Анатолий Онегов - За крокодилами Севера

• Название: За крокодилами Севера
• Автор: Анатолий Онегов
• Жанр: Природа и животные

Анатолий Онегов — замечательный русский писатель, классик литературы, посвященной природе, автор многих книг: «Я живу в Заонежской тайге», «Карельская тропка», «Вода, настоянная на чернике», «В медвежьем краю», «Следы на воде», «Лоси на скалах», «Еловые дрова и мороженые маслята», «Здравствуй, Мишка», «Избушка на озере», «Они живут рядом со мной», «Русский мед», «Диалог с совестью», серия книг «Школа Юннатов»… «За крокодилами Севера» — книга, в которую вошли рассказы о рыбной ловле, написанные в самое последнее время и опубликованные в «Российской охотничьей газете», журнале «Охота и рыбалка. ХХI век» и газете «Рыбак рыбака».

---

До сих пор причины всех наших бед мы искали только в нас самих. Мы, рыбаки-промысловики и рыболовы-любители, главные мытари, главные сборщики дани с наших водоемов. И свою персональную ответственность мы, конечно, признаем. Но кроме вины рыбаков и рыболовов есть еще и общая вина всех людей, всего нашего общества за то, что жизнь на нашей земле становится все ущербней и ущербней — устраивая свое благополучие наше общество слишком мало думает о благополучии всего остального. Да, рыбак-промысловик и рядом с ним и рыболов-любитель способны значительно сократить число тех же щук в озере, в реке, но для этого потребуется не год и даже не два, а для того, чтобы уничтожить всех обитателей водоема, сбросив в водоем какую-нибудь грязь-отраву, требуется совсем немного времени. И как ни странно, именно об этой угрозе, которая более чем реальна для очень многих водоемов страны, мы упорно молчим, будто ничего подобного не имеет места…

Давайте еще раз заглянем в знакомую уже нам «Рыбацкую памятку», изданную в Москве в 1913 году. Вот о чем уже тогда очень беспокоился Смотритель Рыболовства, Действительный член Императорского Российского Общества рыбоводства и рыболовства, К.Александров:

«Другая же причина, от которой рыболовство у нас все хиреет и хиреет — это изменение условий жизни, влекущее изменение в самой природе. Уничтожаются леса — и реки лишаются запасов влаги, их поивших; распахиваются береговые склоны и обнажается подпочва, бесплодная для жизни вод, для жизни тех червячков, насекомых и всякой иной мелкой твари, которая идет на питание рыб. Вредно также влияет на рыболовство перегораживание речек плотинами, преграждающими для рыб их путь к нерестилищам: в не подходящих условиях рыба икру или не выбивает, или выметанная икра, не развившись, погибнет…

Далее, человек загрязняет воды отбросами своей жизни и хозяйства: то он спускает в природный бассейн какую-нибудь грязную воду, то наваливает на берега или лед рек и озер навоз, которым укрепляет также и свои плотины, то, наконец, загрязняет воду при мочке льна, коры и т. п. Но всего вреднее на рыболовство действует развившаяся за последние десятилетия фабрично-заводская промышленность. Многие фабрики и заводы спускают в соседние воды разные ядовитые вещества, от которых рыба, а также раки, гибли и гибнут целыми массами…»

Много ли найдете вы сегодня, спустя почти век после издания «Рыбацкой памятки», хотя бы вот таких откровенных публичных признаний? А ведь за это время вода в тех же наших реках сплошь и рядом становится не только грязной, но и определенно ядовитой…

1955 год. Секция спиннингистов московского общества «Рыболов-спортсмен» выезжает на реку Угру, в Калужскую область…Отправляемся на автобусе. В дороге дремлем. Уже под утро автобус останавливается, и мы выходим из него немного размяться. Рядом с нашей остановкой не то река, не то какой-то канал. В сумерках близкого рассвета видим, что вода в реке-канале вроде бы и не похожа на обычную воду — вся река в какой-то пене, в пузырях. И очень дурно пахнет. Кто-то объясняет, что это промышленные стоки Кондровской бумажной фабрики, что фабрики, снабжающая нас писчей бумагой, вовсе никак не озабочена очисткой своих отходов, вот они и уходят в конце концов в Угру. Мы будем ловить рыбу много выше этого ужасного места, а потому, мол, нас эта грязь вроде бы и не коснется…

Автобус трогается с места, и мой сосед то ли для меня, то ли просто так, для самого себя, вспоминает, как в 1945 году в Кенигсберге (ныне — Калининград) он видел пруды-отстойники местной целлюлозно-бумажной фабрики, куда поступала уже так хорошо очищенная вода, что в этой «сточной» воде резвились громадные карпы-поросята, и что его, созерцавшего тогда этих живых и здоровых карпов, живущих в «сточных» промышленных вод, потрясла не сама рыба, а то, видимое, очень ревностное отношение немцев к окружавшей их природе. Мой попутчик по поездке на рыболовную Угру до того 1945 года, до встречи с удивительными прудами-отстойниками в принципе очень «грязного» промышленного предприятия видел, мягко говоря, только стоки-отраву, которые сбрасывали в те же реки отечественные фабрики и заводы.

1964 год. Архангельская область. Котласский целлюлозно-бумажный комбинат. Совсем недавно пущена его первая очередь. Комбинат на самом берегу реки Вычегды, где когда-то обитала сама царица северных вод — белорыбица. Прямо из реки в цех, производящий щепу, идут и идут по транспортеру мокрыми бревнами-балансом вчерашние ели. И тут же, почти у самой реки, водоем-отстойник, где пенится такая же страшная, черная жидкость, какую сбрасывала в реку Кондровская бумажная фабрика. Отстойник не велик — это всего-навсего яма, вырытая в грунте. А что будет, когда эта яма-отстойник наполнится до краев? И видимо, для того, чтобы не произошло так называемого залпового сброса, из отстойника ручьем-канавой жижа, отходы комбината, понемногу сползают в реку…

Год 1967. Карелия. Кондопожский комбинат, гордящийся тем, на произведенной им бумаге печатается главная газета страны — «Правда». Комбинат на берегу Онежского озера (Кондопожский залив). Официальной информации нигде не нахожу, но все, кто знает, как работает комбинат, в один голос утверждают, что каждый день от комбината в Онежское озеро отходят баржи-лихтера, наполненные промышленными отходами. Вроде бы эти баржи не уходят далеко в озеро, а сбрасывают всю грязь в Кондопожский залив. Это вроде бы лучше — грязь остается в прибрежной зоне, а потому, мол, не вредит воде самого Онего. Разговариваю с карельскими учеными-ихтиологами и узнаю от них, что за Кондопожским комбинатом давно числятся заметные грехи: «Кондопожская губа утеряла свое промысловое значение из-за отравления ее вод стоками целлюлозно-бумажного комбината. Прежде здесь добывалось до 1000 ц ряпушки. Перестало существовать стадо сунского сига (когда-то этот сиг заходил на нерест в реку Суну, впадающую в Кондопожскую губу)» («Озера Карелии». Петрозаводск. 1959 год).

Список обвинения нашим промышленным предприятиям можно продолжать до бесконечности: там погубили такую-то реку, а там такую-то. Но тут идет речь только о так называемых видимых потерях, которые мы отмечаем, когда видим погибшую рыбу или совсем опустевший водоем. Но есть и другая, обычно не слишком приметная сторона деятельности тех же промышленных предприятий и того же сельского хозяйства…

В свое время мне довелось руководить работой «Природоведческой комиссии» Московской писательской организации, которая вела активную борьбу с неким «проектом переброски части стока северных рек на юг». Сам по себе этот одиозный проект уже в основе своей имел ложную предпосылку: помочь якобы катастрофически мелеющему Каспийскому морю. Но на самом деле Каспий и не думал безвозвратно мелеть — уровень воды в этом море периодически менялся, и уже в то время, когда работала наша Комиссия, вода в Каспийском море начала прибывать, затапливая прибрежные сооружение и размывая берега.

Против «проекта века», как именовали свое детище его упертые разработчики, восстала почти вся наша наука, но высказать в той же печати свои соображения оппонентам проекта не позволялось — в печати проект можно было только хвалить. И нам пришлось вести только так называемую кассетную войну. Мы проводили заседания нашей «Природоведческой комиссии», куда приходили самые разные ученые, обеспокоенные судьбой страны, мы записывали все выступления на пленку (аудиокассеты) и только так вели борьбу с разработчиками проекта на информационном поле. Почти все записи наших заседаний, различных «круглых столов» хранились у меня, и я владел в то время достаточно полной информацией о состоянии наших внутренних водоемов. Именно тогда я и услышал от одного очень известного ученого (а в нашей работе принимали участие и академики АН СССР), что прежней пресной воды, которая и обеспечивала нашу эволюцию, у нас уже и нет — наша так называемая пресная вода, что мы употребляем в пищу, по солевому составу приближается к морской воде… Что будет дальше с нашей эволюцией при таком качестве питьевой воды, сможет ли наша эволюция отследить головокружительную скорость изменения состава прежней пресной воды?.. Изменения эти, как вы понимаете, не слишком заметны — больше того, о них никто из простых потребителей даже не догадывается, но они имеют место и вряд ли несут с собой пользу для нашего здоровья… А что происходит с обитателями водоемов, вода которых «засаливается» на глазах. Какое качество жизни обещано при этом тем же щукам, окуням, лещам, сигам?..

Возможно, кто-то из моих читателей-собеседников слышал о таком северном водоеме — озеро Кенозеро. Это южная часть Архангельской земли на границе с Каргопольем и Восточной Карелией. Озеро проточное (бассейн Белого моря). Озеро большое, красивое, сейчас оно входит в Национальный парк… Когда-то в Кенозере водился (и в большом числе) сиг, который так и именовался — кенозерский. Но сига не стало. Не стало совсем недавно. На моей памяти ихтиологическая экспедиция искала ответ на вопрос: куда делся кенозерский сил, — и вроде бы нашла его…