Юханан Магрибский - Среброгорящая Дремчуга

• Название: Среброгорящая Дремчуга
• Автор: Юханан Магрибский
• Жанр: Фэнтези

Рассказ о коренном переломе, случившимся в одном обществе, которое когда-то построило Среброгорящую Дремчугу.

---

— Именно так. Сегодня, надо полагать, к столу будет подана ячменная каша с сушёным мясом. Если, однако, паршивец и дальше будет крутиться у ладьи, то каша окажется горелой, — добавил Альрех, отыскав глазами Житьку.

— Оставь его, пусть веселится, — молвил задумчиво Имбрисиниатор. — Много ли ещё придётся?

— Да уж хватит на его век.

Молча ступали по мокрой траве. Как же недавно это случилось… всего какой-то месяц назад в полумрак собора влетел обезумевший мальчишка, прокричал какую-то околесицу на Се-Ра, опалил кого-то из напыщенных драхляштов горючей мерзостью, которую используют уличные проходимцы, и всё переменилось. Разом, за какую-то пару мгновений сложная игра, напряжённо сведённая к своей середине причудливая вязь ходов и взаимоотношений рухнула. Надменная в своих нищенских обносках, глазам открылась неприглядная, струпьями покрытая правда. Нечего больше было скрывать за пышностью многозначительных речей и таинственным священнодейством — нет, с воплями почтенного драхляшта, с суматохой и неразберихой, с испуганными возгласами и суетой исчезли, растворились вмиг как летний полуденный сон и страхи и надежды, лишились всякого смысла сложные переговоры и попытки украдкой выведать, что может, и чего не может противник; сослужили свою службу, наконец, Смотрины, и прокажённые увидели язвы друг друга, и каждый с отвратительным облегчением осознал, что эти отметины смерти не только на его собственном теле, но и других коснулась безносая, каждого поцеловала прелюбодейка в уста и обдала смрадным духом. Что толку в прославленном драхляштском владении покорённым огнём, и многих трудах, написанных их велеречивыми волшебниками? Цена им — горючая дрянь вмиг поджёгшая роскошное платье, и ни один волшебник — ни один со всех земель — не смог унять огня своим приказом, и больше даже — не стал пытаться, и страшно было видеть кругом себя безумные, затравленные глаза людей, понявших, что вдруг, вмиг, в единочасье кончилось то, что когда-то называлось временем высоких. С таким же чувством, наверное, орлы и куропатки, петухи и ястребы, если бы им случилось бродить мирно по одному птичьему двору и распушать перья, показывая друг другу — только оттого-де и не взлетаю, что вас жалею, а вот ежели захочу, так мои крылья мне не изменят, с таким же ужасом они смотрели бы друг на друга пустыми, зеркальными глазами, брось какой проказник в самую их гущу камень с тем, чтобы они, кудахча и крича, смешно припрыгивая на коротких ногах, неуклюже переваливаясь, бросились бы врассыпную, неспособные взлететь. В этот миг для пустоголовых куриц смерть в когтях ширококрылого орла, слетевшего с небес, была бы радостным знаком — есть ещё птицы, можно ещё летать, просто с твоими-то крыльями, глупая клуша, что-то не так! Но орлы, как и курицы, бежали от камня, а, значит, самый воздух проклял их и не пускает больше в себя, а с этим уже не поспоришь.

И кто-то из совсем молодых пробился тогда к вопящему драхляшту и накинул на него свой расшитый плащ. Плащу повезло оказаться крепким и толстым, так что огонь под ним быстро унялся, не то бы быть беде, а так несчастный толстяк больше испугался, чем поджарился, да ещё чуть подпалил бороду. После Альрех навещал его, лежащего на огромной постели, на горе пуховых подушек в одной из немногих просторных и светлых комнат мрачного Тетерева. Толстяк оживлённо и шумно убеждал его, что сей ужаснейший случай, безусловно, предсказать было никак невозможно и потому — а как же можно иначе? — он не придаёт ему ни малейшего значения и чрезвычайно ценит гостеприимство Среброгорящей, и уж, безусловно, заверит в нём своего короля.

Кажется, он был единственным, кто не понял ничего. А, может быть, в нём проснулось самообладание и веселье, одной только отчаянной безысходностью и пробуждённые. Впрочем, в этом Альрех сомневался, и потому, раскланявшись и распрощавшись, спешно покинул мрачную крепость.

Когда под сводами собора перестали метаться суматошные возгласы, и молчаливое осознание явилось ко всем, раздались язвительные упрёки и злобные отповеди в ответ — но всё лишь жалкие попытки защититься, отогнать, оттолкнуть неизбежное. Среди других заговорил Эйзорг, угрюмый свардлят, он требовал для мальчишки казни с какой-то звериной ожесточённостью доказывая, что никто не смеет нарушать закон и входить в собор после того как двери его затворены, и таинство, свершающееся собором, началось. Альрех кричал в ответ — говорить в общем гомоне уже не было смысла, да и кровь в висках стучала так, что уж лучше было выкричаться, и он кричал, обличая Эйзорга, хоть и без этого было ясно, что свардлят кричит о законе одним только — хочет сохранить тайну. Пусть даже знают волшебники, что нет больше силы, нет волшебства, но пусть знают это только волшебники и никто другой. Альрех едва сдержался, чтобы не ударить этого невысокого, сухого с высоко задранным подбородком и сверкающими чёрными глазами, на разозлившегося галчонка похожего свардлята, который собственную беспомощность пытался скрыть смертью мальчишки. Но тут он сказал, на удивление тихо: «Хочешь спасти — сделай его волшебником. Волшебник сохранит тайну».

