Ван Мэн - Избранное

• Название: Избранное
• Автор: Ван Мэн
• Издательство: Радуга
• Жанр: Современная проза
• Год: 1988

Творчество Ван Мэна — наиболее яркий в литературе КНР пример активного поиска новой образности, стиля, композиционных приемов. Его прозу отличает умение показать обыденное в нестандартном ракурсе, акцентируя внимание читателя на наиболее острых проблемах общественной жизни.

В сборник вошел новый роман Ван Мэна «Метаморфозы, или Игра в складные картинки», опубликованный в марте 1987 г., а также рассказы, написанные им в последние годы. В конце сборника помещены фрагменты из первого романа писателя, созданного во второй половине 50-х годов и увидевшего свет лишь в 1979 г.

---

И тогда она прозрела! Предки семьи наверняка обладают волшебной силой, а потому род Ни никогда не пресечется. О, Всевидящее Небо! Значит, спасительная сила таится в опиуме. Посудите сами: если бы отец Ни Вэйдэ курил опиум, разве стал бы он проповедовать какие-то реформы и всякие новшества? Да еще подавать петиции «с общественной повозки», бороться за сохранение «Небом дарованных ног»? Наконец, разве стал бы он искать смерти в петле? Понятно, что жизнь у курильщиков похуже собачьей, но все же они не кончают с собой, остаются целы и невредимы, в худшем случае могут свихнуться. Так и с полоумным братом свекра. Если бы он сызмальства пристрастился к зелью, разве испытал бы он столько страданий, разве стал бы он бесноваться? Навряд ли он отделился бы от всего мира и от родных. Значит, тот, кто курит опиум, действительно испытывает не только успокоение, но и блаженство, поэтому в пристрастии Ни Вэйдэ к зелью следует видеть не только прихоть, но и некую жизненную силу и устойчивость.

Мать Ни Учэна усердно поощряла курение, да и сама не прочь была сделать пару затяжек. И все же себя она контролировала и не позволяла поддаться искусу, потому что после переезда в Тяоцунь она стала единственной опорой разваливавшейся семьи. Она не могла и не имела права впадать в крайность, тем более допустить душевную болезнь. Она не позволяла себе витать в облаках, как делал это ее непутевый муж.

Пристрастие к опиуму настолько завладело душою Ни Вэйдэ, что ему уже не могла угрожать никакая другая злая сила. Этот робкий человек, перед любым и каждым испытывавший страх, сейчас всем был доволен, со всеми соглашался. Кроме доброй затяжки, ничего другого у него в жизни не осталось. В семье рассказывали, что однажды, решив продемонстрировать свою смелость, он заявил, что зарежет курицу. С помощью слуг, старавшихся поддержать его решимость, ему удалось поймать птицу. Он схватил ее за крылья, поднес к шее трепыхавшейся птицы остро наточенный нож. Всего одно легкое движение ножа — и его первый опыт мясника мог бы успешно завершиться. Но в самую последнюю минуту Ни Вэйдэ вдруг проявил слабость. Рука его как-то обмякла, то ли его пронзила жалость к птице, то ли силы оставили его оттого, что перед этим он накурился опиума. Нож упал на землю, а курица вырвалась из рук. Расстроенный, он вернулся в дом, лег на кан и поспешно набил трубку опиумной пастой.

Ни Вэйдэ все больше и больше терял силы. Но тем не менее во второй год эры правления Сюаньтун[39] его жена понесла. Вся семья восприняла эту новость как событие великое и счастливое, которое можно объяснить лишь одним — благоприятным веянием ветров и удачным течением вод. Как видно, переезд на новые места оказался на редкость удачным и принес семье благополучие. Но к зиме Ни Вэйдэ занедужил. У него появилась сильная одышка, его постоянно душили приступы кашля, а в мокроте появилась кровь. С утра до вечера он лежал на горячем кане, прикрывшись шубой, но все равно его колотил озноб. В январе третьего года эры Сюаньтун мать Ни Вэйдэ отошла в мир иной. Ни Вэйдэ, несмотря на терзавшую его болезнь, справил обряд похорон по всем правилам: положение во гроб и ношение траурных одежд, оплакивание праха и вынос тела, несение траурных стягов, «сокрушение глиняного таза»[40] и, наконец, само погребение — все было соблюдено как следует. После похорон Ни Вэйдэ совсем занемог, стал все чаще харкать кровью, слег в постель и больше не поднялся. В марте бедняга умер, и душа его, как говорится, отлетела в темное царство. Его вид перед кончиной был страшен — мешок, набитый костями, живой скелет.

Жена Ни Вэйдэ на пятом месяце беременности похоронила свекровь, а на седьмом — мужа. Страдала она жестоко, плакала несколько дней кряду, руки хотела на себя наложить. Но вот горестные события остались позади. Сейчас она носила в себе дитя, и это наполняло ее странным чувством, в котором соединялись страх, неприязнь и в то же время горячая любовь.

Немощный и жалкий Ни Вэйдэ после своей женитьбы почти не жил с женой, и эта статная крепкая женщина с головой окунулась в домашние заботы, обуреваемая мыслями, как спасти семью от полного разорения. Струны супружеской любви, тем более любви «запретной» — на стороне, не находили отзвука в ее душе. Она оставалась равнодушной и холодной. Она не только не слышала зова страсти, но испытывала к ней отвращение и даже презрение. И все же она забеременела, однако почти сразу потеряла и мужа и свекровь, что наполнило ее душу недобрыми предчувствиями. Но оставался ее долг по отношению к предкам семьи, который она отдала бы рождением ребенка. Мысль о ребенке рождала осознание особой миссии, торжественной и священной. Муж умер, но он оставил частицу своей плоти в ребенке, и это придавало жизни особый смысл.

В третий год эры Сюаньтун за три месяца до Синьхайской революции семя Ни Вэйдэ созрело — на свет появился Ни Учэн, на котором, как ни странно, нисколько не отразились страдания матери в связи с кончиной близких людей. Он рос здоровым и крепким мальчиком — словом, весь в мать, однако ясности ее ума он все же не приобрел. Хотя умом он едва ли уступал другим детям, разве что совсем немного. Когда ему было семь месяцев, у него появились первые зубки, а на ноги он встал, когда ему не исполнилось и годика. Через полгода его отнесли в уездный город, где в «заморском доме» (так местные жители называли единственную в городе амбулаторию при католической миссии) ему сделали прививку оспы. В четыре года он уже умел писать свое имя, в пять — пошел в частную школу, а в девять лет поступил в «заморские классы» и, как только начал учиться, сразу же увлекся статьями Лян Цичао, Чжан Тайяня и Ван Говэя[41]. Когда ему стукнуло десять, мать повезла его в дом бабушки, своей матери, где он познакомился со своей двоюродной сестрой — дочкой дяди, девочкой с крохотными спеленатыми ножками. Встреча с родственницей и ее бинтованные ножки так глубоко поразили его, что он посмел тут же объявить себя открытым противником бинтования ног. Охваченный благородным порывом, он со слезами на глазах заявил, что этот обычай дикий и глупый. Этими словами он кровно обидел своего дядю и крайне испугал мать, которая увидела в его поступке проявление злой силы. Ей тут же вспомнились жуткие крики, которые она постоянно слышала по ночам в старом доме в Мэнгуаньтуне… Какой же грех совершила семья Ни в прошлом? Какие грехи совершили ее собственные предки, если ей выпало стать одним из членов несчастливого рода?

С этого времени мать Ни Учэна жила во власти постоянного страха, который терзал ее душу. Преданные слуги чуть ли не каждый день приносили ей новости о поведении сына, которые рождали в ее душе новые беспокойства. Ни Учэн-де часто беседует с арендаторами, толкует, что всю землю надо разделить, так чтобы «каждому пахарю досталось свое поле», как учил «отец нации» Сунь Ятсен[42]. Он заявляет, что помещики живут за счет аренды земли, а это, мол, сущий паразитизм. Словом, наш «маленький барин» несет несусветную чушь и всякую околесицу. Эти краткие «отчетные доклады» то и дело доходили до слуха матери.

Мать скоро обнаружила, что сын часто страдает бессонницей. Годами молод, а вот на тебе — не спит по ночам, чуть не до полночи ворочается в постели. Она как-то спросила его, почему он не спит. Сын ответил, оттого, мол, что он не понимает смысла и цели человеческой жизни и не видит в ней ценности. В это время Ни Учэну исполнилось четырнадцать лет. Однажды в канун года вся семья собралась вместе, чтобы идти на молебен, отбивать поклоны предкам и ставить в их честь поминальные таблицы. С полпути мальчик вдруг куда-то исчез. Искали его долго, наконец нашли: оказывается, он побежал в грушевый сад смотреть на звезды. Мать велела ему вернуться, а он ни в какую. Молебен — это, мол, суеверия и сплошной самообман. Наступит время, когда он все эти таблицы предков расколошматит в пух и прах.

Мать чувствовала, что рано или поздно грянет большая беда, надо с кем-то посоветоваться, но с кем? Тайна о том, что бесовская сила околдовала сына, не должна выплыть наружу и достичь чужих ушей, потому что в роду Ни сразу же найдется немало прохвостов, которые после кончины Ни Вэйдэ могут позариться на богатства семьи. Но пока еще они не решаются что-либо предпринять, потому что жив законный наследник — их братец Ни Учэн. А что, если посоветоваться с кем-нибудь из своей семьи? Нет, тоже не годится. Это может вызвать напрасные толки и разные подозрения: она, мол, вместе со своей родней строит планы насчет мужнина добра, а подобные действия жен расцениваются как безнравственные, почти такие же позорные, как любовная связь с посторонним мужчиной. Но было и еще одно обстоятельство. Ни Учэн вызывал у ее родни открытую неприязнь. И дело было не только в его глупом высказывании насчет пеленания ног. Трудно сказать, почему возникла у родственников неприязнь к ее сыну, возможно оттого, что его считали человеком из другого клана, а значит, чужаком, отщепенцем. И вот еще почему не хотелось ей обращаться к родне: она рассчитывала на помощь своего брата, хотя тот слыл человеком непутевым и дурным.