Андрей Снесарев - Письма с фронта. 1914–1917

• Название: Письма с фронта. 1914–1917
• Автор: Андрей Снесарев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9950-0170-6

В данном издании впервые публикуются фронтовые письма выдающегося русского военного философа и теоретика, геополитика, востоковеда и географа, героя Первой мировой войны Андрея Евгеньевича Снесарева (1865–1937). В его письмах представлена широкая панорама исторической драмы народа и армии в годы великой войны. Это удивительные документы, исключительно правдивые, окрашенные чувствами и мыслями ученого-энциклопедиста, непосредственного участника, наблюдателя и аналитика бурных исторических событий. Письма представляют интерес для профессиональных военных, историков и всех, кто не равнодушен к истории нашего Отечества, жизни и творчеству его выдающихся деятелей, к числу которых, несомненно, относится А. Е. Снесарев.

---

Так продолжаю. Судя по его передаче, чувствую, что живешь ты слишком нервной жизнью, этак, моя детка, ты у меня сгоришь через два года, если даже не раньше. Будь, моя славная, философом и бери себя в руки, а еще лучше – базируйся на свое верующее сердце, помня «без воли Его и волос не упадет с головы вашей». Ты просишь, чтобы я тебе с Сережей написал подробно и откровенно мои думы о происходящем… Я, конечно, не побоялся бы и цензуры, пишу тебе об этом, так как предосудительного написать я ничего не могу, и ты мое письмо все равно бы получила, но все это так величественно сложно, неожиданно по новым факторам (воздушная война, применение тяжелой артиллерии в полевом бою, всяческие газы… попирание международных норм… возвращение к приемам жестокости и мщения) и так обширно по входящим факторам, что обо всем этом позволяешь себе только без конца думать, но пугаешься делать выводы. Я веду небольшие заметки, когда мне то позволяет время… следы мною передуманного. Что же касается до практической стороны дела, т. е. скорости окончания войны и характера ее исхода, то дальше осени я его не кладу, а исход может быть только один и именно для нас победоносный. Я в это верую, как в мою жену: конечная победа моей армии и моя верная домоседка жена – вот мои две основных и прочных веры, а в остальное многое я потерял веру и обрету ли ее, не знаю.

Сегодня Сережа собирает детей и, если наберет их, то поедет прямо в Петроград, а если не найдет, то поедет за ними в Киев, а по пути заедет к тебе. Едва ли он тебе расскажет обо мне ладно, так как видел меня только больным и осунувшимся, а в обычное время я свеж, юн и румян, как Меркурий или красное яблочко. Генюша снабдил его массой поручений, написанных с удивительным знанием дела, и Сережа в поте лица старается выполнить эту сложную программу… я забыл спросить, что же ему заказал мой беленький мальчик; ты уж как-нибудь распредели этот материал по-хорошему, когда он – что вероятно – будет прислан дедом из Петрограда. Сейчас дал 25 рублей на покупку племянницам кораллов; Сереже сказали в обозе, что где-то есть и стоят 7 рублей, он собирался покупать на свои деньги, я дал больше, в надежде, что найдут и для Лели, и для Каи, и несколько получше. К сожалению, я не знаю, насколько все это верно и настоящие ли найдены кораллы. Сейчас в Петрограде проводы Мини, и Лиля в большом горе… Видимо, она сдала, в смысле нервов: Каю приостановила при подготовке в сестры милосердия, о Мине нервничает… Что же делать? Кто же пойдет на войну? Ведь великая, единственная в истории! Может быть, я не так ее понимаю? Напиши точно свой Каменецкий адрес, а то я пишу много, да, может быть, зря… с адресами я это умею.

Давай свою рожицу, малых; я вас расцелую, обниму и благословлю.

Ваш отец и муж Андрей.

Сережа говорит, что мальчики ловко болтают по-французски… это хорошо. Организуй это в Каменце. А.

5 июня 1915 г. [Открытка]

Дорогая Женюша!

Из твоего письма от 30 мая вижу, что ты все еще в Петрограде. Имей в виду, что на Каменец я тебе выслал 800 рублей, напиши заявление, чтобы тебе перевели их на Петроград, если ты раздумала ехать. Туда же направились Сережа с Мишей и молодой серной (для детей). Вероятно, Сережа тебе будет телеграфировать. Твои письма между 25 и 30-м не получал. Чувствую себя теперь выздоровевшим.

Крепко вас обнимаю, целую и благословляю.

Ваш отец и муж Андрей.6 июня 1915 г.

Дорогая моя Женюра!

Ловлю минуту, чтобы черкнуть тебе несколько строк. Я совсем сбился с толку, где ты сейчас живешь, думаю, что в Петрограде, и начинаю направлять все туда. Но мне неясно, почему ты из него не выехала (что, пожалуй, и к лучшему), так как часть твоих писем, вероятно, это выясняющих, до меня пока не дошла. Я имею последние письма от тебя от 25 и 30 мая, а от 26–29-го нет.

Был у меня Сережа, все видел, детей галицийских не нашел и выехал в Каменец с Мишей, маленькой дикой козочкой и боевыми подарками для ребят. Вероятно, он оттуда снесется с тобой телеграммами и выяснит, как ему быть далее. Оттуда он проедет в Киев, наберет детей и тронется в Петроград. Он будет тебе хорошим и искренним рассказчиком, хотя застал он меня «не в форме».

