Генри Каттнер - Долина Пламени (Сборник)

• Название: Долина Пламени (Сборник)
• Автор: Генри Каттнер
• Издательство: Северо-Запад
• Жанр: Космическая фантастика
• Год: 1993
• ISBN: 5-8352-0271-7

Издательство «Северо-Запад» продолжает публикацию незаслуженно забытых (как в России, так и в Америке) произведений замечательного американского писателя-фантаста Генри Каттнера (1915–1958), начатую предыдущим каттнеровским томом серии — «Ярость». В предлагаемую книгу вошли романы «Долина Пламени» (1946), «За Земными Вратами» (1949), цикл рассказов, объединенный впоследствии в роман «Мутант» (1953), а также продолжен знаменитый каттнеровский сериал о Хогбенах. Некоторые произведения написаны Г. Каттнером в соавторстве с Кэтрин Мур, однако какие именно — достоверно не установлено до сих пор. Завершается том последним опубликованным при жизни автора рассказом «Крестный путь сквозь века». За исключением нескольких рассказов, все произведения на русском языке публикуются впервые.

---

Убийства, ловко выдаваемые за дуэли или несчастные случаи; тайное вредительство в десятках отраслей, от инженерного дела до издательской деятельности; пропаганда, семена которой осторожно разбрасывались в нужных местах, — и цивилизация пришла бы к своему развалу, если бы не один сдерживающий фактор.

Лыски, истинная, непараноидная мутация, сражались на стороне старой расы. Они не могли иначе. Они понимали, в отличие от ослепленных манией параноидов, что рано или поздно нелыски узнают о шахматной партии, и тогда ничто не сможет остановить всемирный погром.

В течение какого-то времени параноиды имели одно преимущество — специализированный диапазон, в котором они могли телепатически общаться, длину волны, которую невозможно было перехватить. Затем ученый из лысок сконструировал шлемы-шифраторы с высокочастотной модуляцией, также неперехватываемой. Пока у лыски под париком был такой шлем, его мысли мог читать только другой Немой.

Именно так их стали называть — маленькую, сплоченную группу лысок, поклявшихся полностью истребить параноидов; по существу, они были вроде полицейских, действующих втайне и никогда не снимающих шлемы, отсутствие которых лишало их возможности полного двустороннего контакта, играющего столь важную роль в духовной жизни лысок.

Они добровольно отказались от существенной части своего наследия. Любопытный парадокс заключался в том, что, только жестко ограничив свои телепатические возможности, могли эти немногие лыски пользоваться своим оружием против параноидов. А боролись они за наступление времени окончательного объединения, когда доминантная мутация станет настолько могучей численно, что во всем мире не будет нужды в ментальных барьерах и психических запретах.

Пока же, оставаясь самыми могущественными среди расы лысок, они не могли испытывать, кроме как в очень ограниченных масштабах, всепоглощающего удовлетворения от мысленных круговых бесед, когда сотня или даже тысяча разумов встречались и, слившись, погружались в глубокий, бесконечный покой, доступный только телепатам.

Они тоже были нищими в бархате

III

— Что с тобой, Дьюк? — вдруг спросил Буркхальтер.

— Ничего. — Хит остался неподвижным.

— Не надо сказок. У тебя мысли плывут.

— Может, и так, — сказал Хит. — Дело в том, что мне нужно отдохнуть. Я люблю свою работу, но иногда она меня очень расстраивает.

— Что ж, возьми отпуск.

— Не могу. Слишком много дел. У нас такая высокая репутация, что пациенты идут отовсюду. Наш психологический санаторий — один из первых, где лыски начали проводить всесторонний психоанализ. Конечно, это продолжается много лет, но более или менее sub rosa[21]. Людям не нравится, что лыски копаются в их мыслях или в мыслях их родственников. Однако поскольку эффективность нашего обследования бесспорна… — У Хита загорелись глаза. — Мы можем оказать большую помощь даже при психосоматических заболеваниях, а все незначительные расстройства — это наш хлеб. Понимаешь, главный для пациента вопрос — почему? Почему ему добавляют яд в пищу, как он считает, почему за ним следят, и так далее. Если найти полный ответ на этот вопрос, то, как правило, необходимые путеводные нити — в наших руках. А средний пациент чаще всего закрывается в своей раковине, когда его начинает расспрашивать психиатр. Но… — Возбуждение Хита росло. — Но это величайшее достижение в истории медицины. Лыски существуют со времени Взрыва, и только сейчас врачи открывают нам двери. Критическое сопереживание. Психотический больной скрывает мысли, поэтому его трудно лечить. А у нас есть ключи..

— Чего ты боишься? — тихо спросил Буркхальтер.

Хит остановился на полуслове. Он молчал, разглядывая свои ногти.

— Это не страх, — сказал он наконец. — Это профессиональное беспокойство. Да ну, к черту ничего не значащие слова. На самом деле звучит все гораздо проще: нельзя вываляться в грязи и не запачкаться.

