Дмитрий Федосов - Рожденная в битвах. Шотландия до конца XIV века

• Название: Рожденная в битвах. Шотландия до конца XIV века
• Автор: Дмитрий Федосов
• Издательство: ЕВРАЗИЯ — ИД Клио
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-91852-081-9(ЕВРАЗИЯ), 978-5-906518-019-4 (ИД Клио)

«Рожденная в битвах» — первое и пока единственное на русском языке многогранное исследование по истории средневековой Шотландии. Автор, старший научный сотрудник Института Всеобщей Истории РАН, дает обзор составных частей Королевства Скоттов, прослеживает развитие единой монархии, феодальных отношений, клановой системы, городов и национальной церкви. Особое внимание уделено раннему становлению шотландской народности и первому, решающему этапу войн за независимость от Англии, увенчавшемуся победой шотландцев во главе с Уильямом Уоллесом и королем Робертом Брюсом. Автор стремился как можно полнее отразить самобытное наследие шотландского Средневековья, в том числе посредством богатого выбора иллюстраций. Знаменательно, что второе издание книги выходит в свет накануне исторического референдума о независимости Шотландии от Соединенного Королевства и в год 700-летия битвы при Бэннокберне.

---

Кейн и конвет (гэльск. cam — право, закон, дань; cuid oidhche — постой, гостеприимство) встречается с начала XII в. постоянно и повсюду, кроме южных и северных окраин страны. Порой он расценивался как две обособленные повинности, но эти два термина сочетаются слишком часто, чтобы оправдать подобное разделение. Очевидно, один из них дополняет и предполагает другой. Они восходят к дофеодальной эпохе и тогда означали обязанность крестьян принять на своей земле и разместить на определенное время тэна, вождя или короля. В таком смысле они близки английским понятиям cornage и wayting и валлийским commorth, treth и gwestfa.{218} С течением времени постойная обязанность превратилась в твердо установленную регулярную плату и в конце концов в феодальную земельную ренту, которая собиралась королем или другим сеньором. Кейн и конвет взимался, как правило, всевозможными продуктами. Вот из чего слагался годичный конвет с одного дэвоха[64] земли, поступавший в аббатство Скон: 1 корова, 2 свиньи, 4 мешка муки, 10 мер овса, 10 кур, 200 яиц, 20 голов сыра, 10 пачек свечей и на 4 пенса мыла.{219} В отдельных случаях конвет выплачивался звонкой монетой: двенадцать деревень в Лотиане, хотя они принадлежали приорству Колдингем, ежегодно собирали двадцать марок конвета в пользу короны при Уильяме I Льве.{220}

В XII–XIV вв. в Шотландии существовали все три формы феодальной ренты — отработочная, натуральная и денежная, что видно из приведенных примеров по экстенту монастыря Келсо. По всей стране заметно преобладала вторая форма, первая имела меньшее значение, а будущее было за третьей. Хотя коммутация ренты завершилась только к XVIII в., в XIII в. она уже не была редкостью, причем коммутировались и собственно рента, и повинности. Аббат Келсо Ричард, смещенный англичанами в 1299 г. за соучастие в шотландском восстании, заменил крестьянам Реддена все повинности (см. выше) денежной рентой в 18 шиллингов, а вместо хериота, который обычно представлял собой лучшую голову скота (бык), начал взимать два шиллинга.{221} То же самое наблюдалось в соседнем приорстве Колдингем и других местах. Раньше всего эти изменения проявились на юго-востоке.

В течение XIII–XIV вв. в аграрном и социальном развитии Шотландии все яснее проступают три взаимосвязанные тенденции, сходные с теми, что имели место в Англии: коммутация земельной ренты и повинностей, сокращение домена и ослабление серважа до полного исчезновения несвободных крестьян. Слабеющая связь держателей с землей вела от наследственного землепользования к срочному. Лорды все более охотно применяли в своих поместьях наемный труд или сдавали их в аренду по частям. Арендный договор обычно заключался на срок от одного до пяти лет с правом возобновления, реже — на более длительный период или пожизненно. Держатель выплачивал лорду годовую фиксированную ренту (лат. firma, шотл. ferm, откуда название арендатора — firmarius, fermour).

Старейшая из сохранившихся переписей светских бароний (и единственная до XV в.) — экстент лордства Мортон, составленный в 1376–1378 гг. для его владельцев Дугласов, содержит данные о многих разрозненных районах южной Шотландии. На землях Мортона еще попадались коттеры, которые несли отработочную повинность, но подавляющее большинство держателей арендовали участки на один год, и лишь некоторые дольше, но не более, чем на пять лет.{222} Средняя годовая рента равнялась примерно одному фунту, но иногда по-прежнему дополнялась продуктами. С манора Эбердур (Файф) лорд Мортон получал 4 челдера овса, 16 боллов (1 челдер) ячменя, 4 овцы, две дюжины кур и 15 фунтов 15 шиллингов серебром.{223},[65]

Коммутация и другие внутренние и внешние факторы способствовали быстрому обретению зависимыми крестьянами личной свободы и их частичному переходу в разряд фригольдеров уже к концу XIII в. Хотя в более поздних хартиях изредка и говорится о «bondis, bondagiis, nativis et eorum sequelis»,{224} это вызвано скорее консерватизмом королевской канцелярии, чем реальным положением дел. Как выразился один шотландский историк, «сервильность тихо скончалась в XIV в.».{225} Последние удары ей нанесли Черная Смерть, хотя эпидемия чумы в Шотландии не причинила таких ужасных бедствий,{226} как в других краях, и особенно — нескончаемая война с Англией. Сохранилась вольная грамота короля Роберта Брюса, выданная одному из крестьян. Она гласит, что Эдам, сын Эдама, «не является нашим подневольным человеком или нифом» (поп est homo noster Hgius seu nativus); он и четыре его сына вольны переселяться куда угодно со своим имуществом (libere valeat transferre ubicunque voluerit) и навеки освобождаются «от всякого ига и бремени неволи» (ab omni jugo et onere servitutis).{227},[66] Последний раз сервы упоминаются в Шотландии в 1364 г.{228}

Конечно, тот же процесс личного освобождения крестьян проходил и в Англии. Однако необходимо еще раз подчеркнуть, что Шотландия была страной с сильными кельтскими традициями и преобладанием скотоводческого хозяйства. Несвободные крестьяне были сравнительно малочисленны и во всяком случае никогда не составляли столь высокую долю населения, как в Англии. Точные подсчеты невозможны, но достаточно сказать, что примерно на половине территории Шотландии, включая Нагорье, острова, Гэллоуэй и другие области, серваж был совершенно неизвестен. К сожалению, именно эти районы хуже всего представлены в документах. С другой стороны, нет оснований считать, что несвободное крестьянство численно превосходило фригольдеров даже в земледельческих районах, поскольку знакомые по Англии понятия servi и villani в шотландских источниках редки, а в отношении таких категорий, как husbandi и cottarii, не установлено, в какой мере они были прикреплены к земле и были ли вообще. Личная зависимость в Шотландии имела весьма ограниченное распространение во времени и пространстве: ее еще не было до XII в. и уже не было после середины XIV. Быть может, именно малочисленность класса несвободных крестьян объясняет его быстрое исчезновение.

Кроме описанных категорий крестьян, чей статус не всегда можно определить, существовали и другие, которые, несомненно, означали свободных держателей, например «гресмены» (gresmanni). Они получали в надел участок не пашни, а пастбища, за который платили оброк, иногда, видимо, сеном, так как в документах из графства Энгус есть упоминание о «луговом кейне».{229} Пастбище оценивалось не по размеру, а по численности стада, которое на нем кормилось. В XIII в. два крестьянина, охранявших лес аббатства Линдорс и заготовлявших топливо, имели участки, где один мог пасти двух коров и десять овец, а другой — двух коров, двадцать овец и коня.{230} К фригольдерам относились также «сержанты», известные с начала XIII в. на королевском домене,{231} да и сам термин liberetenentes обычен в XIII–XIV вв. В Шотландии никогда не было пропасти между простым происхождением и благородством, и слой свободных держателей объединял верхушку крестьянства и мелких лэрдов.

Нельзя не остановиться еще на одной важной повинности крестьянина — военной, которая вновь обнаруживает несходство шотландского обычая с английским. Для англосаксонского ополчения битва при Хэйстингсе стала роковой, и оно больше не созывалось. В XII—XIII вв. английским вилланам (кстати, этот термин не свойствен Шотландии) запрещалось носить оружие,{232} и главную мощь армии составляла рыцарская конница. В войнах XIV в. ее затмили знаменитые лучники, которые вербовались особыми строевыми комиссиями из свободных йоменов. Шотландское войско и в XI, и в XIV в. неизменно представляло собой пешее народное ополчение с очень небольшим отрядом рыцарей. Оно набиралось из всех мужчин в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет, способных носить оружие, кроме, естественно, знати и духовенства, но не исключая лично зависимых крестьян. В отличие от рыцарской службы (servitium debitum), чрезвычайная военная повинность называлась «шотландской» или «общей службой» (servitium Scoticanum или forinsecum), и ею облагались все фьефы и держания в стране, в том числе церковные.{233}

Парламентские статуты 1318 г. предписывали каждому шотландцу, чье имущество стоило не менее десяти фунтов, иметь кольчугу, шлем, перчатки, копье и меч; тот, кто был победнее и имел хотя бы одну корову, должен был обзавестись копьем или луком с двумя дюжинами стрел.{234} В боеспособности «всеобщей шотландской рати» (communis или Scoticanus exercitus) англичане нередко убеждались.

Несколько слов надо сказать о сельской общине, о которой очень мало ранних известий. Косвенные данные показывают, что она повсеместно была устойчивой. В Линдорском картулярии и других источниках отмечаются общинные пастбища (communes pasturae), которые находились в совместном пользовании одной или нескольких деревень и лежали на разном удалении от них.{235},[67] Обработка земли тоже велась сообща. По экстенту лордства Мортон более чем на половине держаний сидело не по одному, а по нескольку арендаторов (от четырех до десяти).{236} О том же свидетельствуют старинные земельные меры: 13 акров составляли одну бовату (лат. bovata, шотл. oxgang — «ход быка»), а 8 боват, или 104 акра, — 1 карукату (лат. car(r)ucata, шотл. ploughgate — «путь плуга»). Для тяжелого колесного плуга использовалась упряжка из восьми волов, а крестьянин среднего достатка владел лишь двумя волами; неслучайно надел в две боваты назывался «крестьянской землей» (husbandland).{237}