Теперь у меня все прошло, но 1, 2 и 3 июня пришлось выносить на ногах несколько повышенную температуру… долечиваться времени не было. Сейчас роскошный вечер, кругом благодать, и на душе моей тихо и приветливо; Мережковского читаю с большим удовольствием. Правда, величина он не огромная, так, брехливый компилятор с целым кругом предвзятых идей, но писатель опытный, искусившийся, понимающий читателя… Скучны его нагромождения: начнет описывать базар и задушит мелочами, комнату алхимика – то же самое, уборную принцессы – вновь нагромождения… и главное, чуешь, что он не дает результатов изучения истории, а прямо выдумывает. Но отдельные места, но божественная Флоренция, по которой я бегал с деткой, а эта площадь с Палаццо Веккио[12] и т. д. и т. д. Читаешь – и несешься туда вновь со своей женушкой, любуешься апельсинами и синевой воздуха, дышишь воздухом прошлого. Жду завтра ряд твоих писем, которые мне выяснят обстановку.

Я тебе писал, что числа 2–3 я перевел на твое имя в Каменец 800 рублей; снесись с почтой, чтобы эти деньги были тебе переведены на Петроград. Как хорошо Сережа рисует всех вас, точно живые. Крепко вас обнимаю, целую и благословляю.

Ваш отец и муж Андрей.

Целуй папу с мамой. Поклон низкий и извинительный Лидуше… икра ее прелесть.

11 июня 1915 г.

Дорогая моя Женюрочка!

Мы в своих маневрированиях разошлись с полевыми почтами, почему письма и телеграммы идут и получаются нерегулярно; ты это имей в виду и не волнуйся. Последнее твое письмо от 4 июня. По нему я сужу, что ты что-то надумала, но что, не знаю… дай Бог тебе успеха. 8.VI полк мой забрал 2 пулемета, 3 офиц[ера] и 200 ниж[них] чинов пленными, взял шутя, в 1–2 часа времени. Сейчас у нас стоит тепло, и я хожу в легкой гимнастерке, только на всякий случай вестовой имеет на руках накидку, которая мне служит большую службу. Сейчас вновь посылаю почтаря, чтобы он постарался добыть мне твоих писем; очень меня интригует, приехал ли к вам Сережа и что-то он вам понаговорил. Я так неудачно был представлен на его смотринах, в смысле внешности, а главное, и мне поговорить-то с ним нельзя было толком – из-за болезни головы и постоянных дел; бедный мальчик был предоставлен Осипу и Co, а какой тактике или военной обстановке они его обучали, это трудно предвидеть. Во всяком случае Сережа видал всякие типы, исключая, впрочем, ночную атаку: как его ни толкали в бок, он никак не соглашался проснуться. Кругом все трещало (особенно в лесу и ночью это выходит особенно эффектно), Сережу толкали пинками в бок сколько было сил… не тут-то было. Наутро он и плечами пожимал, и почесывался… и верил, и не верил.

Еще раз скажу: 2 июня я переслал на твое имя в Каменец 800 рублей, ты сейчас же посылай туда требование о высылке тебе их в Петроград… Сейчас Пономаренко копается в моей походной кровати и вытаскивает застарелые конфеты, пару иссохших лимонов, что-то еще очень старое… Поном[арен]ко недоумевает и смеется: когда-то он засунул все это в кровать и почему он решил 8–7 месяцев тому назад возить упорно эти вещи до полной их изношенности. Памяти у него ни на грош, а грехов кроме того не мало: курит такую махорку, что меня валит с ног, когда дыхнет… на этом пункте у нас постоянные недоразумения.

Давай твои губки, шейку и малышей, я вас всех обниму, расцелую и благословлю.

Ваш отец и муж Андрей.15 июня 1915 г.

Дорогая моя Женюра!

Посылать тебе телеграммы очень трудно, и ты это имей в виду; и письма-то писать не найдешь ни времени, ни возможности. От Сережи получил письмо, которое обрисовало мне всю картину; Мишу он оставил в нашей квартире, оставив у Кати на него деньги. Ты со своей стороны не забудь выслать еще, если оставлено мало. Сережа нашел все в порядке и 5-го выехал в Киев. Теперь он, может быть, уже у тебя и все тебе расскажет подробно. 12-го у меня было новое дело (после 8-го, о котором упоминал); на этот раз мы взяли 3 пулемета и в плен 9 офицеров и 350 н[ижних] чинов… Офицеры были вне себя, особенно один, имеющий высокую боевую награду.

У нас теплынь, и я хожу в летней рубашке; вчера взял ванну и смыл с себя все слои грязи, которые меня покрывали. Не знаю, во сколько дней теперь доходят мои письма; пишу я немного реже, но все же в 5–6 дней одно письмо у меня выходит. Пользуются ли дети зеленью, и как ты это устраиваешь? Как теперь будет тобою решен вопрос о Генюше? Конечно, в Петрограде все это устроить не трудно, но постарайся, чтобы это вышло прочно. Пиши мне об этом, не забудь. От тебя писем давно нет, где-нибудь в дороге застряли, и я получу сразу целую кучу. Вот если ты долго не будешь получать моих, это будет хуже, хотя мне думается, обратно отсюда почта работает лучше. С Мишей в Каменце осталась и козочка, озаботься и ее судьбой. Газет у нас давно нет, и что на белом свете делается, мы совершенно не знаем. Из России к нам приезжают, но не захватывают… одичали мы совсем теперь.