Яна Гецеу - Теория неожиданности, или Loveц ощущений

• Название: Теория неожиданности, или Loveц ощущений
• Автор: Яна Гецеу
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004

---

Яна Гецеу Теория неожиданности, или lOVEц ощущений

«…А если кто меня обидит,

Я буду радостно дрожать…

…Я чист, Господи, чист,

Свят, Господи, свят!»

«Теплая Трасса»

«Мой ответный ход — шизофрения…»

КРОТ

— Здрасть, а Света дома?

— Нету ее, гулять ушла!

— Как — гулять?! А… а с кем

— Да не знаю я, черт бы вас всех пробрал, ухажеры!

Вот блин, даже и дверь не открыла! А сказать бы, я грубил, хамил, гадил бы тут под дверь! Так ведь нет! Тихий, вежливый мальчик. В косухе и грязных джинсах. С хайрами до лопаток. Но ведь косуха–то — новая, и хайры резинкой стянуты. А джинсы… ну, не отстирываются они. Харлею его байк надысь до двух ночи майстрячили. Легче, правда, не стало — только доколбасили его нафиг — еще бы, под «Sex Pistols» и портвейн–с–паленойводярой+пиво много наладишь! Приполз на бровях в пять утра… Влада меня порезала на ремни. Но я усиленно блевал в объятиях «белого друга», прикидываясь настоящим панком, и ее визги–писки долетали до надорванных металлом ушей урывками, между спазмами, помогая очистке организма — и на том спасибо! Когда я с превеликой натугой сполз к обеду, она швырнула в меня мазутно–бензиново–спиртовые штаны:

— Давай быстро, тварь, в ванную, я тебе воды набрала уже, порошок на антресолях.

— Угу, — это вслух, а мысль одна: «Пошла в жо–пу–у-у-у…»

— Только не свали там ничего, алкаш! — орет она мне в спину, вызывая новый приступ блевотины. Меня вырвало на штаны, которые я нес в руках, еле успел подставить.

— Смотри там, путем отстирывай, а не просто жмакай! — вопит Владушка — кровопивушка, — а то развел тут… Не дом, а притон токсикомана, гараж, твою мать!!!

Эх, а вот мать бы ей и не трогать! Нету у меня матери. Дура эта вот крашенная, красотка бессмысленная, злющая, как Цербер. Бешу я ее, добиваю, гопницу долбанную. Родная мать небось, не такая! Какая ни была, а все не так, не будет родная мать как эта змея травить! Я ее не ненавижу, собственно, за что? Орет — так и пусть, у Харлика родная родительница — крокодил–крокодилом, папа тиранозавр, крокодители, короче. А Влада меня кормит, поит, наливает. Футболку «Гр. Об.» вот мне на днюху преподнесла, и хату освободила. Курит, как паровозное депо, и мне на «пыхтелки» дает. С ней и выпить, и по душам побакланить можно. Я ее, возможно, даже люблю, по–своему. Красивая она баба, стерва! По секрету, так лет в 12–13 я ее так хотел, крыша съезжала, когда она меня унижала, просто выть был готов от желания. Вот с тех пор я и с одной стороны не выношу сексуальных извращений, а с другой тянусь к унижениям. И сам себя не понимаю — чего мне больше хочется — трахнуть стареющую мачеху наконец, или продолжать терпеть ее насмешки дальше? Ведь нравится же мне это… Когда она шлялась по утрам, злобно собираясь на работу передо мной почти не одетая, я завороженно следил за каждым ее резким движением. Знаете, как у Фишева:

«Я очень хочу тебя… мама!»

А уж тем более зная, что эта худая, злая женщина тебе не мать, и значит, в принципе можно… Она извратила мое сексуальное подсознание, сама того не подозревая. Разбудила страсть к кровосмешению, изврату. Тягу к боли и внутреннему мазохизму, унижениям. Я рад, когда в меня плюют те, кого я хочу. Когда они меня топчут и считают за ничтожество. Но и попросить об этом до сих пор никого не решился. Да и не столько у меня их и было–то, все простые девчонки с нормальными инстинктами — как можно было их о таком просить? Я просто представлял, помимо воли, что они мои сестренки… а они не понимали, если это с губ срывалось. И к тому же, все это слишком сложно, я и сам еще толком не определился, не хватает духу на откровенный разговор с самими собой — взять и признаться себе, что я и есть извращенец самый настоящий… чего я хочу больше — реальной, физической боли, или именно внутренних унижений, что слаще — когда тебя именно сознательно бьют, и каждая сторона честна с другой, все знают тут, что происходит — или круче для меня, когда как моя Влада, не подозревающая соучастница моих наслаждений, когда голова кружится от восторга и позора за самого себя? Она — на работу, уверенная, что воспитывает малолетнее ничтожество как положено, а я — в подъезд, маструбировать! «Мама, мама…»и руки липкие… знаю, не мама, но как будто… сладкое как будто… и какой бешеный позор, какой кошмар, я предаю память святой женщины, которую никогда не знал… хочется плакать, и корчиться, и просить, чтобы меня беспощадно били, били… красивая и властная худая женщина — Ах, ты дрянь, поганое ничтожество, как ты мог!!!! И вместо школы — иду в подворотню — и снова… о, а если кто догадается! И снова целый день в школе сгораю от боли самоуничижения — вдруг, по мне видно! Меня так распирает эта тайна, эта просьба боли… никто не видит — меня даже уважают одноклассники!! Я же отличник, несмотря ни на что. Я должен быть хорошим, и вдруг Влада меня приласкает за это! А она курит, глядя в мой дневник, пока я стою сгорая от смущенного нетерпения — потом она меня притянет к себе, поцелует в макушку — скажет — Ладно, хоть учишься, горе мое!! Да не твое, мое, мое горе! Я хочу тебя!!! Встает, и уходит. ААААА!!!!

