Татьяна Богатырева - Мастер теней

• Название: Мастер теней
• Автор: Татьяна Богатырева
• Издательство: СИ
• Жанр: Прочие приключения

Она никогда не мечтала о власти и короне, лишь о покое, любви и процветании своей страны. Но король при смерти, в стране полыхает мятеж, брат ударился в загул, старшая сестра вместе с придворным магом готовят переворот — и никто, кроме Шуалейды, не сможет их остановить.

Она бы справилась. Но в гильдию Темных Ткачей приходит заказ на принцессу Шуалейду, а мастера теней всегда доводят дело до конца.

Его призвание — музыка, а не смерть. Однако судьба сделала его мастером теней, и теперь он должен или убить ужасную сумрачную колдунью, или умереть сам.

Он бы справился и выполнил заказ, тем более что на кону стоит жизнь его семьи, но даже у убийцы может быть мечта. И его мечта — она, сумрачная принцесса, недостижимая и прекрасная.

Кто-то из них двоих должен умереть, так велит Темный Брат. Вот только Темный Брат иногда любит подшутить над смертными…

---

Шу презрительно дернула бровью — уж она-то умела ставить на место слуг!

Едва заметно пожав плечами и улыбнувшись, Тигренок склонил голову и подал хлыст. Почтения и раскаяния в нем не было ни на динг, зато наглости и хищной опасности — на золотой запас гномов.

«Уверена, что это необходимо?» — сквозь голодный гул крови прорезался голос совести.

«Он мой. Он будет меня слушаться!»

— Снимай рубаху и на колени, — велела Шу.

Тигренок коротко глянул на нее, потянул с плеч камзол и отвернулся. Аккуратно сложил камзол на пол. Скрутил волосы в узел, потянулся, снимая рубаху, — мышцы под светлой кожей напряглись, заиграли, так что Шу показалось — батист скользит по ее коже…

Она до боли в пальцах сжала хлыст. Попроси прощения!

Но он, даже не склонив голову, опустился на колени — словно ее здесь не было.

Закусив губу с досады, Шу провела кончиком хлыста по ложбинке вдоль спины, почти почувствовав на губах вкус его золотистой кожи. Он резко вздохнул. Хлыст легко коснулся плеча — не удар, а поцелуй. Пауза. Еще касание, снова пауза…

Надолго его спокойствия не хватило: плечи напряглись, опущенные руки сжались в кулаки. Он дышал неглубоко, в такт ритмичным касаниям, и пах злостью пополам с возбуждением.

Вместо следующего удара хлыст остановился в волоске от кожи. Тигренок едва заметно вздрогнул, напрягся еще сильнее — и хлыст скользнул кончиком от шеи до поясницы: медленно, чуть касаясь. И тут же легко ударил. Тигренок резко вздохнул от неожиданности, не успел опомниться — и хлыст ударил сильнее, оставив на коже розовую полосу. И еще раз — рассек кожу, окрасился кровью.

Теперь вздрогнула сама Шу: глоток боли, как глоток выдержанного вина, вскружил голову и растекся сладким жаром… мало, мало! Но хватит, чтобы поделиться с ним, привычно, как дыхание, в такт ударам хлыста: боль — наслаждение, разделенное на двоих.

«Что, ошейник не защитит? Это не опасно, мой милый», — она уже не понимала, думает или говорит вслух, не помнила, кто перед ней — Тигренок или Дайм. Мир кружился стонами и дрожью, сверкал вспышками стихий — золотыми, синими, негой и страстью, смерчем и полетом… Она сама была этим хлыстом, ласкала скользкое от пота и крови тело, дрожала вместе с ним, вместе с ним кричала — мой!..

Свистнув в последний раз, хлыст замер, сведенный судорогой наслаждения, мир вспыхнул и закружился, утопил её в потоках стихий и выплеснул в реальность: задыхаться, хвататься за воздух в поисках опоры, ловить пересохшими губами дождь…

В лицо ударил ветер, швырнул горсть мокрых листьев. Шу вздрогнула, отлепив от лица лист каштана, обвела взглядом оплывшие стены, разбитые окна и искореженную мебель, опустила глаза…

Он лежал на полу, спрятав лицо в согнутый локоть. Неподвижно. Убила?!.. Нет, слава Светлой: исполосованная спина дрогнула — вздохнул.

В голове было звонко и пусто, как в колоколе. Шу с трудом разжала пальцы. Хлыст упал. Показалось, от этого звука начали рушиться стены. Но нет, это всего лишь за окном начался ливень.

— Тигренок? — тихо позвала она и шагнула к нему: вылечить, снять проклятый ошейник, отпустить его — нельзя так со светлыми шерами!..

Он обернулся и поднял бровь: наигралась?

— Вставай.

Она швырнула ему одежду. Из камзола что-то — нож?! — выпало, Тигренок поймал его у самого пола, извернувшись змеей. Одновременно Шу кинулась к нему, перехватила руку. И оказалась прижатой к полу — не пошевелиться, только смотреть в непроницаемые глаза, вдыхать запах пота, злости, желания и крови, чувствовать каждую мышцу напряженного мужского тела. Несколько мгновений они играли в гляделки. Вдруг он усмехнулся и впился в её губы — скорее укус, чем поцелуй. Шу задохнулась от неожиданно острого жара, ответила, но он отшатнулся, глянул насмешливо и зло, вложил ей в ладонь то, что она пыталась отнять — и вскочил.

