Галина Василевская - Прощай, Грушовка!

• Название: Прощай, Грушовка!
• Автор: Галина Василевская
• Жанр: О войне

---

Мама разогрела патоку, процедила и разлила в банки. Она ставила ее на стол редко, только для гостей.

— Давайте завтракать. — Мама отрывается от швейной машины, разгибает спину, морщась от боли.

Все садятся за стол. Лепешки быстро исчезают.

— Как же вы теперь живете, Элик? — спрашивает мама. Она знает, что у него есть еще две младшие сестренки.

Элик пожимает плечами.

— Курт обещал устроить маму на кухню посудомойкой.

— Неужели? — удивляется Витя.

Некоторое время он молчит, потом говорит тихо:

— Может, он и не фашист, наш начальник…

— Безусловно, нет! Знаешь, о чем он со мной говорит?

— О чем?

— Сказал, был бы помоложе, в партизаны ушел бы. Вот!

— Когда он говорил с тобой об этом? Я ни разу не слышал.

— А он к нам домой приходил. На Новый год. Нашим малышкам консервы принес и конфет. Говорит, у него в Германии такие же две дочки.

— И ты ему обо всем рассказываешь?

— Нашел дурака! Я только слушаю. А сам ни гугу. А он все-все знает, что в городе делается! Сам мне рассказал и про нефтебазу, которая сгорела на Германовской улице, и как подожгли войлочную фабрику, и про склад военного обмундирования в Комаровке. Знаешь, сколько там сгорело комплектов?

— Как горело, видел, все видели, а сколько всего сгорело — не считал, — ответил Витя.

— Курт сказал, пятьдесят пять тысяч!

— А почему он откровенничает с тобой?

Элик пожал плечами:

— Просто открытый человек. Правду говорит.

— Открытый? — удивляется Витя.

В разговор вмешивается отец:

— Вот видишь, и в городе можно принести много пользы. Тут, сынок, большая работа идет.

— Так я не против, — отзывается Элик. — И все же, Николай Иванович, никто меня не переубедит, что здесь хуже, чем в лесу. Конечно, у партизан лучше. Там бой идет на равных. В тебя стреляют, и ты стреляешь. А тут…

— Ничего, Элик, придет время, и мы в лесу будем. И нам путь туда не заказан, — убежденно говорит Витя.

Я хорошо понимаю Элика и Витю. Им так хочется поскорее очутиться у партизан. Да и я не задумываясь пошла бы в партизаны, только бы меня взяли. Какое счастье, если вокруг свои и ни одного фашиста! Не видеть эти наглые лица, не слышать топота сапог по лестнице, когда сердце колотится от страха и ты бессилен что-либо сделать…

2

Вокруг дома — снежные сугробы. Ночью намело много снега, двери еле открыли. Я взяла лопату и принялась разгребать сугроб. Когда я закончила работу, в глаза мне бросилось объявление, приклеенное к двери нашего подъезда. В нем сообщалось: до 15 января продлен срок подачи заявлений в белорусскую прогимназию.

Такие объявления еще с августа месяца несколько раз вывешивали на столбах, на заборах, у магазинов, помещали в газетах. А прогимназия все еще не открыта. Значит, нет желающих обучаться в фашистском учебном заведении.

— Читаешь? Я тоже думаю после школы податься в прогимназию. Нашей отчизне нужны образованные люди. Рада, что наши желания совпадают.

Мне не нужно даже оборачиваться, я сразу узнала Зинкин голос.

— С чего ты взяла?

Зинка, как всегда, слышит только себя, и, не обращая никакого внимания на мои слова, она продолжает:

— Умные люди стараются получить образование. Умные люди…

— Уж не ты ли повесила эту бумагу? — резко прерываю я.

— А хотя бы и я! Пусть все прочитают.

Я взяла лопату и хотела уйти, но Зинка остановила меня.

— Что у нас есть! Ты даже представить себе не можешь. Такое чудо, такое чудо! Зайдем к нам, посмотришь. Ты в жизни такого не видела, даже во сне. А где твой дядя? Он живет у вас?

Я сразу догадалась: она спрашивает меня о том пленном.

— Да нет, — торопливо отвечаю. — Уехал в свою деревню, к жене… Отвоевался…

— А может, к партизанам подался? Теперь все только о партизанах и говорят, только их боятся.

— Зачем бояться? — спрашиваю я и тут же спохватываюсь: — Ты с ума сошла! Про моего дядю такое говорить!

— Я пошутила. Так зайдем к нам?

Меня разбирает любопытство. Интересно, что Зинка мне хочет показать. На двери у них висит амбарный замок.

— Зачем вы такой большой замок повесили?

Зинка машет рукой:

— Столько голодных вокруг…

Мы заходим в дом. Комнату не узнать. У порога лежит коврик, стол покрыт ковровой скатертью, на окнах гардины, вместо железной кровати — никелевая с большими блестящими шарами. У стены стоит диковинный буфет, высокий, почти до потолка. Зинка перехватывает мой взгляд и говорит:

— Сервант!

— Что? — не понимаю я.

— Сервант. Так буфет называется.

А я и не знала, что буфет называют сервантом!

Посреди комнаты я вижу еще одну, в самом деле необычную вещь: кресло на выгнутых, как у санок, полозьях. Зинка садится в него и качается. Так вот зачем она затащила меня — креслом похвастаться!

— Кресло-качалка! — торжественно объясняет она. — Хочешь — покачайся, только не очень сильно.

Я осторожно сажусь в кресло, точно оно стеклянное. Придумают же такое — качели в комнате! Я закрываю глаза, мне становится необыкновенно тепло и приятно. Кажется, я плыву в облаках и они несут меня туда, где нет войны, где круглые сутки светит яркое солнце и плещется теплое, ласковое море. Я вижу волны, желтый песчаный берег и белых чаек над морем…

— Это еще что такое?! — пронзает меня насквозь визгливый голос.

Я вздрагиваю и открываю глаза. Передо мной стоит Зинкина мать и показывает рукой на дверь.

— А ну прочь отсюда, голодранка! Расселась! Разлеглась! Для тебя я тащила его сюда? Прочь!

Я вскакиваю и бегу вон из комнаты.

3

Стук в дверь — и в то же мгновение у каждого на лице страх. Мы смотрим на Витю. Он качает головой: мол все в порядке. Значит, никакой опасности нет.

— Пойду открою. Фрицы не так стучат, — говорит мама.

Из передней доносится ее голос:

— О, какие гости! Давненько вас не было. Раздевайтесь, проходите, пожалуйста.

Я догадываюсь, кто пришел. Никого другого мама не могла так встретить. Эрик входит не один.

— Мой друг Вацек Илевич, — говорит он. — Пришли от снега прятаться. Можно?

— Конечно! Ваш друг — наш друг. Вы же знаете, как мы обязаны вам.

Эрик жестом останавливает маму. Она суетится:

— Таня, убери со стола. Мама, поставьте чайник, пусть греется.

Я убираю посуду, бабушка идет на кухню. Эрик говорит маме:

— Не беспокойтесь, пожалуйста, мы только что позавтракали. — Он прикладывает руку к сердцу. — Мы к вам по срочному делу. Мой друг Вацек Илевич музыкант и первоклассный мастер по проводке радио, вот и решили: довольно вам слушать вьюгу, шум дождя да гул самолетов, мы поставим вам радио.

— Ой, что вы, зачем столько хлопот? Мы уже и отвыкли от него.

Про себя я умоляю маму: «Не отговаривай, пускай проведут. Я так хочу радио!»

— Какие хлопоты! Это моя благодарность за ваш чудесный подарок — за пластинку. Действуй, Вацек.

Вацек одет в форму железнодорожника. Он осматривает стены, ищет старую проводку. Я подбегаю к нему и показываю, где у нас до войны висело радио. Вацек нашел в углу у самого потолка тоненький хвостик проволочки, вынул из чемоданчика инструменты и принялся за дело.

Наконец наступила торжественная минута: сначала послышались звуки непривычной музыки, потом музыка оборвалась и вступил голос диктора…

— Передача из костела, — объяснил Эрик. — В городе траур.

— Я видел спущенные флаги. Почему-то все кинотеатры закрыты, — сказал Витя.

Эрик улыбнулся:

— Ваши разбили армию Паулюса под Сталинградом. Есть отчего горевать.

Почему Витя расспрашивает Эрика? Про Сталинград Витя сказал нам еще несколько дней назад. А теперь он расспрашивает об этом Эрика. Почему?

Эрик поднялся со стула.

— Нам пора, служба. — Потом задумался на минутку и сказал, уже стоя у двери: — Пластинка ваша осталась в Германии. На Новый год собрались мои друзья — поляки и немцы. Мы спустили шторы на окнах, проверили, хорошо ли закрыта дверь, и я поставил вашу пластинку. Это был великолепный новогодний сюрприз моим друзьям. Если бы вы только видели их лица! Большое вам спасибо.

— Удивительный человек, — сказала мама, когда за Эриком закрылась дверь. — Ходит в немецкой форме, офицер, а говорит такое…

4

Подошвы моих ботинок стали совсем тонкие. Ногам было сыро и холодно. Отец вырезал картонные стельки и положил в ботинки. Но их хватило не надолго.