Иван Евсеенко - Заря вечерняя

• Название: Заря вечерняя
• Автор: Иван Евсеенко
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1989
• ISBN: 5-268-00193-0

Проблемы современной русский деревни: социальные, психологические, бытовые — составляют основное содержание сборника. Для прозы воронежского писателя характерны острота постановки социальных вопросов, тонкое проникновение в психологию героев. В рассказах и повестях нет надуманных сюжетов, следуя за потоком жизни, автор подмечает необыкновенное в обыденном. Герои его произведений — скромные труженики, каждый со своим обликом, но всех их объединяет любовь к земле и работе, без которой они не мыслят человеческого существования.

---

— Ну что, причастимся? — весело засуетился он.

— Да я что-то не хочу, — попробовал отказаться Афанасий, по Гулена опять слов его не расслышал, ловко разлил вино и уже стоял с полустаканчиками наготове:

— Бери! Замочим строение, чтобы стояло, не падало.

— Оно и так уже замочено по самые окна, — усмехнулся Афанасий.

— Бери, бери, — ехидно подмигнул ему Гулена, давний любитель выпивок и гульбищ. — Наше дело охранное — главное, чтоб замки были целы!

Афанасий снова усмехнулся, чокнулся с Гуленой, который нетерпеливо тянулся к нему своим полустаканчиком, и выпил.

Вино показалось ему каким-то приторным, переслащенным, но он не сказал об этом Гулене, осторожно приладил полустаканчик на крылечке и спросил:

— Как живешь-можешь, дед Гулена?

— Ого-го, Афанасий Ильич, — весело повел посоловелыми глазами тот. — Живу-здравствую!

Афанасий постоял немного рядом, закусывая вино краюшкой хлеба и луком, которые заботливый Гулена тоже достал из кармана, а потом перевел разговор на другое:

— Начальство здесь какое-либо бывает?

— Чего? — приставил к уху ладонь Гулена.

— Начальники, говорю, сюда какие-нибудь наведываются? — повторил Афанасий.

— Ах, начальники! А как же — наведываются. Иван Алексеевич приезжает, папироски мы с ним курим…

— А Николай мой не бывает? — чуть помедлив, спросил Афанасий.

— Не-е, ни разу не был, — тоже не торопясь ответил Гулена и опять засуетился возле бутылки, начал разливать по второму полустаканчику.

Афанасий слушал его безумолкную скороговорку насчет жизни и веселья, не всегда к месту вставлял слово-другое, а сам все смотрел и смотрел на церквушку, вспоминая и детские свои игры, и венчание с Екатериной Матвеевной, и скорбные деревенские отпевания, которые тоже свершались здесь же, под этими сводами…

Второй полустаканчик Афанасий выпил поспешно, торопливо и, не дав Гулене как следует разговориться, вдруг пошел назад к лодке по топкой, заросшей подорожником тропинке.

Гулена кричал ему что-то вслед, махал посошком, но Афанасий не отзывался. Он быстро столкнул лодку на воду, навалился на весло и начал выгребать подальше от берега. Оглянулся назад он лишь на самой середине моря, откуда церквушка казалась совсем уже маленькой, а Гулену и вовсе не было видно…

* * *

Володя заходил теперь к Афанасию совсем редко. В доме у него по-прежнему не ладилось. Петька все болел и болел, рос худеньким, бледным, как картофельный росток. Надежда, глядя на него, тоже чахла, худела. Володю она больше не корила, не настаивала на отъезде, а лишь молча, в одиночку плакала.

А тут еще Анна Митрофановна… Летом, пока было сухо, вёдрено, она крепилась, помалу хлопотала возле дома, помогая Надежде обихаживать Петьку. С началом же дождей, осени совсем расхворалась, стала жаловаться на боли в ногах, в пояснице, а потом вовсе слегла и запросилась в город, к старшей дочери. Володя, как мог, отговаривал ее, приводил в дом Лидию Васильевну, но ничего не помогло — мать стояла на своем: хочу в город, в тепло, пропадите вы пропадом со своим морем! Пришлось Володе смириться. Выпросил он у Ивана Алексеевича легковую машину и отвез Анну Митрофановну в город.

Несколько дней после ее отъезда в Володином доме все было вроде бы спокойно и мирно, а потом опять пошли разлады. Надежда осмелела и все настойчивей стала звать Володю к себе домой. Володя не сдавался: все, мол, образуется, надо только пережить осень, потерпеть еще самую малость… А осени этой, кажется, не было ни конца ни краю. Дожди шли без перерыва, моросили и моросили с утра до вечера. Вода в горнице у Володи подступила к самым половицам, они разбухли, стали коробиться, не помогали никакие обогреватели и угли, которые Володя начал расставлять по углам на листах жести. От них лишь исходил угарный древесный запах, который тут же смешивался с сырым, похожим на пар в предбаннике воздухом, зависал вначале под потолком, тоже отсыревшим, мокрым, с отвалившейся кое-где штукатуркой, а потом расползался по всему дому сизоватым прогорклым дымом…

Надежда от этого дыма несколько раз опасно угорала и теперь, как только Володя начинал заниматься с углями, убегала вместе с Петькой в дом к Афанасию. Екатерина Матвеевна усаживала их за стол, поила чаем, угощала Петьку вареньем. Беседы у Надежды и Екатерины Матвеевны всегда были об одном и том же — о море: как жить возле него, как спасать Петьку от простуды, как уговорить Володю уехать.