Простучали шаги вниз по лестнице. Затихли. Она осталась в разгромленном кабинете одна, наедине со сквозняком и… цветком?!

Взглянув на смятую, надломленную хризантему, Шу тяжело сглотнула и зажмурилась. Дура! Он не пытался сбежать. Он всего лишь сходил в сад и вернулся. Сам. Принес тебе цветок… А ты? Так привыкла к боли Дайма, что без этого уже не можешь?

…поцелуй — глоток расплавленного олова…

— Печать Верности, Шу. Два слоя-плетения, добавленные специально для меня Пауком Тхемши и Пресветлым Парьеном. Мне больно касаться женщины, любой женщины. И я никогда не смогу быть тебе мужем.

Лес Фей насмешливо шумит ветвями: трону империи не нужны лишние претенденты.

Без ментальных щитов Дайм наг и беззащитен, как новорожденный. Любой из кронпринцев империи отдал бы половину своей казны за его унизительную тайну. Бастарду не стать настоящим сыном, лишь псом, чья верность — цепь.

Дайм касается руки Шу, и подаренная Печатью боль захлестывает её…

— Прости.

Феи кружатся над глупыми влюбленными, смеются, осыпают их сладкой пыльцой циль.

…боль трансформируется в энергию, в наслаждение: я темная, боль и страх — моя пища! Ты не успеешь почувствовать боли — она моя.

…наслаждение и энергия возвращаются к Дайму: я светлая, я умею лечить и дарить счастье! Ты не вспомнишь о Печати, пока ты со мной.

Бирюзовые глаза любимого и учителя сияют ошеломленным восторгом: моя сумрачная принцесса, у тебя получилось!

Поцелуй — глоток расплавленного олова, обжигающе сладкий…

Но последний слой не поддается Сумраку — слишком простой и надежный.

— Я люблю тебя. Мне не важно, что я никогда не стану тебе женой, Дайм.

Феи смеются: маги разума, маги правды и иллюзий, маги, которые лгут себе с открытыми глазами…

Шу расправила лепестки, выпрямила стебель, вдохнула горьковатый аромат. Снова закрыла глаза и сосредоточилась: когда-то Дайм объяснял, что растения можно лечить так же, как людей. Через несколько биений сердца она открыла глаза. В ладонях сияла капельками влаги сиреневая хризантема — подарок светлого шера. Самая прекрасная хризантема на свете.

«Баль права, — подумала Шу, рисуя в воздухе соединенные руны гармонии, возврата и времени: надо прибрать за собой. — Это была глупая затея».

Рональд шер Бастерхази

436 г. 18 день Журавля. Роель Суардис.

Последствия настойки кха-бриша и высшей некромантии оказались еще неприятнее, чем Рональд ожидал. Он вынырнул из тяжелого сна лишь к четырем пополудни — без сил, с раскалывающейся головой, пересохшим ртом и ломотой в костях.

— Какого шиса не разбудил? — прохрипел он и закашлялся.

Ссеубех не отвечал, хотя был где-то поблизости — с некоторых пор Рональд знал, где находится и чем занимается некромант примерно так же, как знал, где и что делает его собственная рука. Откашлявшись, Рональд открыл глаза и тут же зажмурился от невыносимо яркого света, едва успев разглядеть стоящего рядом с бумажкой в руках Эйты.

— Чтоб тебя!.. Ставни, идиот!

Некромант прошелестел что-то нецензурное насчет отсутствия у фолиантов рук, но Рональд не слушал. К отвратительному состоянию организма добавилось еще более отвратительное ощущение ошибки. Что-то упущено — но что?

Проклиная богов, не давших ему и малой толики дара жизни, чтобы лечить себя, Рональд дождался, пока Эйты наглухо закроет все три окна, сполз с постели и, наконец, открыл глаза. Освещенная единственной грушей циль спальня все равно была слишком светлой. Глаза резало и щипало, казалось, кожу облили кислотой.

— Ну, что там?

— Вашей Темности от Его Высчества Лермы, — проскрипел Эйты, подавая записку на тончайшей рисовой бумаге.

«Дукрист вернулся в Метрополию 17 журавля».

От удивления Рональд забыл про головную боль. Что знает Лерма, на что рассчитывает? Какая выгода ему, кроме как насолить сводному брату?.. Мало данных. Разве что — записка пахнет Пауком…

Рональд смял записку в кулаке и позволил злости коснуться бумаги: она вспыхнула прозрачно-алым, с изящными сиреневыми краями, пламенем. Дивно приятно было бы увидеть, как это пламя лижет костлявые пятки учителя.

Проклятье! Как можно быть таким дурнем! Подумать, что Паук выложит ученику хоть десятую долю правды! Еще бы знать, как давно Лерма заключил союз с Пауком — наверняка перед мятежом, созданием марионеток-магов учитель развлекается не первую сотню лет. Но насколько раньше? Может быть, он заподозрил Рональда? Или это запасной план? Проклятье. Только вмешательства Паука сейчас и не хватало!

— Значит, тебе надо чтобы я знал: за Лермой стоишь ты, — пробормотал под нос Рональд. — И ты думаешь, я помогу ему подгрести под себя Валанту и лишить меня единственного безопасного места? Да скорее Мертвый восстанет.

Быстро подсчитав даты — Дукрист будет здесь не раньше чем через шесть дней, а свадьба короля состоится через пять — он хмыкнул и велел: