Наталья Костюк - Суматошные дни

• Название: Суматошные дни
• Автор: Наталья Костюк
• Жанр: Короткие истории

---

Наталья Костюк Суматошные дни

Пролог

В маленьком белорусском городе Кобрине, где всякая пядь земли вместо газонов рачительно возделана под огороды, немногочисленные горожане знают друг друга почти что наперечет. Уму непостижимо, как смогла сохранить своё инкогнито окраинная пыльная улочка Спортивная, замысловато петляющая по–над речкой Мухавец. Мало кто в городе знает о ее существовании вдоль бесконечной череды крашеных деревянных домиков и аккуратных огородиков перед ними.

Коротка и неблагодарна память людская. Улочка знавала когда–то лучшие времена, а жители ее всегда славились смешливым нравом и умением обнаружить для себя пользу в том, до чего никто другой ни в жизнь бы додуматься не смог. Правда, теперь уж нипочём не припомнить того шутника из местных, кому первому взошло на ум назвать кривую сонную улочку Спортивной. Зато сохранилось устное предание о Мухавце. По уверениям старожилов, он был назван так потому, что в здешних широтах никогда не водилось ни мух, ни даже овец. Что самое интересное, это — сущая правда. Испокон веков на улочке водились только огороды. Но, батюшки мои — какие!

Хороши мухавецкие огороды… Радуют пытливый взор случайного прохожего ровные, выверенные до сантиметра, ряды грядок; успокаивает любую мятущуюся душу яркая зелень произрастающих на них по весне огурцов. В суровые 20‑е годы минувшего столетия, когда весь мир горячо сочувствовал далёкой стране Америке, впавшей в Великую депрессию по причине введения там «сухого закона», владельцы мухавецких огородов первыми вызвались оказать реальную помощь страждущим. Они незамедлительно поставили на широкую ногу бесперебойный вывоз на экспорт объемных дубовых бочек со своими огурцами, заквашенными по особому рецепту. И хотя в достоинствах американских разносолов в ту пору тоже невозможно было усомниться, именно продукция улочки Спортивной обрела вдруг немыслимую славу.

Секрет мирового признания таился не очень глубоко: на дне дубовых бочек. Здесь, под сенью прохладной огуречной зелени, скрытно пересекали Атлантику многолитровые фляги с вожделенным по ту сторону океана горячительным напитком. Хитроумная эта затея самым благотворным образом сказалась на процветании улочки и позолотила тогда не одну сотню местных кошельков.

Но отшумели и стихли вдали крылья былой славы, и нынче улочка Спортивная уже не та. Застойный период в истории ее развития сказывается во всем: в безвестности, в запустении, в едва слышном журчании некогда полноводного Мухавца. В прежние времена, не зная удержу, улочка убегала далеко за горизонт. Однако с тех пор, как поперёк её пути своевольно воздвиглось здание городской конторы «Культобразпросвет», она глухим тупиком с размаху уткнулась в высокий конторский забор и навсегда прервала здесь свой стремительный бег.

Глава I. День благодарения

Белокаменное здание конторы, частично окрашенное в тёмно–красный цвет, приютило под своей крышей пятьдесят девять жителей улочки. Свою нелегкую работу в «Культобразпросвете» они раз и навсегда положили для себя считать престижной и удобной. Как–никак контора обеспечивала для всех необходимый прожиточный минимум, к тому же и размещалась неподалеку от домашних огородов.

Ни для кого из пятидесяти девяти не представлял особого секрета тот непреложный факт, что своим благоденствием они обязаны главной управляющей «Культобразпросветом». Именно она, Элиза Радивиловна Голомавзюк, никому не отказав в приёме на работу в тяжёлые для улочки времена, сумела почти бесплатно осчастливить столь огромное по местным меркам число народу. Чувство острой благодарности к ней у конторских служащих было и вполне резонным, и по–человечески понятным. Когда однажды накануне главного события года — перезаключения трудовых контрактов — это чувство приобрело особо напряжённый и затяжной характер, председатель профкома Зиночка объявила о профсоюзном собрании.

Дружно и быстро, не как всегда, пятьдесят девять членов профсоюза сосредоточились на небольшом пространстве столовой, обычном месте неформальных встреч в конторе. Собрание надлежало провести оперативно и скрытно, чтобы его решение явилось для Элизы Радивиловны приятным сюрпризом. Для отвода её глаз конторского живописца Федю обязали шумно, но достоверно изображать вдохновенный труд над созданием очередного, включённого в квартальный план, художественного полотна. Под завораживающе–ритмичное шуршанье Фединой кисти удобно было незамеченными проникнуть за дверь столовой, чтобы здесь без помех обсудить доступные способы снискания благосклонности самой недоступной женщины «Культобразпросвета».

— Ах, я вся из себя в растерянности! — вымученным голосом известила собрание Зиночка. — Если мы сегодня же не придумаем, как отблагодарить Элизу Радивиловну, она может справедливо обидеться. Какие будут предложения?

— Солнце моё, объяви День благодарения! Как в Америке! — как всегда, не кстати пошутил известный конторский балагур дворник дядя Вася.

Раздосадованная присутствием на собрании дворника, Зиночка не удостоила его ни словом, ни даже взглядом. Наивно было бы рассчитывать при решении важной рабочей проблемы на моральную поддержку дяди Васи, который с тех пор, как заочно окончил философский факультет БГУ, неизменно кичился своим особым положением в конторе. «Мне таперича в этом вашем «Образинокультпросвете», — любил говаривать он, всякий раз рисуясь простонародным стилем речи, — окромя как своей метлы, терять абсолютно неча». В обычное время Зиночка, возможно, и позволила бы себе в чём–то согласиться с дворником. Но на сей раз обстоятельства складывались столь необычно, что лично для нее вели к потерям, гораздо более значительным, чем метла, и Зиночка чуть–чуть беспокоилась. Она была некогда профессиональной спортсменкой и даже небезуспешно участвовала в нескольких Олимпийских играх кряду. Но все равно отдел живописи, возглавляемый Зиночкой в настоящее время, работал несколько в ином направлении, и Элиза Радивиловна накануне перезаключения контрактов могла об этом невзначай вспомнить.

— Так, я жду оригинальных предложений по улучшению качественных показателей нашей работы, — уточнила свою мысль Зиночка, чтобы впредь лишить дядю Васю какого бы то ни было повода к неприличному шутовству. — Глеб Глебыч, может, у тебя что?

— Можно организовать для Элизы Радивиловны концерт художественной самодеятельности, — неуверенно отозвался молодой заведующий музыкальным отделом Глеб Глебович, или просто Глеб, — а может, даже и Величальную композицию.

Величальная композиция изначально задумывалась Глебом в сдержанном стиле маленького внутриведомственного торжества, с коллективным выездом на пленэр и итоговым фейерверком над ночным Мухавцом. Сценарий композиции был готов уже давно. Но предназначался он отнюдь не для той мелочной борьбы за право угощать Элизу Радивиловну бразильским кофе или венгерским сервелатом, которую ожесточенно вели между собой конкурирующие партии конторских служащих. Глеб принципиально не примкнул ни к одной из них. Зато и сумел, в ожидании удобного для себя момента, сохранить приятельские отношения поголовно со всеми. Осторожный и предусмотрительный, Глеб не счёл нужным ссориться даже с секретаршей. А между тем эта своенравная и гонорливая девица по прозвищу Лапонька наделала много шуму минувшей весной, когда ко Дню 8 марта, ни с кем не согласовав своих действий, преподнесла Элизе Радивиловне трёхъярусный праздничный торт. Повсюду в конторе тогда зазывно дымился дорогой бразильский кофе. но на фоне Лапонькиного торта он выглядел совсем невзрачно. Прошляпившие, по словам безжалостного дяди Васи, своё счастье отделы сильно вознегодовали. И только Глебу по–прежнему нравилось иногда переброситься с Лапонькой несколькими невинными словами и отдохнуть взглядом на её нежной шейке с кучеряшками за маленьким ухом.

Размеренное течение жизни заведующего музыкальным отделом омрачилось лишь недавно. Любимая дочь Элизы Радивиловны окончила музыкальное училище, и Глеб немедленно отреагировал на это знаменательное событие лихорадочным блеском в глазах и трехдневной щетиной на осунувшемся лице. В томительном предчувствии скорого перезаключения трудовых контрактов Глеб отчетливо понял, что его время, наконец, пришло. На собрание в столовую он явился со сценарием Величальной композиции наготове.

— Композиция — это хорошо, — одобрила Зиночка его начинание и торопливо записала что–то в своём блокноте, — но хотелось бы чего–нибудь более памятного и осязаемого, что запомнилось бы, можно сказать, на века.

— Давайте посадим какое–нибудь полезное дерево на память, — пробасил от распахнутого в сад окна завхоз Корзун, — вот вам и на века. Радивиловна век будет любоваться — не налюбуется.