Афанасий старался участия в этих беседах не принимать. Посоветовать что-либо дельное он не мог, а сидеть просто так, слушать в общем-то справедливые женские обиды у него не хватало терпения. Он выходил из дому и шел к морю, которое бушевало и пенилось в осенней промозглой слякоти. Иногда Афанасию казалось, что морю тесно и нехорошо среди берегов и оно хочет выплеснуться на простор, на деревенские огороды и улицы, где так свежо и чисто, где сейчас, в осеннюю пору, цветут в палисадниках астры. Но выплеснуться ему не дано…

С утра до вечера море было теперь совершенно пустынным, никто не рисковал плавать по нему, ни рыбаки, ни лодочники. Одни лишь чайки да воронье бездумно носились над его просторами, кричали и спорили, отнимая друг у друга небогатую добычу. Редко когда проносилась по морю моторная лодка не очень нужного сейчас рыбнадзора, да трубил, возвращаясь домой полупустым, прогулочный пароходик.

Зато все чаще и чаще стал появляться в последние дни в море одинокий Володин парус. Иногда почти до самой темноты маячил он далеко на горизонте в туманной мороси, какой-то тусклый и почерневший от дождей. Надежда теперь не жалела Володю и не ждала его, как бывало раньше, на берегу, а лишь изредка поглядывала на море и затаенно вздыхала, прижимая к себе поплотней Петьку:

— Пусть мокнет! Пусть… раз не хочет уезжать отсюда!

Чем бы все это у них закончилось, никому неизвестно.

Может, помирились бы со временем, нашли какой-либо выход, а может, наоборот, развелись бы, расстались навсегда — молодежь на эти дела сейчас быстрая, решительная… Но повернулось все по-другому…

Однажды под вечер, когда Афанасий только что приехал из леса и сел ужинать, Надежда забежала к ним в дом совсем встревоженная, перепуганная.

— Ну, что там у вас случилось, что стряслось? — начал расспрашивать ее Афанасий.

— Петька заболел, — сдерживая слезы и рыдания, ответила Надежда.

— Простуда небось?

— Не-ет, — зашлась в плаче Надежда.

— А что же тогда?

— Малярия! Лидия Васильевна говорит, что малярия.

— Господи, да откуда она у нас? — усадила Надежду на диван Екатерина Матвеевна.

— Не знаю…

Афанасий не стал больше утешать Надежду, он снял с вешалки брезентовый плащ и, кутаясь в него от дождя, пошел в дом к Володе, чтоб самому на месте поглядеть, что она там за малярия. Лидия Васильевна наговорить может всякого, ей лишь бы попугать Володю с Надеждой, заставить их поскорее уехать из Старых Озер. Хлопот ведь с ними Лидии Васильевне много: к Петьке надо ходить и днем, и ночью, если вдруг поднимется у него температура. Да и врач она еще так себе, всего лишь второй год после института. Малярии этой самой небось в глаза не видела.

Афанасий зашел в дом к Володе, бросил возле порога плащ и сразу — в боковушку, к Петьке. Володя остановил его, подал знак:

— Тише, вроде бы уснул.

Афанасий потихоньку на цыпочках подошел к Петькиной кроватке, поглядел на его личико, бледненькое, почти бескровное, на темненькие кружочки под глазами и вздохнул:

— Похоже, Володя, малярия.

— А может, все-таки что другое? — попробовал сомневаться Володя. — Может, грипп какой-либо?

— Нет, вроде бы малярия, — опять вздохнул Афанасий, хотя и понимал, что сейчас, наверное, лучше было бы обмануть Володю, поддержать в нем сомнение и недоверие к Лидии Васильевне.

Но этим уж горю не поможешь! Заберут Петьку в больницу в инфекционное отделение, а там врачи опытные — малярию эту разгадают в один миг, и Володе будет еще хуже. Времени тут терять нельзя, Петьку немедленно надо увозить из Старых Озер.

Афанасий отошел к окошку, начал смотреть на улицу, на затянутое осенней моросью водохранилище, начал думать и размышлять: что же будет здесь дальше, как будут здесь жить староозерцы через пять, десять, через двадцать лет?.. Ничего хорошего ему в голову не приходило, и он уже собрался было вернуться назад к Володе, чтоб зря, по-пустому не надрывать себя, не мучить. Но в это время в дом забежали, укрываясь от дождя под одним платком, Надежда и Екатерина Матвеевна. Володя замахал было на них руками, уговаривая не шуметь, но Надежда вдруг накинулась на него с рыданиями и криком, стала теснить к двери:

— Ну, что, дождался?! Дождался?!

Володя молча отступал от нее, не пытаясь никак оправдываться и защищаться. А Надежда все теснила его и теснила: