Рене Жирар - Насилие и священное

• Название: Насилие и священное
• Автор: Рене Жирар
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Религиоведение
• Год: 2000
• ISBN: 5-86793-114-5

Рене Жирар родился в 1923 году во Франции, с 1947 года живет и работает в США. Он начинал как литературовед, но известность получил в 70-е годы как философ и антрополог. Его антропологическая концепция была впервые развернуто изложена в книге «Насилие и священное» (1972). В гуманитарном знании последних тридцати лет эта книга занимает уникальное место по смелости и размаху обобщений. Объясняя происхождение религии и человеческой культуры, Жирар сопоставляет греческие трагедии, Ветхий завет, африканские обряды, мифы первобытных народов, теории Фрейда и Леви-Строса — и находит единый для всех человеческих обществ ответ. Ответ, связанный с главной болезнью сегодняшней цивилизации.

http://fb2.traumlibrary.net

---

Все аспекты законной сексуальности, особенно в западной семье, и в наши дни обнаруживают свой жертвенный характер. Супружеская сексуальность — одна из самых центральных, самых фундаментальных вещей, поскольку она и есть источник семьи, однако она всегда невидима, она не входит в собственно семейную жизнь. В глазах прямых родственников и особенно детей ее словно и нет; иногда она скрыта так же глубоко, как и самое скрытое насилие, насилие учредительное.

Вокруг законной сексуальности простирается настоящая запретная зона, которую задают все сексуальные запрещения вместе — то целое, которого лишь часть, хотя и важнейшую, составляют инцестуальные запреты. Внутри этой зоны запрещены любая сексуальная активность, возбуждение, а иногда и намеки. Точно так же на территории храма, вокруг места, где происходят жертвоприношения, насилие запрещено строже, чем в любом ином месте. Благодетельное и оплодотворяющее, но неизменно опасное, упорядоченное сексуальное насилие, как и насилие ритуального убиения, окружено настоящим санитарным кордоном; свободно распространившись внутри общины, оно стало бы пагубным и разрушительным.

Обычно первобытные общества вооружены запретами сильнее, нежели наше общество за всю свою историю. Однако многим из них некоторые наши запреты незнакомы. Не следует интерпретировать эту сравнительную свободу как идеологическую экзальтацию, симметричную и противостоящую пресловутой «репрессивности», предметом которой будто бы всегда была сексуальность в нашем обществе. Гуманистическая или натуралистическая валоризация сексуальности — изобретение современное и западное. В первобытных обществах, в которых сексуальная активность не является ни законной — то есть в узком или широком смысле ритуальной, — ни запрещенной, она вполне может считаться попросту несущественной или маловажной, иначе говоря, неспособной сеять междоусобное насилие. Именно так в некоторых обществах обстоит дело с сексуальной активностью детей и неженатых молодых людей или иноплеменников и, разумеется, со взаимоотношениями между иноплеменниками.

У запретов есть первичная функция: они охраняют в самом сердце человеческих общин защищенную зону, минимум ненасилия, абсолютно необходимый для центральных функций, для выживания детей, для их культурного воспитания, для всего, составляющего человечность человека. Если есть запреты, способные играть эту роль, то в них не следует усматривать благодеяние Госпожи Природы, заменяющей Промысел самодовольному гуманизму, последнему наследнику оптимистических теологии, порожденных распадом исторического христианства. Отныне главным виновником того факта, что такая вещь, как человечество, существует, мы должны считать механизм жертвы отпущения. Мы знаем теперь, что в животном мире насилие снабжено индивидуальными тормозами. Животные одного вида никогда не дерутся насмерть; победитель щадит побежденного. Человеческий вид такой защиты лишен. Индивидуальный биологический механизм замещен коллективным и культурным механизмом жертвы отпущения. Нет общества без религии, потому что без религии ни одно общество не стало бы возможно.

Параллельные этнографические данные уже давно должны были разъяснить нам функцию и даже генезис запретов. Ритуальные и праздничные нарушения ясно указывают на этот генезис, поскольку связаны с жертвоприношениями или с так называемыми «тотемическими» церемониями. С другой стороны, если проанализировать катастрофические или просто неприятные последствия, приписываемые неритуальным нарушениям, то станет ясно, что они всегда сводятся к симптомам — полумифическим, полуреальным — жертвенного кризиса. Таким образом, в основе всегда лежит насилие. Если насилие это появляется под видом заразных болезней или даже засухи и наводнения, то это еще не дает нам права говорить о «суевериях» и считать вопрос окончательно решенным. В религии современная мысль всегда выбирает самые абсурдные — по крайней мере, внешне — элементы, не поддающиеся вроде бы никакой рациональной интерпретации — короче говоря, она всегда умеет подтвердить обоснованность своего принципиального решения относительно религии — а именно, что религия никак не связана ни с какой реальностью.

