Артур Миллер - Цена

• Название: Цена
• Автор: Артур Миллер
• Издательство: Журнал "Иностранная Литература" №6
• Жанр: Драма
• Год: 1968

«Цена» — психологическая драма в двух актах и всего с четырьмя действующими лицами. Два сына бизнесмена, разорившегося в годы так называемого «великого кризиса», избрали в жизни разные дороги. Мы застаем их в драме Миллера в тот момент, когда их сводит вместе необходимость ликвидировать оставшуюся после смерти отца старую мебель, стоявшую на чердаке предназначенного на снос дома.

---

Артур Миллер Цена

The Price by Arthur Asher Miller (1968)

Перевод с английского К. Симонова и А. Симонова

Драма в двух действиях

В журнале «Сэтердей ивнинг пост» опубликована новая пьеса Артура Миллера «Цена», премьера которой состоялась в Нью-Йорке.

Я давно люблю драматургию Миллера, которая обычно с каждой его новой работой открывает перед читателями и зрителями все новые грани его дарования, все новые глубины человеческой психологии.

Однако для меня лично самой значительной и оставившей наиболее глубокий след в моей душе встречей с Миллером-драматургом была до сих пор его «Смерть коммивояжера». И сейчас, когда я познакомился с его последней пьесой «Цена», это чувство высокого волнения от встречи с большим явлением искусства вновь овладело мною.

«Цена» — психологическая драма в двух актах и всего с четырьмя действующими лицами. Два сына бизнесмена, разорившегося в годы так называемого «великого кризиса», избрали в жизни разные дороги. Мы застаем их в драме Миллера в тот момент, когда их сводит вместе необходимость ликвидировать оставшуюся после смерти отца старую мебель, стоявшую на чердаке предназначенного на снос дома.

Разговоры вертятся вокруг продажи и оценки этой мебели, но в драме речь, разумеется, идет не об этом. Речь идет об оценке той жизни, которую прожили оба брата в условиях современного американского общества, о подлинных и мнимых нравственных ценностях и о том, как дорого обходится человеку стремление оставаться самим собою.

Эта драма, на мой взгляд, содержит глубокий критический анализ многих устоев того общества, на материале жизни которого она написана. А вместе с тем она полна веры в нравственные силы и нравственные возможности человеческой личности, не желающей капитулировать перед жизнью, как бы ни была она тяжела и сложна.

Константин Симонов

А. Миллер на репетиции своей пьесы в театре «Мороско» на Бродвее.

Действующие лица:

Виктор Франц.

Эстер, его жена.

Уолтер Франц.

Грегори Соломон.

Действие первое

Сегодня.

Мансарда старого, четырех- или пятиэтажного доходного дома в Манхэттене. Дневной свет еле пробивается через заросшее грязью чердачное окно. Еще немножко света проникает из глубины сцены через окно в задней стене; на его закопченном стекле свежей известкой намазан косой крест: дом подлежит сносу. Верхний свет падает прямо на обшарпанное большое кресло, стоящее как раз посреди сцены. Жилым кажется лишь небольшое пространство вокруг этого кресла; здесь стоят еще несколько стульев и диван. А дальше во все стороны, впритык к стенам, до самого потолка громоздятся вещи. Собрав с огромной квартиры, весь этот хаос вещей когда-то впихнули в одну комнату.

На авансцене стоит одинокая, голая, без чехла, арфа с облупившейся золоченой рамой.

В глубине справа — дверь в спальню.

На авансцене слева — дверь, очевидно ведущая в коридор и на лестничную клетку.

Из двери слева входит Виктор Франц в форме сержанта полиции. Он останавливается, делает несколько неуверенных шагов, снова останавливается и смотрит на часы.

Делает еще несколько бесцельных шагов и вдруг, заметив оказавшуюся рядом арфу, сам не зная зачем, дергает за струну. Арфа издает чуть слышный звук. Он подходит к старому патефону, заводит и ставит пластинку. Услышав пение Галахера и Шина, он улыбается чему-то и, пока звучит музыка, подходит к двери спальни. Заглянув туда, возвращается и садится на подлокотник стоящего посреди сцены кресла. На подставке рядом с креслом лежит груда старых газет. Он пытается вытащить одну, но листы ее, шурша, вываливаются у него из рук. Он встает и идет, огибая нагромождения мебели, изредка дотрагиваясь рукой то до одного, то до другого. Словно вспомнив что-то, разгребает рухлядь и извлекает оттуда маску для фехтования. Потом — рапиру. Несколько раз рубанув рапирой воздух, встает в первую позицию: левая рука вверх, ноги под прямым углом; делает серию выпадов.

