Монах Афонский - Птицы небесные. 1-2 части

• Название: Птицы небесные. 1-2 части
• Автор: Монах Афонский
• Издательство: Святая Гора Афон
• Жанр: Религия
• Год: 2015
• ISBN: 978- 5-7877-0091-6

Братство «Новая Фиваида» на Святой Горе Афон издает рукописи иеромонаха Симона Безкровного (монаха Симеона Афонского) под названием «Птицы Небесные или странствия души в объятиях Бога», являющиеся дневниковыми записями прошлых лет. В первой части книги повествуется об удивительной истории жизни самого автора, о трудных путях поиска Бога в различные периоды жизни нашей страны и о становлении в монашеской жизни под руководством выдающегося старца и духовника архимандрита Кирилла (Павлова). Это повествование служит духовным стержнем нелегкого процесса преображения души — начала молитвенной жизни и обретения благодати. Во второй части книги реально показано формирование души в Православии и стяжание непрестанной молитвы, а также, с искренним доверием к читателю, рассказывается о встрече с новой благодатной жизнью во Христе, с ее трудностями, ошибками, неудачами и обретениями. Рукописи во всей возможной полноте раскрывают нам сокровенное общение со старцем и с большой теплотой являют нам его мудрый и святой облик. Кроме этого, вместе с автором мы встречаемся с другими духовными отцами и подвижниками, чьи советы и поддержка помогли ему в трудные моменты его нелегкой жизни.

---

Господи, Ты дал духу моему облик и вид для жизни в созданном из ничего Твоем мире, чтобы я, смотрясь в него, видел свою греховность. Но вместо своих грехов я прежде всего увидел греховные действия и поступки ближних и, по неразумию своему, осудил их. Хотя, вот, предо мною плоть моя, которая есть образ грехов моих и плод дурных помышлений, тем не менее, я снова забываю об этом, мой Боже. Я покоряю землю и небо в грехах моих, ибо сам земля и в землю отыду, а помышления мои развеются, словно ветер, в пустом пространстве. И все же сердце мое, Господи, как Ты дал мне это постигнуть, шире просторов земных и небесных, ибо только оно может вместить безпредельные небеса благости Твоей, когда отречется от своих грехов.

ПРОЗРЕНИЕ

Когда прозревает душа моя и соприкасается с неизмеримым и непостижимым Духом Твоим, Боже, восхищается сердце мое, словно певчая птица, в небосвод Божественной любви Твоей, Сладчайший Господи! Лишь рожденное от Духа, видит и постигает Дух в безмерной славе Его! Потому вопиет душа моя Духу Твоему преблагому: «Увеличь, прибавь, расширь Себя в душе моей, ибо вот — вся она во власти Твоей блаженнейшей любви, восхищающей меня вместе с трепещущим сердцем моим в неизследимые пространства светоносной истины Твоей, Боже!»

Откуда-то, словно исподволь, я начал чувствовать, что отныне я уже не один, и Бог незримо сопутствует каждому моему шагу. День за днем вера в Христа и Иисусова молитва напоминали о себе в моей душе и не оставляли ее, даже когда я находился на лекциях в университете или был занят работой на телевидении. Как-то весной, повторяя молитву, я спешил ранним утром по привокзальным городским улицам к телевышке, возвышающейся над городом. Маленькие желтые домики, словно цыплята, выглядывали из-под начавших покрываться нежной зеленью пышных куп тополей и кленов, освещенных чистым золотистым светом утреннего солнца. В это время необычное сияние наполнило весь воздух и затопило все пространство передо мной. Необыкновенная тишина разлилась вокруг. Стало непривычно тихо и все звуки нарождающегося утра словно исчезли и растворились в этом трепетном безмолвии. Это живое молчаливое сияние было повсюду — на домах и деревьях, на городских холмах, с рассыпанными по ним многоэтажными зданиями, во всем необъятном небе и на тонких розоватых облачках, неторопливо плывущих над телевышкой. Оно струилось внутри меня и очень тонко и необычайно нежно как будто говорило мне беззвучно своим невыразимым смыслом, напрямую общаясь с моим сердцем: «Я — вера твоя, береги меня…» Молитва словно ожила в нем с удивительной силой, хотелось жить и дышать всей полнотой души со Христом и во Христе. Пока я шел на работу, это состояние продолжало пульсировать во мне, хотя все окружающее постепенно вновь приняло свой обычный вид: по улицам спешили люди, над крышами домов кружились голуби, в ветвях деревьев шумели воробьи, трезвонили и громыхали проходящие мимо трамваи. Это удивительное ощущение, незаметно слабея, продолжалось до позднего вечера и, даже засыпая, я еще чувствовал в себе затихающие волны этого ни с чем несравнимого мира и покоя. Но мне было отчетливо ясно и понятно, что все в моей жизни изменилось и возврата к прошлому не будет никогда.

