Владимир Броневский - Записки морского офицера, в продолжение кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год

• Название: Записки морского офицера, в продолжение кампании на Средиземном море под начальством вице-адмирала Дмитрия Николаевича Сенявина от 1805 по 1810 год
• Автор: Владимир Броневский
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9950-0503-2

Военный писатель, генерал-майор В. Б. Броневский (1784–1835) посвятил свой труд Второй архипелагской экспедиции 1805–1835 годов под командованием адмирала Д. Н. Сенявина, целью которой было укрепление баз русского флота на Ионических островах во время войн Третьей и Четвертой антифранцузских коалиций и Русско-турецкой войны 1806–1812 годов. Этот труд считается и по сей день самим достоверным источником для изучения истории экспедиции Сенявина.

---

Фиуме лежит на ровном месте; голый хребет гор в некотором от него расстоянии смыкается в виде полукружия; с них-то дует бора, которая сбивает с ног людей, опрокидывает экипажи и срывает с домов крыши; почему рейд в зимние месяцы совершенно неудобен, и суда обыкновенно укрываются в Букари и Порто-Ре, в 8 и 15 верстах отсюда находящихся. Город выстроен правильно, широкими улицами; дома все одинакой и самой приятной наружности. По недоконченным строениям можно судить, что город будет обширен. Пребывание французов весьма здесь ощутительно; магазины пусты, лавки большей частью заперты; они оставили, как говорят жители, одни только стены, а денег ни копейки. На южной стороне, где впадает речка[30], набережная застроена огромными магазейнами. Суда, подходя к оной, нагружаются скоро и удобно. Устье реки составляет безопасную гавань для малых судов. Фиуме, как вольный порт, мог бы скоро сравняться с лучшими торговыми городами; но близость богатого Триеста и дурной рейд лишают его многих выгод; однако ж, как все произведения Венгрии не имеют другого выхода в Средиземное море кроме Фиуме, то сношения с Мальтой, Сицилией и украдкой с блокированными гаванями Италии довольно значительны.

Когда перестал дождь, мы переправились на другую сторону реки. Там, прошед версты две по дороге, всеченной в каменную гору, остановились у водопада, которого шум слышен и в городе. Речка, стесненная двумя отвесными скалами, падает несколькими порогами с высоты пяти или семи сажен в овраг, по крутым сторонам коего построены мельницы, так сказать, одна на другой. Ниже порогов, понижающихся уступами, стоят на якорях мельницы плавучие. Вид на них с горы очарователен. Вода, падая с верхних колес на нижние и разбиваясь о каменья, мелким дождем кропит крыши мельниц и в брызгах поднимается вверх наподобие небольшого шифона. Скрип и стук колес, гром воды, крутящейся в сребристых переливах, множество лодок, идущих бечевой против ужасного коловращения воды к плавучим мельницам, и несколько вьючных мулов, спускающихся по крутой тропинке от верхних мельниц, представляли приятное, величественное и вместе грозное зрелище. Отсюда начинается та славная дорога, которая потомству передает имена императора Франца II и генерала Вукасовича, построившего ее. Она просечена сквозь цепь доселе непроходимых Кроатских гор и, как меня уверяли, не уступает в прочности и искусстве древним дорогам римлян. Прежде сего перевозили товары на вьючных лошадях, и то с крайним затруднением и опасностью; теперь же большие брички, поднимающие 500 пудов клажи, проезжают прямо из Венгрии в Фиуме удобно и спокойно. 9 марта, по прибытии из Петербурга титулярного советника Ласкари с депешами к адмиралу, в тот же час ночью снялись мы с якоря. С курьером на одной шлюпке консул прислал трех российских солдат, принужденно служивших в австрийском полку, который недавно пришел в Фиуме.

Плавание от Фиуме до Катаро. – Порт Карбони. – Ночная высадка

По причине штиля и мрачности, ночью принуждены мы были стать на якорь; на рассвете же 10 марта, снявшись с якоря и находясь при входе в залив, взяли два итальянских судна, идущих из Фиуме в Анкону и Сенегалию. Тихие ветры замедляли наше плавание, и как фрегат держался ближе к Далматским островам, то вооруженный баркас был готов для нападения на неприятельские суда, которые могли скрываться в малых и мелких бухтах.

В канале между островом Меледо и Рагузским берегом крепкий противный ветер и гряда камней, находящихся на севере острова Агосты, подвергали нас в ночное время опасности, что и принудило капитана выйти в море; но как тут ветер еще более усилился и фрегат ничего не выигрывал вперед, то 15 марта пришед в бухту Малую Карбони на глубине 35 сажен, грунт ил, стали на якорь. Здесь нашли мы одну тартану. Шкипер по обыкновению приехал на фрегат с своими бумагами, и как он был бокезец, то капитан, возвращая ему австрийские патенты, сказал: твои бумаги не годятся, тебе надобно переменить их на русские. Шкипер, не поняв и подумав, что берут его в плен, побледнел. Но когда ему объявили, что в Катаро развевает российский флаг, что его Отечество свободно, то всякий удобно может себе представить его изумление, радость и восторг. Он тотчас поехал на свое судно, переменил флаг, возвратился на фрегат и просил привесть его с людьми к присяге. После оной, забыв о своей торговле, предложил капитану взять французские магазейны, находящиеся в деревне. К вечеру остановилась возле нас другая бокезская требака, шкипер оной также предложил свои услуги и вызвался быть проводником.

Солнце уже зашло, когда мы положили якорь. Ночь наступила самая темная, к тому ж пошел проливной дождь. Пять гребных судов, из коих два вооружены были фальконетами, с 80 человеками матросов, солдат и бокезцев поручены были мне. В 9 часов отправились мы с фрегата. Вышед на берег, шкипер повел нас близ набережной. Дошед сей дорогой до пристани, поставили тут гребные суда и при них несколько людей, а с остальными тихо вошли в улицу. Бокезцы в темноте не могли сыскать дома, в котором стоял французский капитан, почему принуждены были войти в один ближайший, где светился огонь. Сквозь неплотно притворенную дверь увидели в нем 4 пирующих стариков; они сидели у потухающего огня на очаге; на покачнувшемся столике, пред ними стоявшем, виден был сыр, хлеб и каштаны, один из них держал кувшин в руках, другие, куря сигары, чему-то смеялись. «Бог помочь, добрые люди», – сказал я, входя, они оглянулись и, увидя блестящие штыки и солдат, испугались. «Не бойтесь, мы вам ничего дурного не желаем…» Но они, кажется, меня не понимали и стояли, не говоря ни слова, как оцепенелые. Когда же бокезский шкипер сказал им: «Не страшитесь, братико, то су наши мошкови», то одно сие слово как волшебным жезлом переменило страх их на радость, они ободрились, бросились целовать меня и солдат. Один хотел, чтоб я непременно пил вино, другой, позвав жену и детей, приказал подать все, что у них есть, но когда сказали, что мы пришли взять французов, сын хозяина, схватя ружье, вызвался показать дом капитана и магазейны, старики же пошли предупредить жителей о нашем приходе и, во избежание беспорядка, сказать, чтобы никто не выходил из домов.

Идучи деревней, слышу выстрел, другой, бегу и нахожу, что матросы, оставленные с гардемарином Баскаковым, уже были в доме, однако ж никого не схватили в нем; французы, тут бывшие, выскочили с другой стороны в окна. Жители уверяли меня, что они бежали в крепость, находящуюся отсюда в 6 часах хода. По чрезмерной темноте не могли мы их преследовать, и потому занялись истреблением магазейнов; матросы с помощью жителей нагрузили на две требаки принадлежащие неприятелю несколько бочек вина, водки, сухарей и муки. Остальное, чего не успели взять, отдали жителям, а бочки с красным вином, ведер в 300 и более, стоящие всегда на одном месте, разбили и на рассвете с хорошей добычей и веселыми песнями возвратились на фрегат.

16 марта, когда снимались с якоря, еще взято было судно с богатым грузом. 17-го сильное противное течение, тихий также противный ветер принудил нас спуститься и стать на якорь на 19 саженях глубины, грунт ил, в бухте Большой Карбони. Гавань сия находится между тремя островами Карбони и западной стороной острова Курцола, она закрыта от всех ветров, входы чисты и удобны даже для стопушечных кораблей. 18 марта вышед в море, 20-го по тем же причинам возвратились назад и нашли в порте датский купеческий бриг и корсар под нашим флагом из Катаро, который уведомил нас, что адмирал находится в Кастель-Ново. 21 марта капитан приказал мне отвесть 4 призовых судна в Катаро. Снявшись с якоря, фрегат пошел мористее, а я с своей эскадрой пустился каналом между островом Меледо и матерым берегом.

Северо-восточный ветерок служил нам только несколько часов, пред полуднем стал штиль и прежним от юга волнением немилосердно нас качало. Требака изнемогла под тяжестью, ибо слишком была перегружена, и если бы к вечеру море не успокоилось, принужден бы был разрубить бочки с деревянным маслом, стоявшие на палубе. Солнце закатилось так приятно, как среди лета, море сделалось гладко, как зеркало, небесный свод представлял кристальный купол, усыпанный блестящими звездами, ночь была ясна как день и мы стояли на месте точно так, как будто на берегу. Природа была в совершенном спокойствии, все спали, кроме меня и матроса-итальянца на руле, странным голосом певшего свою национальную песню. Приказав ему как держать и при каком ветре, я завернулся в капот, лег на палубе, проснулся, когда уже рассвело. Требака моя была очень близко берега, так что при легком северном ветре, чтобы войти в канал, трудно было обойти мыс Меледы. Сделав выговор рулевому, который, забыв меня уведомить, решился приблизиться к берегу, я приказал спустить баркас и буксиром скоро вошел в канал. Другая требака, бывшая в том же положении, также на гребле обошла, и вся моя эскадра спокойно плыла вдоль восточного берега Меледо.