Почувствовав боль в спине и опустив рапиру, несколько раз сгибается и разгибается. Снова становится в позицию и проводит длинную атаку. Положив рапиру, сжимает и разжимает затекшие с непривычки кисти. сгибает и разгибает колени, массирует бедра.

Присев на край стола, ждет, когда кончится пластинка, снова заводит патефон и ставит другую пластинку. Это «смеющаяся пластинка»: мужчина и женщина поочередно тщетно пытаются что-то выговорить сквозь приступы смеха.

Он улыбается. Хмыкает. Начинает смеяться. Его разбирает все больше и больше и, наконец, так складывает пополам от смеха, что он даже делает шаг, чтобы удержать равновесие.

Входит его жена Эстер. Появившись из левой двери у него за спиной, она ищет глазами, кто же это так неудержимо хохочет вместе с ее мужем.

На лице ее блуждает улыбка. Она идет к мужу. Услышав ее шаги, Виктор оборачивается.

Эстер. Что тут происходит?

Виктор. Эге! (Снимает мембрану и улыбается, пожалуй, немножко смущенно.)

Эстер. С лестницы можно было подумать, что тут целая компания.

Он целует ее в щеку.

Что за пластинка?

Виктор (не сумев скрыть неудовольствия). Где это ты пила?

Эстер (смеясь). Я же тебе говорила. Я была на осмотре.

Виктор. И это называется — доктор! Сам же не велел тебе пить.

Эстер (смеясь). Одна рюмка! От одной рюмки со мной ничего не сделается. У меня все в порядке. А он просил передать тебе привет.

Виктор. Очень приятно… Если тебе нужно что-нибудь из всего этого… А то через несколько минут придет покупатель.

Эстер (озираясь, со вздохом). Боже ты мой, смешно, правда? Здесь все стало как-то не так, а?

Виктор. Да нет, в общем-то все как было. Только вон там стоял мой стол и койка. А так все то же…

Эстер. Раньше мне тут многое казалось претенциозным. А в то же время во всем этом чувствуется какая-то индивидуальность. Кое-что теперь, кажется, снова в моде. Но куда это воткнешь? А этот шкаф симпатичный!

Виктор. Это мой. А вон там — шкаф Уолтера. Парный.

Эстер. Так и не пробился к нему?

Виктор. Сегодня звонил ему, утром, еще раз. Он был на консилиуме.

Эстер. Где? Там же, у него в больнице?

Виктор. Там же. Дежурная сестра ходила докладывать ему, а я ждал у телефона. Ладно. Пусть так. Я его предупредил, и теперь руки у меня развязаны.

Эстер. Может, лучше мы договоримся с тобой и где-нибудь встретимся? Мне что-то не по себе здесь.

Виктор. Я думаю, мы долго не провозимся. Сядь, отдохни; покупатель будет с минуты на минуту.

Эстер (садится на кушетку). Во всем этом есть что-то до такой степени отвратительное, просто не могу сказать! Меня так бесит вся:>та история!

Виктор. А ты не накачивай себя. Продадим вещи — и конец. Кстати, билеты в кино уже у меня в кармане. Забежал по дороге.

Эстер. Хорошо. Особенно если картина будет стоящая.

Виктор. Еще бы не стоящая! Пять долларов за два билета!

Эстер. Ну и наплевать, лишь бы куда-нибудь пойти. (Оглядывается по сторонам.) Господи… Поднималась сюда по лестнице — и на всех площадках двери настежь… Все! Даже не верится.

Виктор. Со старыми домами это происходит каждый день. Сегодня с одним, завтра с другим.

Эстер. Я знаю. Но когда идешь по такому дому, кажется, что тебе самой сто лет. Ненавижу пустые комнаты. (Встает, подходит к арфе.) Который час?

Виктор (взглянув на часы). Без двадцати шесть, он вот-вот будет.

Она дергает струны арфы.

За это должны дать приличные деньги.

Эстер. Тут за многое должны дать приличные деньги. Только поторгуйся как следует. А не бери сразу сколько дадут.

Виктор. Не волнуйся. Во всяком случае, задаром не отдам.

Эстер (подходит к патефону). Что за пластинка?

Виктор. Это «смеющаяся пластинка». В двадцатые годы они были нарасхват.

Эстер. Неужели ты помнишь?

Виктор. Смутно. Мне было пять или шесть. Их крутили, когда собирались компанией. Уж не помню: не то спорили — кто дольше не засмеется, не то просто садились вокруг и смеялись.

Эстер. Здорово придумано!

Виктор. А ты сегодня хороша!