уже совсем стемнело, а Пила все сидел один, и в задумчивости смотрел на стол, словно там, перед ним, лежала его собственная история, которая сегодня закончилась, и была видна вся от края до края. От того, такого далекого дня, когда их с Краюхой застал на бережку странный проезжий, и до сегодняшнего, всем такого радостного вечера. Пила как взглядом окидывал эту историю, и в его взгляде была печаль и горечь. В его мыслях вновь ожили — и явственно, нельзя было только пощупать — и те дни, когда Пилу мучили страх и сомнения о судьбе младшего брата, а потом — мучила тоска по нему… И ыканин, что спал на земле, не чуя нависшей над ним гибели — Пила снова мысленно держал в руке топор, снова чувствовал пятерней его тяжесть — совсем так, как Клинок ладонью чувствовал перед битвой свой молот — но Пила, как и тогда, снова не мог опустить оружия на беззащитного человека, пусть хоть семь раз врага, не мог даже представить себе, как возможно сделать такое… И другой степняк — худощавый десятник в летах, бесстрастно глядевший прямо перед собой, когда князь, тогда Смирнонрав, а ныне — Защитник, заносил над ним меч. А вместе с этим десятником — еще три сотни ыкунов, убитые в день, когда судьба войны уже решилась, когда победа уже была за ратаями, и всякая новая смерть была напрасной, глупой и страшной ошибкой; и пустые глаза десятилетней старушки близь пепелища великого города. Таким запомнился Пиле его путь, и всеобщая радость, царившая теперь, не могла пересилить этого воспоминания. Песнь о князе Защитнике и его витязях, которые спасли от нашествия Каяло-Брежицк, будет величественной, а песня о горюченце Пиле, если кто-то когда-нибудь сложит и пропоет ее — страшной и тоскливой…

На улицах Каяло-Брежицка было тихо, когда Пила шел по ним на Струг. С реки, доносились в ночи отдаленные крики, смех, и музыка, а в самом городе нарушал безмолвие разве что случайный возглас, или громкий разговор двух подгулявших. Пила прошел по мосту и поднявшись на Струг, через распахнутые ворота вошел на княжеский двор.