Этому непониманию жить осталось недолго. Уже открытая — но сразу же и забытая — Фрейдом, истинная функция запретов заново и очень внятно сформулирована в «Эротизме» Жоржа Батая. Конечно, иногда Батай говорит о насилии как о предельной пряности, которая одна и способна разбудить пресыщенные чувства современности. Но иногда его книга выпадает за пределы декадентского эстетизма, крайним выражением которого она является:

Запрет устраняет насилие, и ваши жесты насилия (в том числе и те, которые откликаются на сексуальный импульс) разрушают в вас спокойную гармонию, без которой немыслима человеческая совесть.[75]

Глава IX. Леви-Стросс, структурализм и брачные правила

Единицей структуры родства является группа, которую я называю «первичной семьей», состоящая из мужа, жены и их ребенка или детей… Существование первичной семьи порождает три вида социальных взаимоотношений, а именно: между родителем и ребенком, между детьми одних и тех же родителей (сиблингами) и между мужем и женой как родителями одного ребенка или нескольких детей… Три типа отношений, существующих внутри первичной семьи, образуют то, что я называю первым порядком. Отношения второго порядка зависят от связей между двумя первичными семьями, возникающих благодаря общему члену, например отцу отца, брату матери, сестре жены и т. д. К третьему порядку относятся отношения с сыном брата отца и женой брата матери. Таким образом, если мы знаем родословную, мы можем определить отношения четвертого, пятого или n-го порядка.[76]

Излагая принципы собственных исследований родства, А. Р. Радклиф-Браун одновременно сформулировал важнейшую предпосылку всей этнографической мысли до появления работ Клода Леви-Стросса. В статье «Структурный анализ в лингвистике и антропологии»[77] Леви-Стросс приводит этот текст и противопоставляет ему свой исследовательский принцип, основу структурного метода в изучении родства.

Биологическая семья не является элементарной единицей, так как основана на браке. Она не первична и не элементарна, она уже есть сложное образование. Таким образом, она — не отправная точка, а результат, результат обмена между группами, не связанными никакой биологической необходимостью.

Родство устанавливается и непрерывно продолжается только посредством определенных связей по свойству. Другими словами, отношения, рассматриваемые Радклиф-Брауном как «отношения первого порядка», являются следствием и зависят от отношений, называемых им вторичными и производными. Самой существенной чертой человеческого родства является то, что для него требуется в качестве предварительного условия установление соотношений между тем, что Радклиф-Браун называет «элементарными семьями». Однако действительно «элементарными» следует называть не семьи, представляющие изолированные члены отношений, а отношения между ними.[78]

Нельзя доверяться здравому смыслу, который не хочет забыть о стоящих за «элементарной семьей» Радклиф-Брауна реальных биологических отношениях и отказывается представлять систему в виде системы:

Несомненно, что биологическая семья существует и имеет продолжение в человеческом обществе. Однако социальный характер родству придает не то, что оно должно сохранить от природы, а то основное, благодаря чему родство отделяется от природы. Система родства состоит не из объективных родственных или кровнородственных связей между индивидами; она существует только в сознании людей, это произвольная система представлений, а не спонтанное развитие фактического положения дел.[79]

Произвольность приравнена к тому, что Леви-Стросс называет «символическим» характером системы. Символическая мысль соединяет сущности, которые ничто не обязывает соединяться, — в данном случае двух индивидов, которых она буквально сочетает друг с другом, например двух кросс-кузенов, чей союз кажется необходимым там, где всеми практикуется, но в реальности не вызван никакой необходимостью. Доказательством служит то, что тип брака, разрешенный или даже обязательный в таком-то обществе, в другом, напротив, строго запрещен.

Следует ли из этого, что системы родства образуют своего рода антиприроду? Последняя цитата показывает, что по этому вопросу мысль Леви-Стросса и осторожнее, и тоньше, нежели можно подумать по некоторым ее интерпретациям. Отметив, что система родства — это не «спонтанное развитие фактического положения дел», автор продолжает:

Это … не означает, что она должна противоречить подобному фактическому положению или что его можно просто игнорировать. Радклиф-Браун показал в своих исследованиях, ставших сейчас классическими, что даже во внешне наиболее строгих и самых искусственных системах, как, например, австралийских системах брачных классов, тщательно учитывается биологическое родство.[80]