Я очень хочу тебя… мама.

Да и не знаю я кроме Влады другой матери. С трех месяцев она меня на себе тащит. Хотя могла бы, обнаружив синее от голода, уже даже и не пищащее чудо под дверью, 19-летняя Влада очень даже могла бы испугаться и сдать меня в детдом… или еще лучше — бросить в помойку, милицию там вызвать… да мало ли, как еще поступают в подобных случаях «честные граждане» — вонючие ублюдки!! Родных детей бросают, насилуют, истязают. А моя милая мачеха не такова, хоть сукой и прикидывается! Да, не балует, но зато по голове может не только треснуть, но и погладить. И ведь даже не догадывается, что скрывается за моими невинными взглядами. Так что, пусть орет, имеет право. И в самом деле…ух-х, рептилия.

А сейчас–то мне чего делать? Опять пойти по улицам шляться? Мерзнуть… Гитары нет, денег нет и не налабаешь! Сейчас дождь пойдет, на улице никого. Так куда же мне? Жрать охота. Нет, не сильно, но все же… К Герке рвануть? Не знаю. Ах, да, так ведь она же в Питере. С сынком какой–то продюсерши, идеальная любовь, мля! Может, и так, что я про нормальную любовь знаю? Крутая стала, ерш ее медь! Бухает сейчас небось с тамошними панками, или… вообще с «Пилотом»?! Или «Дистемпером»? Хотя, они вроде московские. Ну, тогда, с «КиШ» ем. М-да… И в гости не зовет. А нафиг я ей? Мы никогда больно–то друзьями не были. Почти и не общались, у предков вечные дела, некогда детишек сдруживать в младенчестве, а потом уж поздно. Да и кто я ей, если разобраться? Избавитель от девственности? Но я и сам до нее был чист. Хоть она мне и что–то вроде родни. Она — сводная племянница Влады, ну, как сказать попроще? В общем, ее отчим — Владин брат. Я — пасынок Влады, она падчерица ее брата. Вроде, понятно. На самом деле, ее зовут Женя Герасименко, но в неферских кругах она Гера. Мы и неферить–то начали одновременно, и не знали про другого, потом как–то столкнулись на улице в одной куче. Она панковать взялась, я в металле прописался. Моя сестренка… Я ж говорю, тянет меня на инцест! Я ее хотел, долго, эту глазастую, и тощую девочку, но боялся себе в этом признаться, думал, как можно, ведь сестра же! А подрос, разобрался, что наше родство — туфта, и сразу прибежал с неприличным предложением. Она моментально согласилась, уж не знаю почему, и все было круто, хоть и больновато, и порвать получилось только со второго раза, но она так извивалась… сладкое это дело — инцест!

А ведь после этого мы больше, в общем–то и не виделись. Вот ведь как. М-да, а жаль. Я как представлю, что кровную, собственную сестру трахал, так губы пересыхают, мурашки бегают.

Конечно, можно бы и Владе предложиться, но мне мои тайные мучения приятнее. И потом, вдруг мне не понравится, или совесть заест (что, конечно, навряд ли!). Или понравится слишком, а она больше не даст. Да еще много чего, а в мечтах…

В мечтах у меня — Светка. Эти бедра надо видеть, чтобы меня понять! Какая шикарная плоть, Боги и Дьявол!! Да прогуляться в нее — что рай трахнуть! И от того, что она меня близко не подпускает, хочется еще больше, дурочку! Лучше бы сразу, а так — я ее убью скоро!

Ну как же так, а ведь мы договаривались, я думал, мы сейчас гулять пойдем, шел, волновался. Дура ты, я же люблю тебя! Наверное. По крайней мере — хочу ужасно! Прям трясусь весь! Когда удается заглянуть в зеленые глаза с искорками, два темных солнышка на круглом личике, я замираю в сумерках нежности, сердце мучается сладко и больно. Мне хочется изорвать ее на клочки и каждый клочок, истекающий кровью, поцеловать. Так, как Гумберт мечтал вывернуть наизнанку свою маленькую Ло, и перецеловать ее перламутровые внутренности. Трогательная романтика извращенности. Ну, неужели, Боже мой, неужели… О чем это я? Вот и дождь.