Андрей Снесарев - Письма с фронта. 1914–1917

• Название: Письма с фронта. 1914–1917
• Автор: Андрей Снесарев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9950-0170-6

В данном издании впервые публикуются фронтовые письма выдающегося русского военного философа и теоретика, геополитика, востоковеда и географа, героя Первой мировой войны Андрея Евгеньевича Снесарева (1865–1937). В его письмах представлена широкая панорама исторической драмы народа и армии в годы великой войны. Это удивительные документы, исключительно правдивые, окрашенные чувствами и мыслями ученого-энциклопедиста, непосредственного участника, наблюдателя и аналитика бурных исторических событий. Письма представляют интерес для профессиональных военных, историков и всех, кто не равнодушен к истории нашего Отечества, жизни и творчеству его выдающихся деятелей, к числу которых, несомненно, относится А. Е. Снесарев.

---

С Горнштейном я посылаю зимние вещи, а для молодых вояк патронташи (кратное двух) и один нож… лучше взять тебе его на кухню, иначе выйдет из-за него война… Скажи, что и тебе нужно что-нибудь получить с войны.

Крепко вас обнимаю, целую и благословляю.

Ваш отец и муж Андрей.18 марта 1915 г.

Дорогая Женюрка!

К нашим боевым заботам прибавилась новая и, кажется, пущая… по крайней мере, мы гораздо более озабочены ею, чем противником и его всяческими огнями. Галя, как я тебе писал, беременна, и забот нам с этим прибавилось без конца. Ведется, прежде всего, самое полное наблюдение за ее поведением (это новый мне доклад); после адъютанта или доктора я выслушиваю конюха, и он с полной обстоятельностью мне излагает о том, что живот Гали подрос на столько-то (номер подпруги), молочное хозяйство прогрессирует так-то, Галя стала спокойнее, в галоп не бросается, канавки берет не рысью, а шажком… даже к чему-то прислушивается. Далее подходит к нам Кара-Георгий, и мы начинаем воен[ным] советом обсуждать режим: систематическое движение, овса меньше, отдельное помещение, больше соломы под ноги, хорошее сено и побольше… Но как мы ни обстоятельны в наших обсуждениях, тревога нас не покидает… что-то выйдет и как? К нашему триумвирату присоединяются другие (ком[анди]р нестр[оевой] роты, фельдфебель)… боюсь, скоро будет озабочен весь полк, и мне, хранителю и блюстителю его нервов, придется заняться и с этого бока…

К моему полку на днях прибавлен отряд санитарных собак. Отряд блуждал уже много, но везде его как-то не удалось применить. Мне прислали его по тому соображению, что полк мой находится в непрерывных боях и притом – не позиционного характера, а с постоянными контратаками. И удивительно, пришел отряд, стало и у меня тихо: маленькие стычки продолжаются, есть и жертвы, но тут же легко подбираемые своими средствами. Задача собак – отыскивать раненых в лесистых и пересеченных местах. Если ранен человек легко, то собака, подошедши к нему, подставляет ему мешочек с перевязочными материалами, чтобы раненый мог сделать себе перевязку, а сама бежит к проводнику и ведет его вместе с санитарами к больному; если человек ранен сильно, то собака, постояв несколько секунд, бросается назад к проводнику и ведет… Сегодня, гуляя, я видел их, выведенных на прогулку. Обычная полицейская собака. Начальник их мне подробно описывал, с такими деталями, в которых я сильно сомневаюсь. Тут фигурировали и злые, и добрые, и нервные, и спокойные (допускаю), и способные, и тупые, и собаки-художницы, и собаки без художественных дарований (сомневаюсь) и т. п. Характерно, что, нашедши раненого, собака приходит в восторг, ласкается к нему, толкает его мордой, некоторые начинают лизать его языком… довольна она, конечно, потому, что исполнила свой долг… Красивая черта, которой хорошо бы призанять и некоторым из двуногих.

Гуляя, я нет-нет да вспомню, как моя женка обеспокоилась, что я часто стал писать. Но ты представь себе, детка, когда я пытаюсь сам в этом разобраться, то нахожу, что причин к тому много, и всех их прямо не перечтешь. 1) Привычка к войне; 2) лучшее распределение времени (командир полка – хозяин); 3) несколько успокоенное суеверие, что расширяет мои темы (как ты видишь, я еще и теперь не пишу о раненых и убитых, о будущих перспективах и т. п.); 4) другие причины, о которых еще не буду говорить (тоже из области суеверия). Или, например, такая. По некоторым соображениям я живу вместе с офицерами; адъютант, начальник связи и начальник пулеметной команды уже всегда со мною, да еще прибавляются 1–2 офицера из строя. Другие командиры считают нужным жить одиноко (кажется, для поднятия престижа). Но, живя вместе, я часто оказываюсь один: или это делается невольно – кончили обедать и, смотришь, один за другим офицеры исчезают, а твой муженек один как перст, или я сам, не желая стеснять офицеров, или удаляя себя ввиду начавшегося разговора, ухожу от них… Результат тот, что мне приходится быть одному (помимо того, когда я работаю)… Что мне делать? Я беру бумагу и начинаю болтать со своей маленькой женкой.

Еще причина: я сообщаю тебе факты, а ты можешь их использовать или делясь, или в кругу знакомых, или даже опубликовывая кое-что в газете, как ты это и сделала в одном случае. Гораздо правильнее, если общество будет черпать свой материал и создавать свои впечатления от нас, т. е. из первоисточника, людей проникнутых долгом и полной верой в конечную победу и величие нашей родины, но и не ослепленных туманом самообольщения или густорозовым колоритом, чем от газетных работников, у которых не разберешь, где кончаются факты и начинается фантазия, где начинается чувство патриота и кончается потребность рыночной рекламы из-за куска хлеба… Словом, моя наседка, причин много.

Осипа все еще нет, и я в недоумении, где он может быть. Вчера, с получением твоего письма, выслал во Львов ему помощника… Чем ты там занята была целый месяц? У нас новый начальник дивизии, и приходится присматриваться к его пониманиям… хотя на войне это проходит иначе.

Давай малышей и себя самую (или самое?), я вас крепко обниму, расцелую и благословлю.

Ваш отец и муж Андрей.

Как отчет по приграничным делам? Возможно, что из Екатеринослава тебе кое-что будет выслано.

22 марта 1915 г. [Открытка]

Дорогая Женюра!

Христос Воскресе. Целую и приветствую вас всех. Осипа еще нет, застрял во Львове. Ожидаю его завтра или послезавтра. Пасху провели мирно, хотя не так уютно, как Рождество. Погода у нас сейчас чудная; думаем, что начинается уже настоящая весна. Писем от тебя нет. Крепко вас обнимаю, целую и благословляю.

Ваш отец и муж Андрей.22 марта 1915 г.

Христос Воскресе, моя золотая женушка;

этот же привет я повторяю нашим птенцам, папе с мамой и знакомым. Сейчас у нас божественный день. Я помолился Богу, выспался и болтаю с тобой, моей ненаглядной подругой. Перо скверное, поезд отходит чрез полчаса… все это заставляет меня сократить разговор.

Осипа все еще нет, он застрял во Львове, а мне оттуда прислал лишь ящик со съестным, чем мы и разговелись в связи с другими посылками для офицеров. Пасха протекает не так уютно, как Рождество. Идут бои, все на позициях, дороги заняты другими вещами… люди поэтому не могли пока разговеться как следует. Около 12 часов я перехватил вагон, из которого вынута масса куличей, яиц и пр., моментально все это рассортировано и направляется к людям… Завтра уже начнет к нам прибывать благодать, мы будем заполнены, и все исправится. В результате мои ребята разговеются часов на 12–14 позднее; дело и небольшое, но я много поволновался… думал, что долго ничего не получим. Обидно: немецкий праздник (Рождество) прошел блестяще, а русский – не задается. Я ходил и внутренне много ругался. Интендантство обещало нам выслать всего, но не выполнило обещания; наши грузы до нас не могут пробиться, а купить где-либо в окрестности ничего нельзя… ломали-ломали мы голову, да и сели на мель…теперь, повторяю, дело налаживается, а с завтра и далее у нас будет изобилие.

От тебя писем нет: предшествующая почта принесла три открытки, а последняя – ни одной строчки… Сегодня же сяду за большое письмо, если только мне дадут очнуться. Думаю, что Осип приедет не сегодня-завтра. Вчера я послал тебе телеграмму, но когда ты ее получишь? Сидоренко нет уже более недели, но вестей от него нет. Как-то у вас прошла Пасха? Я мою опишу тебе обстоятельно. Давай малых, себя, я вас крепко обниму, расцелую и благословлю.

Ваш отец и муж Андрей.23 марта 1915 г.

Христос Воскресе, моя ненаглядная и золотая женушка!

Я уже христосовался с тобой три раза (один раз в телеграмме) и делаю это еще раз: надежнее будет.

Осипа все нет, ящик со съестным от него получил, но самого еще нет; досадно, что он не переслал мне и твои письма с карточками, которых мне так недостает в светлый день праздника. Третий день стоит у нас божественная погода, ночью держится небольшой морозец, а днем – солнце; тишина и приветливый горный пейзаж с небольшими клочьями снега во впадинах; даже появились откуда-то птицы, которых раньше в Карпатах как будто и не было. На север тянутся гуси, и иногда в снежную метель, что выходит необычно: ничего не видно, но слышна более частая и тревожная перекличка.

Эти дни было много работы, и твой муж гулял меньше, а вместе с этим меньше мечтал о своей крошечной женке. Из Екатеринослава от полковых дам получаю с выздоровевшими офицерами или в письмах не одни только поклоны: М-me Лаптева (жена батал[ьонного] ком[анди]ра) прислала мне пасху, какое-то печенье и две бутылки наливки (!!), а сегодня письмо, в котором она очень возвышенно поздравляет меня и симферопольцев с праздником. Это та самая дама, которая одобрительно высказалась о твоем письме. Но эти две бутылки! Они показывают всю тонкость офицерской ориентировки. На всяческие расспросы я мог только ответить, что могу выпить рюмку наливки, да и то слабой; а вот две целых бутылки, которые мои молодые товарищи очень одобрили и незамедлительно опорожнили.