«Нет, все же Бог — это самое лучшее, что есть на свете! — радовалась моя душа, реально ощущая удивительное соприкосновение с чудом иной, чистой и одухотворенной жизни. — Наверное, это и есть истинное счастье — быть с Богом, которое невозможно ни сравнить, ни сопоставить ни с чем другим, что может найти человек…» И теперь эта жизнь, не имеющая в себе совершенно никакой нечистоты, пульсировала и текла в своих непонятных границах совсем рядом, но все же еще как будто отделялась от меня тонкой невидимой пеленой личного существования, которое не хотело уступать место тихому и спокойному счастью — невероятному и в то же время самому естественному счастью жить и дышать Богом.

Когда вера мягким ровным светом затеплится в сердце, нашедшем опору в Евангелии и молитве, оно встречается с ловцами душ, горделиво толкующими вкривь и вкось евангельские истины и переворачивающими с ног на голову апостольские изречения. Эти толкователи, пространно рассуждающие о вере и истине, не умеющие на деле применять их для своего же спасения, подобны ржавым разбитым кораблям, которые никуда не приплыли. С одним из таких толкователей, который подторговывал на «черном рынке» редкими книгами и сам был большой книгочей, всеядный, без разбора приобретающий любые книги с мистической окраской, мне, к несчастью, довелось встретиться, и он сильно поколебал чистоту моей нарождающейся веры. Книгочей тут же предложил мне различные книги, больше оккультного характера, где переплелись ложь и выдумки восточных культов.

Меня больше заинтересовали альбомы с картинами Рериха, особенно его умение передать дух горных пейзажей, чем многочисленные книги, вышедшие из-под его руки, а также его последователей. Книголюб усиленно рекомендовал мне Ромена Роллана с серией его биографий, а еще больше Льва Толстого. Однако из всего творчества этого автора, не ставшего близким моей душе, только последние его повести и рассказы поразили меня своей жизненностью и силой, доведя даже до слез. Но его философские измышления и своеобразное понимание Евангелия оставили равнодушным мое сердце. И все же торговец книгами сбил меня фантастикой, в которую я впился и глазами, и разгоряченным сердцем. Искусительные вымыслы фантастов словно живые предстали предо мной в книгах Брэдбери, Кларка и Лема. Остальных авторов я прочитал залпом и забыл, но книги этих писателей я купил и оставил себе. Библию мне тогда, к сожалению, не удалось приобрести. Ее не было даже на книжном подпольном рынке, поэтому оставалось только ждать и надеяться на удачу. Так я тогда понимал Божественную помощь.

Из серьезных книг, взятых в университетской библиотеке, остался в памяти Кант, который заинтересовал меня анализом и критикой чистого разума. Удивительно, но когда тома Канта увидела моя мама, а она читала все книги, принесенные мною из библиотеки, именно Кант ей понравился больше всего. Она часто цитировала в беседах со мной запомнившиеся ей высказывания этого немецкого философа. Каюсь перед мамой, что ни одну из любимых ее книг — «Грозовой перевал» и «Джейн Эйр» я не осилил до конца и они так и остались недочитанными. У Куприна маме нравилась особенно повесть «Гранатовый браслет» и даже впоследствии в своих письмах ко мне она заканчивала свои послания строкой: «Да святится имя Твое…»

Помню еще книги немецких мистиков, которые запутали меня своими «откровениями». Несколько сбитый с толку обилием прочитанной информации из различных книг, я отложил в сторону решение своих проблем, надеясь, что когда-нибудь найду время поразмыслить и разобраться со всеми противоречивыми сведениями, почерпнутыми из псевдорелигиозной литературы. И все же сердце более всего верило Евангелию, чутьем угадывая в нем непреложность Божественной истины. Кроме того, Христос не мог не породить в сердце глубокой и преданной любви к Нему, как к удивительному Богу и как к необыкновенному Человеку. Пустые измышления плодовитых авторов, никого не насыщающие, но питающие лишь тщеславие, становятся миражами на пути спасения, увлекая искренних и зачастую наивных искателей истины в дебри псевдоучености, где обитают неискорененные страсти.

Неопытный ум, впервые столкнувшийся с мистической разноголосицей, начинает думать, что любые теоретические выдумки, где встречается слово «Бог», несут в себе истины о Боге, но все они подобны пище, которую человек ест во сне. На этом этапе, когда душа обращается к евангельским заповедям, ее подстерегает коварная ловушка — увлечение философией и ее напыщенным теоретизированием. В эту опасную ловушку угодил и я. Жизнь по философским принципам на опыте показала, что все философские увлечения, которые уводят от Христа, есть ров смертный, наполненный доверху трупами их создателей и последователей. Толкования Священного Писания теоретиками мира сего, несмотря на обилие цитат, без Духа Святого, становятся еще одной скрытой формой заблуждения и являются рупором диавола, ибо передают не Дух Боговдохновенного текста, а дух самого толкователя.

Тому, кто начал проникать душой в сокровенное чудо евангельских заповедей, встречается другая опасность — презреть мудрую простоту изложения глубочайших духовных понятий, содержащихся в притчах и изречениях. Ум, испорченный ложным блеском философского остроумия, слепнет от простоты и ясности Христовых слов, как человек, привыкший к игре теней, не может видеть яркого солнца. Философия не требует роста души, ей достаточно развратить душу. Только Евангелие зовет к возрастанию души в Божественной благодати и к совершенной зрелости ее видения и постижения.