Монах Афонский - Птицы небесные. 1-2 части

• Название: Птицы небесные. 1-2 части
• Автор: Монах Афонский
• Издательство: Святая Гора Афон
• Жанр: Религия
• Год: 2015
• ISBN: 978- 5-7877-0091-6

Братство «Новая Фиваида» на Святой Горе Афон издает рукописи иеромонаха Симона Безкровного (монаха Симеона Афонского) под названием «Птицы Небесные или странствия души в объятиях Бога», являющиеся дневниковыми записями прошлых лет. В первой части книги повествуется об удивительной истории жизни самого автора, о трудных путях поиска Бога в различные периоды жизни нашей страны и о становлении в монашеской жизни под руководством выдающегося старца и духовника архимандрита Кирилла (Павлова). Это повествование служит духовным стержнем нелегкого процесса преображения души — начала молитвенной жизни и обретения благодати. Во второй части книги реально показано формирование души в Православии и стяжание непрестанной молитвы, а также, с искренним доверием к читателю, рассказывается о встрече с новой благодатной жизнью во Христе, с ее трудностями, ошибками, неудачами и обретениями. Рукописи во всей возможной полноте раскрывают нам сокровенное общение со старцем и с большой теплотой являют нам его мудрый и святой облик. Кроме этого, вместе с автором мы встречаемся с другими духовными отцами и подвижниками, чьи советы и поддержка помогли ему в трудные моменты его нелегкой жизни.

---

После службы все сообща накрыли длинный стол, а так как, по нашему уговору, спиртных напитков не ставили, то пасхальное угощение состояло из куличей, крашеных яиц, местного сыра сулугуни, творога, домашних салатов, приправ, чая и сладких пирожков. Женщины хлопотали над угощением всю субботу.

— Батюшка, можно мы псалмы споем? — обратились ко мне сидящие за столом.

— А что это такое? — не понял я.

— Ну, это вроде как духовные песни…

— Давайте, давайте, с Богом!

Впервые мне довелось услышать трогательное пение духовных стихов «Помоги мне, Боже, крест свой донести», «Был у Христа Младенца сад», «Гора Афон, Гора Святая», «Прости меня, святая келья». Когда мои новые друзья запели «Странника», где говорилось о человеке, ищущем Бога и отважно идущем навстречу жизненным испытаниям, из моих глаз хлынули слезы, которые я не смог удержать.

* * *

Ты куда идешь, скажи мне,
Странник, с посохом в руке?
Дивной милостью Господней
К лучшей я иду стране.

Через горы и долины,
Через степи и поля,
Через лес, через равнины,
Я иду домой, друзья.

— Батюшка, что ты плачешь? Ты и так уже монах и в уединении живешь! А мы люди грешные, это нам надо плакать! — стала утешать меня пожилая женщина, чадо владыки Зиновия.

Присутствовавшие наперебой принялись утешать меня. Эти песни почему-то взволновали меня до слез и коснулись в душе чего-то очень сокровенного и важного, что пока еще скрытно хранилось в ней недосягаемо для моего душевного взора и понимания.

Утром меня повели причащать парализованную женщину, а семидесятилетние странницы, взвалив на свои худенькие плечи двадцатилитровую канистру с керосином и такой же по весу мешок продуктов, быстрым шагом удалились в лес, напомнив мне, что я непременно должен побывать у них в гостях. Заметив мой удивленный взгляд, Василий Николаевич с гордостью сказал:

— Это наши подвижницы!

Немного отдохнув, в полдень я отправился к трем отшельникам. Тропинка пять километров тянулась вдоль небольшого ручья, приветливо журчащего в камнях, а затем взяла круто вверх. Остановившись отдышаться, я еще раз подивился тому, как здесь смогли пройти две пожилые женщины с таким тяжелым грузом. Путаясь в зарослях папоротника, я выбрался наверх, перейдя по камням звонкоголосый ручей.

Передо мной лежала широкая ровная поляна с растущими на ней старыми ореховыми деревьями. В просвете леса возвышалась исчерченная снежными полосами величественная вершина — Шапка Мономаха. Маленький домик стоял под горой, густо заросшей пихтовым лесом, уходящим в высокие голубые дали. Вид был изумительный. На мою молитву из дверей вышли две старушки-сестры и, взяв благословение, проводили меня внутрь.

— Христос воскресе! — приветствовал меня радостными возгласом с топчана грузный старик в старинной рубахе и с четками в руках, по которым он не переставая молился.

— Это наш молитвенник Виктор! — объяснили мне сестры. — Он ходить не может, извините его, батюшка!

Из рассказа их брата выяснилось, что этот глубоко верующий человек — ветеран Отечественной войны, воевал в разведке, на войне он и уверовал.

— Когда я поверил во Христа, мне уже ничего не было страшно! — улыбаясь говорил он. — Видя, как меня хранит Бог, начальство относилось ко мне с уважением, так как каждый раз из разведки я притаскивал «языка». Но, правду сказать, война есть война и приказ у нас был один — не панькаться! Пришлось всякое повидать, прости меня, Господи! А когда демобилизовался, то обнаружил, что ни дома, ни родителей нет, все погибли… Остались только сестры, так и начали вместе странствовать… — Виктор поглядел на меня теплым взглядом и как-то по-особенному, с любовью в голосе, сказал: «Очень любили мы Глинскую пустынь… От отца Серафима (Романцова) молитву получили и благословение жить на Псху в уединении. После узнали и отца Кирилла, когда побывали у матушки Ольги в Сухуми».

Во время нашей беседы сестры наперебой угощали меня кислым молоком и свежим сыром:

— Кушайте, батюшка, кушайте! Виктор долго может рассказывать… Вы у нас сегодня переночуйте, чтобы нашего старца утром причастить! У него ножки больные, и он на Псху уже не может ходить, за ним сестра смотрит… Одна я в суете жизнь провожу, грешная! — поведала мне старушка, притащившая на себе только что двадцать литров керосина.

— Как же вы не надорвались, Настя?

— Ничего, мы люди привычные! — засмеялась она, прикрывая рот рукой.

Другая сестра, Мария, была молчаливее и шепотом творила Иисусову молитву. До вечера мы читали монашеское правило и каноны ко Причастию, Евангелие и Псалтирь. К ночи я почувствовал, как у меня слипаются глаза.

— Ложитесь, батюшка, вот сюда! — указала мне молчаливая сестра лежанку на русской печи.

— Зачем же на печь? Я и на полу могу переночевать!

— Нет, нет, родимый, на печи у нас почетное место! Правда, старец? — обратилась она к Виктору.

Тот молча кивнул головой, давая понять, что вопрос исчерпан. Я заснул на печи, слыша, как еще долго молятся шепотом мои пустынножители. Утром бывший разведчик и странник с большим благоговением причастился и со слезами на глазах обнял меня:

— Слава Тебе, Боже, за все! Наконец мое желание исполнилось, чтобы на Псху был священник…

Сестры согласно закивали головами:

— Да, батюшка, как он молился об этом, если бы видели! И днями и ночами только об этом у него молитва была! И вот Господь прислал вас на Псху для нас, грешных…

Мы долго прощались, все трое перекрестили меня на дорогу, насовав в рюкзак домашних угощений. Вдогонку женщины прокричали:

— Батюшка, там одна тропка вбок уходит, по ней не идите, а то к «имябожникам» попадете, пожалеете!

— Почему пожалею?

— Да уж они отчего-то монахов больно не любят…

Идя вниз по тропе я всем сердцем был погружен в тот благодатный молитвенный дух, который пребывал в их доме и, казалось, во всей окрестности. Опасная тропинка, которую я благополучно миновал, ушла влево и затерялась в густом лесу.

На Псху в доме пчеловода я обнаружил большое собрание верующих, ожидающих моего возвращения.

— Батюшка, а мы ждем вечернюю службу, чтобы с вами помолиться!

Лампады в углу пред образами сияли тихим светом, самодельные благоухающие медом свечи горели на аналое, книги были раскрыты. Осталось только присоединиться к просьбе собравшихся. После вечерни все пришедшие на службу еще немного попели духовные «псалмы». В ушах, в сердце и в душе все смешалось в одно непрестанное пасхальное песнопение. Умилило благоговейное отношение одной пожилой женщины: она пела на клиросе с большим молитвенным чувством и никогда не поворачивалась спиной ни ко мне, ни к церковным книгам, от которых с большим благоговением всегда отходила пятясь и шаркая ногами в стареньких туфлях. Пели в основном женщины. Мужчины большей частью стояли позади и в дверях. Заглянул на вечернюю службу и Валерий, поселковый милиционер. Постоял, послушал и молча вышел. Жена его пришла со своей маленькой дочкой и быстро присоединилась к верующим женщинам. Удивительно, что муж этой женщины впоследствии стал моим самым лучшим другом. Но до этого времени нужно было случиться еще очень многому.

Следующий день прошел в хождении по гостям и в праздничных поздравлениях. Долго засиделись за чаем у Шишина, старшего лесничего, где пришлось познакомиться с его сыновьями, а также родственником с хутора Санчар, парнем богатырского сложения, настороженно разглядывавшим меня. Он завел дискуссию о том, что Зарубежная Церковь лучше и правильней Московской Патриархии. Я отвечал как умел. Выяснилось, что на Псху, на удаленном хуторе, существует целая группа верующих, придерживающихся Зарубежной Церкви. Лесничий посматривал на нас, прищурив левый глаз. В конце беседы, прошедшей, впрочем, довольно мирно, зарубежник сбавил тон и добродушно подвел итог:

— Как бы там ни было, думаю, мы подружимся!

Позвал меня в гости и инженер, следящий за работой сельской электростанции, седой медлительный мужчина, пенсионер, чадо отца Саввы. Очень набожный и благоговейный, он долго расспрашивал меня об Иисусовой молитве и с увлечением рассказывал о встречах со своим духовником, немного утомив подробностями их бесед. Заодно пришлось побывать в семье печника — веселого балагура и шутника. Его жена пела на клиросе и работала секретарем в сельсовете. Нагруженный подаренными сырами и банкой кислого молока, на обратном пути я зашел в гости к пожилой женщине молитвенного вида, одетой во все черное, чаду владыки Зиновия, где с радостью оставил ей часть продуктов. Переполненный впечатлениями и сильно уставший, я вернулся под вечер в дом Василия Николаевича под мычание пришедших с пастбища коров.