— Понимаю.

— Правда, Гарри? Суть вот в чем. Моя работа заключается в прощупывании мыслей ненормальных. Не так, как это делает обычный психиатр. Я проникаю в сознание, и вижу, и чувствую их мировосприятие, знаю их страхи. Невидимый страх, который поджидает их в темноте, — это для меня не просто слово. Я нормальный, и я смотрю глазами сотен ненормальных людей. Оставь мой мозг на минутку, Гарри. — Он отвернулся.

Буркхальтер не знал, как быть.

— Хорошо, — сказал Хит, — оглядываясь вокруг. — Я все-таки рад, что ты заговорил об этом. Очень часто я замечаю, что испытываю слишком большое сострадание. В таких случаях я либо поднимаюсь в вертолете, либо присоединяюсь к круговой беседе. Попробую организовать такую сегодня вечером. Примешь участие?

— Непременно, — ответил Буркхальтер.

Хит небрежно кивнул и вышел. Донеслась его мысль:

Лучше, если меня здесь не будет, когда появятся Бродячие Псы. Если только ты…

Нет, — подумал Буркхальтер, — со мной все будет в порядке.

О’кей. Тут к тебе доставка.

Буркхальтер открыл дверь как раз вовремя, чтобы впустить мальчика-рассыльного от бакалейщика, приехавшего на электрокаре с прицепом. Он помог убрать продукты, проследил, чтобы пиво было достаточно охлажденным, затем нажал несколько кнопок, чтобы обеспечить запас угощений, приготовленных в скороварке. Бродячие Псы были не дураки поесть.

После этого он, оставив дверь открытой, откинулся в ожидании за своим столом. В офисе было жарко; он расстегнул воротник и сделал прозрачными стены. Кондиционеры начали охлаждать комнату, но вид широкой долины внизу был не менее освежающим. Ветви высоких сосен колыхались на ветру.

Это было не похоже на Нью-Йелл, один из самых больших городов, который почти целиком специализировался на образовании. Секвойя, с ее огромной больницей и ее целлюлозной промышленностью, была близка к полной самостоятельности. Связанная с остальным миром только воздушным транспортом и телевидением, она лежала чистая и привлекательная, раскинувшись белым, зеленым и пастельным пластиком вокруг быстрых вод бегущей к морю реки.

Буркхальтер сцепил руки сзади на шее и зевнул. Он чувствовал необъяснимую усталость — это бывало с ним время от времени вот уже несколько недель. Не то чтобы работа была тяжелой — наоборот. Но переориентация на новую должность оказалась не такой простой, как он думал. Первоначально он даже не подозревал о наличии всех этих сложных взаимосвязей.

Барбара Пелл, например. Она явно представляла опасность. Возможно, больше, чем кто-либо, она была духовным вождем секвойских параноидов. Нет, не в отношении планируемых действий. Но она зажигала, как огонь. Она — прирожденный лидер. А сейчас здесь собралось слишком много параноидов. Они прибывали сюда якобы по вполне объяснимым причинам: кто по делам, кто по поручению, кто на отдых; но город уже был забит ими, грубо говоря. Нетелепаты по-прежнему численно превосходили как лысок, так и параноидов; примерно такая же картина имела место и во всем мире.

Он вспомнил своего деда, Эда Буркхальтера. Если кто из лысок ненавидел параноидов, так это он. И, надо полагать, были на то причины, поскольку один из первых заговоров параноидов — в то время это была попытка одного маньяка — непосредственно коснулся разума сына Эда, то есть его отца, Гарри Буркхальтера. Как ни странно, Буркхальтер помнил худое, суровое лицо своего деда отчетливее, чем более мягкое лицо отца.

Он снова зевнул, стараясь погрузиться в покой открывающегося за окнами вида. Другой мир? Возможно, лишь в глубоком космосе лыска мог когда-нибудь совершенно освободиться от этих раздражающих мысленных фрагментов, которые он ощущал даже сейчас. А без этих постоянных отвлечений, когда разум не имеет никаких преград… Он блаженно потянулся, пытаясь представить свое тело в невесомости и провести параллель к мозгу. Но это было невозможно.

Безусловно, лыски родились раньше времени, это искусственно ускоренная мутация, вызванная воздействием радиоактивности на человеческие гены и хромосомы. Поэтому и было неподходящим их теперешнее окружение. От нечего делать Буркхальтер поразмышлял над перспективой жизни их расы в глубоком космосе, где бы каждый отдельный разум был столь тонко настроен, что даже ближайшая из любых чужеродных личностей не нарушала бы гладко текущие процессы совершенного мышления. Приятно, но непрактично. Это был бы тупик. Телепаты не были сверхлюдьми, как это утверждали параноиды. В лучшем случае, они обладали одним фатально чудесным чувством — фатальным, поскольку оно было смешано с самой обычной глиной. У настоящего сверхчеловека телепатия была бы всего лишь одним чувством среди десятка других, которые трудно даже вообразить.