И Альреху, набравшему воздух для гневного ответа, нечего было сказать, а Житька в тот день сделался его учеником.

Бурным потоком промчавшиеся мысли остановил Имбрисиниатор:

— Что с твоими изысканиями? Прояснилось ли хоть что-то? — спросил он.

— Нет, наставник. Какое? Сейчас не до незримого. Нужно поставить хоть какие-то срубы, свезти достаточно припасов, чтобы спокойно перезимовать. Говорят, здесь зимы суровые, много неласковей столичных. Вот и валим ели, плотничаем, как умеем — а где же ты среди наших найдёшь плотников? Кто топор с нужной стороны держит, тот и умелец.

— Ничего, справимся, — отвечал старик. — Мы привезли шатры — Ярослав даровал нам пять шёлковых шатров. Зиму, конечно, не перезимовать, но по нынешней поре сгодятся. Какое ни есть, а убежище от дождя и ветра, — рассудительно закончил он.

— Отдадим же должное Ярославу — подарок хороший. А тебе спасибо, наставник, шатры пригодятся.

— Отчего ты не хочешь созвать строителей? Не думаю, чтобы нам запретили и это, да и те люди, что вызвались помочь нам, которые сели на вёсла и управляли парусом, они останутся здесь, и будут служить нашему делу, стоит только позвать, — наставник говорил ласково, вкрадчиво, как часто говорят с детьми, и Альрех ответил резко, даже чересчур:

— Нет! Так мы точно ничего не добьёмся, и всё, всё, что случилось, не приведёт ни к чему, все усилия окажутся тщетны. Нет, мы сами должны вцепиться в эту землю, вгрызаться в чащу, спорить с ненастьем. Мне сложно объяснить, учитель, но я чувствую это. Кем мы станем, если привезём с собой слуг? Бледной тенью тех волшебников, которых прогнали из Среброгорящей. Мы будем теми же, но только хуже. Никогда ненависть и тоска по минувшей роскоши не оставит нашу память. Мы будем той же Дремчугой, только уменьшенной в сотню раз, и это значит одно: волшебство навсегда останется закрытым для нас. Нет, мы ходили уже этим путём, и — ты видел! — он привёл нас в пустыню! Вернувшись, мы не знаем ничего. Ничего, кроме того, что назад идти нет смысла. И пусть уходят те, кто согласен на меньшее, мы останемся тут, в Глушине!

— Возможно, ты прав, — отвечал Имбрисиниатор, носком сапога отбрасывая в сторону попавшуюся на пути ветку. — Я помню ещё то время, когда не только люди прислушивались к словам высокого Се-Ра. Я сам играючи разжигал огонь и поднимал ветер, это было легко, мальчик мой, почти так же легко как дышать. Я говорил тебе — стоило выучить правильные знаки, и мир не перечил больше, как не перечит лютня ловким пальцам певца. И что же? Я сам не заметил, как всё переменилось. Ты никогда не знал силы, тебе неведома пьянящая радость от неё, наполняющей и веселящей душу. Но мы упустили её, и значит теперь ваше время. Пытайся, ищи, благословляю тебя.

Сядем, ноги уже не те, — добавил он, помолчав, и опустился на сучковатое бревно.

Белёсое небо всё так же сеяло моросью, видно было, что братья расселись для трапезы, и Житька суетился вокруг котла, накладывая черпаком каши каждому из мудрых.

— Ты уже сказал ему?

— Нет, учитель. Пока он уверен и в нашем и в собственном могуществе. Кажется, выходка Велемировича его нисколько не поколебала, — задумчиво ответил Альрех.

— Честно ли это? Он совсем ещё юн и — единственный — не знал, на что шёл. Я могу велеть забрать его и отвезти домой, в Дремчугу.

— Поговорю с ним. Но не думаю, что мальчик отступится. Житька бойкий и достаточно сообразительный, чтобы понять — после такого разгрома мы нескоро оправимся. Нет, если б он хотел, давно бы улизнул.

Конечно, улизнул бы, в те короткие дни после Дворцовой, когда Альрех ещё мог свободно ходить по Дремчуге. Да, Альрех ждал переворота. Более того, он знал, кто и зачем его устроит, он знал почти всё, и, несмотря ни на что, едва смог вынести унижение. Он был готов — и всё равно удар отозвался слишком острой болью. Конечно, Богдан Раздолович смягчал свои донесения, но уж его-то Альрех знал, и верил ему вполне. «Нет, шалишь, — думалось ему тогда, — ты, Раздолович, рисуешь мне глупого ястребка, но я-то вижу, что он затеял. Да ты и сам не станешь отрицать», и Богдан, виновато тупился и не отрицал, и предлагал, глядя на Альреха пустыми, невидящими, почти стеклянными глазами, принять должные меры. Но каждый раз уходил обнадёженный — и Альрех, и сам Имбрисиниатор отпускали его со словами: «Рано, рано, пусть пока, там видно будет». Но работал Богдан Раздолович отлично, и Альрех знал, с кем ему стоит поговорить с глазу на глаз, и потому сам вызвался встречать исхирцев. Сархэ произвёл на него впечатление блистательного лицедея и человека весьма умного: приходилось очень осторожно говорить с ним, проговорками и случайно сказанными словами давая понять, что дремчужкие волшебники уже никуда не годны. И в него самого, весельчака-гуляку, сбежавшего из дворца и взявшего имя на высоком Се-Ра только чтобы проще соблазнять благородных девиц и дать отставку докучающим государственными заботами вельможам, Сархэ, кажется, поверил вполне искренне. И, значит, можно было надеяться, что приезд мнимого писаки, покрутившегося немного в Среброгорящей, и тут же укатившего в Безрыбьево, подстегнёт тамошних бездельников.