Джанет Винтерсон - Письмена на теле

• Название: Письмена на теле
• Автор: Джанет Винтерсон
• Жанр: Проза

---

Винтерсон Джанет Письмена на теле

Джанет Винтерсон

Письмена на теле

Перевод: Диана Оганова

Предисловие переводчика:

Роман "Письмена на теле" - это история любви, по сути своей - поэма в прозе. Основная особенность романа в том, что пол рассказчика так никогда и не раскрывается автором. Это довольно сложно сделать посредством русского языка, что и создавало оcновную трудность при переводе этого романа. Поэтому я приношу извинения за некоторое изменение синтаксической структуры предложений, что в результате, слегка отразилось и на общем стиле повествования. Тем не менее я надеюсь, что мне удалось сохранить поэтику и общую атмосферу романа.

ДЖАНЕТ ВИНТЕРСОН

ПИСЬМЕНА НА ТЕЛЕ

Почему мы измеряем любовь утратой?

Уже три месяца нет дождя. Деревья, исследуя внутренность земли, посылают остатки корней в сухую землю; корни деревьев подобны лезвиям, готовым вскрыть любую водоносную артерию.

Виноград засох на лозе. То, что должно быть упругим и плотным, лопаясь под зубами и растекаясь во рту, стало дряблым и гноящимся. Не испытать мне в этом году удовольствия от перекатывания пальцами голубых виноградин, мускусом смазывающих мою ладонь. Даже осы избегают тягучих коричневых капель. В этом году даже осы. Но не всегда было так.

Я вспоминаю один сентябрьский месяц: Древесный Голубь Красный Адмирал Желтая Страда Оранжевая Ночь. Ты сказала "Я люблю тебя".

Почему так происходит, что самая неоригинальная вещь на свете, которую мы говорим друг другу все еще остается тем, что мы страстно желаем слышать?

"Я люблю тебя" - это всегда цитата. Не ты и ни я не были первыми, сказавшими эти слова, и все же, и когда ты произносишь это, и когда я произношу это - мы разговариваем как дикари, которые нашли три слова и поклоняются им. Когда-то и мне довелось поклоняться им; а теперь я здесь, со своим одиночеством, на камне, высеченном из моего собственного тела.

КАЛИБАН: Вы научили меня говорить и все что я выгадал из этого - это то, что я могу теперь ругаться. Да унесет вас красная чума за то, что вы научили меня говорить.(Шекспир, "Буря" прим.переводчика)

Любовь требует выражения. Она не останется спокойной, молчаливой, доброй, скромной, видимой, но неслышимой, нет. Она разразится языком хвалы, высокой нотой, которая вдребезги разобьет стакан и выплеснет воду. Это не любовь садовника, лелеющего свой сад. Это игра в кошки-мышки, и жертва в ней - ты. Проклятие лежит на этой игре. Как можно упорно продолжать игру, когда правила постоянно меняются? Я назову себя Алисой и стану играть в крокет с фламинго в руках. В Стране Чудес все плутуют, а Любовь - это Страна Чудес, не так ли? Любовь вращает мир. Любовь слепа. Все что тебе нужно это любовь. Никто еще не умер от разбитого сердца. Ты переживешь это. Все изменится, когда мы поженимся. Подумай о детях. Время великий лекарь. Все еще ждете Мистера Идеального? Мисс Идеальную? А может всех маленьких идеальчиков?

Всему виной стереотипы. Ясная эмоция ищет ясного выражения. Если то, что я чувствую - неясно, может ли это называться любовью? Любовь вселяет такой ужас, что все, что я могу сделать это засунуть ее под мусорную корзину с грудой милых розовых игрушек и посылать себе поздравительные открытки с надписью : "Поздравляю с помолвкой". Но нет никакой помолвки, есть только полное разрушение. Я отчаянно отворачиваю лицо в сторону, чтобы любовь не заметила меня. Мне нужна разбавленная версия любви, небрежный язык, незначительные жесты. Продавленное кресло из стереотипов. Все в порядке миллионы задниц сидели здесь до меня. Пружины сильно изношены, ткань зловонна и привычна. Мне нечего опасаться, видите - мои бабушка с дедушкой поступали именно так: он - в жестком воротничке и клубном галстуке, она - в белом муслиновом платье, двигающимся вслед за движениями ее тела. Они поступали так, мои родители поступали так, почему бы и мне теперь не делать то же; вытянуть вперед руки - не для того чтобы удержать тебя, просто, чтобы сохранить баланс, продвигаясь на ощупь к этому креслу. Как мы будем счастливы! Как все будут счастливы! И они жили долго и счастливо и умерли в один день.

Жаркое августовское воскресенье. Я плыву на лодке по отмели реки там, где маленькие рыбки подставляют свои животы под солнце. По обеим сторонам реки - совершенная зелень травы уступает место психоделически ядовитым пятнам лайкровых шорт и гавайских маек, сделанных в Тайване.

Они кучковались группками, в любимой для всех семей манере: отец с газетой, упирающейся в его выпирающий живот, мать, согнувшаяся над термосом. Дети, тощие, как карамель на палочке и как карамель на палочке розовые. Мать видит как ты входишь и вздымает свое тело с полосатого шезлонга: "Как Вам не стыдно. Здесь кругом семьи".

Ты смеешься и машешь рукой, твое тело светится под чистой зеленой водой, ее очертания подходят очертаниям твоего тела, она удерживает тебя, доверяет тебе. Ты переворачиваешься на спину, твои соски скользят по поверхности реки и река украшает твои волосы водорослями. Ты вся молочного цвета, кроме твоих волос, твоих рыжих волос, обвившихся вокруг твоего плеча.

"Я позову мужа, пусть-ка посмотрит на тебя. Джордж иди сюда. Джордж иди сюда".

"Ты разве не видишь, что я смотрю телевизор? - произносит Джордж не оборачиваясь.

Ты встаешь и вода стекает с тебя серебряными струями. Не раздумывая я вхожу в воду и целую тебя. Ты обвиваешь руками мою загорелую спину. Ты говоришь: "Здесь нет никого кроме нас".

Я поднимаю голову и вижу, что берег пуст.

Ты старалась не произносить тех слов, которые вскоре стали нашим личным алтарем. Мне доводилось говорить их множество раз, ронять как монеты в колодец желаний с надеждой, что когда-нибудь они позволят мне сбыться. Мне доводилось говорить их много раз, но не тебе. Мне доводилось раздавать их как незабудки, девушкам, которым следовало бы лучше знать их цену. Мне доводилось использовать их как пули и как бартер. Мне не нравится думать о себе, как о неискреннем человеке, но если я говорю "Я люблю тебя "и знаю что это неправда, кто же я тогда? Буду ли я лелеять тебя, обожать тебя, уступать тебе, делаться лучше для тебя, смотреть на тебя и всегда видеть тебя, говорить тебе правду? И если все это не любовь, тогда что любовь?

Август. Между нами разгорелся спор. Ты хочешь, чтобы любовь всегда была такой как в этот день, верно? 33 градуса даже в тени. Этот накал, этот жар; солнце как дисковая пила проходящая сквозь твое тело.

Это потому, что ты приехала из Австралии?

Ты не отвечаешь, только держишь мою горячую руку в своих холодных пальцах, легко ступая в льняном и шелковом. Я чувствую себя нелепо. На мне шорты с татуировкой "Из вторичного сырья" по всей штанине.

Я вспоминаю одну свою подружку, которая считала, что носить шорты перед общественными памятниками неэтично. Когда мы встречались, мне приходилось привязывать свой велосипед у Чаринг-Кросс и переодеваться в туалете перед свиданием с ней у памятника Нельсону. "К чему беспокоиться? У него только один глаз."

"У меня их два" - говорит она и целует меня. Глупо запечатлевать алогичное поцелуем, но именно так я обычно поступаю в подобных ситуациях.

Ты не отвечаешь. Почему человеку нужны ответы? Я полагаю, в какой-то степени потому, что без ответа, какого бы то ни было, вопрос сам по себе начинает звучать глупо. Попробуйте встать перед классом и попросить назвать столицу Канады. На тебя уставятся глаза, одни - безразличные, враждебные, другие - косящие в сторону. Ты повторяешь снова. "Назовите мне столицу Канады". Пока ты ждешь в тишине, ты являешь собой абсолютную жертву, и твой собственный разум начинает сомневаться. Какой город столица Канады? Почему Оттава, а не Монреаль?

Монреаль намного красивей, espresso там намного лучше и у тебя есть друг, который живет там. И вообще, какая разница, какой город - столица, возможно в следующем году все будет по другому. Возможно Глория пойдет в бассейн сегодня вечером. И так далее.

Гораздо труднее справиться с молчанием, когда дело касается более сложных вопросов, оставленных без ответа, вопросов, требующих больше чем простого односложного ответа. Однажды заданные, они не испаряются, не оставляют твой разум безмятежно размышляющим. Однажды произнесенные, они приобретают объем и материю, заставляют тебя спотыкаться на ступенях, будят тебя по ночам. Черная дыра засасывает все, что ее окружает и даже свет не способен сбежать оттуда. Это лучше, чем вообще не задавать вопросов? Что лучше - быть довольной свиньей или несчастным Сократом? Покуда скотобойни более жестоки к свиньям, чем к философам, я рискну задавать вопросы.

Мы возвращаемся в квартиру, которую мы снимаем вдвоем и ложимся на одну из односпальных кроватей. Во всех комнатах, сдаваемых в аренду, начиная от Брайтона и заканчивая Бангкоком, покрывало никогда не сочетается с ковром и полотенца всегда чересчур узкие. Одно из них я кладу под тебя, чтобы уберечь простынь. Ты кровоточишь.